На двух стульях

Мое «понижение», то есть дальнейший переход от Чаплыгина под начало советников рангом пониже, было обусловлено хитрым решением руководства нашего Министерства обороны. Прилетевший из Москвы коллега, который заменил меня в работе с главным, знал еще и амхарский. Эфиопской стороне об этом до поры до времени ничего сказано не было, и переговоры по-прежнему шли на английском. А после составлялся полный отчет о том, что по ходу дела наши африканские друзья говорили друг другу.

Кстати, прислушаться к их разговорам между собой был смысл, причем, скорее всего, даже не на переговорах. Все же на этих официальных заседаниях если критика русских партнеров-союзников и появлялась, то касалась она лишь вопросов стратегии и тактики ведения боевых действий. Тем более что первые три месяца войны мы удивительным образом сидели на двух стульях. Ведь советские военные и вооружение одновременно были и на стороне противника, у сомалийцев. И пока Брежнев решал, какое из двух «строящих социализм» государств перспективнее для Советского Союза, столь странное положение сохранялось. Стоит ли говорить, что, когда предпочтение отдали Эфиопии, наши пушки и танки, в отличие от людей, даже не пришлось забирать обратно: достаточно было прекратить поставку запасных частей.

А «тайное» знание местного языка позволяло понять настроение эфиопов и на дружеских встречах, тем более после нескольких стаканов на вкус легкой, но сбивающей с ног медовухи…

Я с самого начала своего пребывания не верил в то, что офицеры, раньше верой и правдой служившие незаконно свергнутому императору, проходившие обучение в американских и английских военных академиях, могли в одночасье принять веру в социализм. И намеки на инакомыслие за время моей более чем двухлетней службы постоянно возникали то там, то тут.

Помню даже одну неожиданную встречу с местным поэтом-диссидентом. Вы прекрасно понимаете, какие ассоциации, какие параллели это вызвало у меня, прилетевшего из Советского Союза, тогда, в конце 70-х. Сидели у него дома. Он говорил полушепотом, был предельно откровенен, доверчив и смел. Стоит ли добавлять, что полагавшийся рапорт о той встрече мной написан не был.

Десять лет спустя после демобилизации я, уже сотрудник ТАСС, совершенно опустошенный стоял у телетайпа агентства Ассошиэйтед Пресс или Рейтер, принесшего ужасную для меня новость. Группа эфиопских военных воспользовалась тем, что Менгисту был с государственным визитом в ГДР, и подняла мятеж.

Они совсем немного не рассчитали по времени. Председатель вернулся и под флагом «красного террора» покарал восставших.

Через два года один из жесточайших правителей ХХ века, свергнутый со своего поста, бежит в Зимбабве, где его примет другой тиран — тамошний президент Роберт Мугабе. На время написания этой книжки 76-ти или 80-летний Менгисту (дата его рождения в различных документах указана по-разному) живет там в статусе политического беженца. Приговоренный на родине за убийства, пытки и голодную смерть сотен тысяч людей сначала к пожизненному заключению, а потом и к смертной казни. До сих пор Менгисту винит в своем свержении Михаила Горбачева, в 1990 году прекратившего оказывать военную помощь Эфиопии. Бывший тиран с семьей занимает правительственную виллу и перенес всего одно неудавшееся покушение.

А тогда телетайп безучастно печатал расстрельный список. Двенадцать участников заговора. В алфавитном порядке. И первый из них, о боже мой: Алемайеху Деста!

На свадьбе дочери этого интеллигентного, остроумного, хорошо одевавшегося полковника, выпускника военной академии США я пел русские песни и отплясывал эфиопские танцы. А после отпуска привез ему, сибариту и жизнелюбу, в подарок табак из дьюти-фри и наши дефицитные в Эфиопии рыбные консервы: сайру, шпроты, печень трески…