«Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты…»

А. Назаренко и экипажу

теплохода «Шота Руставели»

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты,

И хрипят табуны, стервенея, внизу.

На глазах от натуги худеют канаты,

Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые

Быстрый ветер уносит во тьму:

«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»

И «Буксир, подработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь,—

Все, мол, верно, молодцы,—

От земли освобождаясь,

Приказал рубить концы.

Только снова назад обращаются взоры,

Цепко держит земля, все и так, и не так.

Почему слишком долго не сходятся створы,

Почему слишком часто моргает маяк?

Всё в порядке, конец всем вопросам.

Кроме вахтенных, всем — отдыхать.

Но пустуют каюты — матросам

К той свободе еще привыкать.

Капитан, чуть улыбаясь,

Молвил только: «Молодцы!»

От земли освобождаясь,

Нелегко рубить концы.

Переход — двадцать дней.

Рассыхаются шлюпки,

Нынче утром последний отстал альбатрос…

Хоть бы шторм! Или лучше, чтоб в радиорубке

Обалдевший радист принял чей-нибудь «SOS».

Так и есть: трое — месяц в корыте,

Яхту вдребезги кит разобрал…

Да за что вы нас благодарите?!

Вам спасибо за этот аврал!

Капитан, чуть улыбаясь,

Бросил только: «Молодцы!» —

Тем, кто, с жизнью расставаясь,

Не хотел рубить концы.

И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,

И еще чёрта в ступе, и бог знает что,

И красивейший в мире фиорд Милфорд-Саунд —

Все, куда я ногой не ступал, но зато —

Пришвартуетесь вы на Таити

И прокрутите запись мою —

Через самый большой усилитель

Я про вас на Таити спою.

Скажет мастер, улыбаясь,

Мне и песне: «Молодцы!»

Так, на суше оставаясь,

Я везде креплю концы.

И опять продвигается, словно на ринге,

По воде осторожная тень корабля.

В напряженье матросы, ослаблены шпринги.

«Руль полборта налево!» — ив прошлом земля.