В Закавказье

Из Петровска-Кавказского наш отряд перелетел на аэродромы Арменикенд и Кишлы, но базировался там недолго. Войска 11-й армии, продолжая боевые действия, громили контрреволюционные банды мусаватистов и дашнаков, остатки белогвардейцев в горных районах Нуха, Шуша и Ганджа. Армию должен был поддерживать 18-й авиаотряд, но там свирепствовала малярия, и летчики не могли вести боевую работу с полной отдачей. Поэтому было принято решение перебазировать 33-й авиаотряд на аэродром Евлах.

Эпидемия не обошла и нас. Вскоре малярией заболели многие летчики и мотористы. Люди, кажется, испробовали все средства: глотали хину, пили спирт и все напрасно, болезнь никого не щадила…

Когда боевые действия закончились, правительство Азербайджана приступило к организации национальных вооруженных сил. 33-й авиационный отряд расформировался, его командира Я. И. Луканидина отозвали в Москву. В те дни и было положено начало созданию 1-го Азербайджанского авиационного отряда и военно-морской школы летчиков. Для укомплектования новой части из 33-го авиаотряда на должность командира назначили Граудин-Граудса, а коммуниста шведа Гарри Флекмооре — военным комиссаром. Заместителем военкома утвердили меня.

Флекмооре, работавший до революции артистом цирка, не долго задержался в 1-м Азербайджанском авиаотряде: его вновь потянуло к любимому искусству. Весной 1920 года он стал директором Бакинского цирка. Вместо него был назначен я. Вскоре Граудин-Граудса сменил Борис Людвигович Младковский. Новый командир отряда имел высшее образование. Он обладал разносторонними знаниями, был вежлив, тактичен.

Десятки больших и малых забот легли на наши плечи. Из Москвы прибыли машины отечественного производства- “Лебедь-12” и “Ньюпор-17”. Кадры для отряда приходилось брать из добровольцев — подчас непроверенных и неизвестных людей. Помню, к нам прибыл летчик Овшар — уроженец Ирана. Во время беседы выяснилось, что он был пилотом при мусаватистском правительстве. На мой вопрос, не противоречит ли его убеждениям служба в Красной Армии, Овшар ответил:

— Мои убеждения зависят от количества выплачиваемых денег…

Было ясно, что Овшар — человек ненадежный, и мы не взяли его на должность летчика. Он устроился в штаб воздушного флота Азербайджана. Поработав немного, Овшар вместе с женой-врачом сбежал в Иран.

К нам прибывали и летчики, только что вернувшиеся из эмиграции. Многие из них впоследствии честно служили в советской авиации. Вот один из примеров. В отряд был принят поручик С. Ф. Грабовский вместе со своим младшим братом-мотористом. Оба они были в Турции. Братья произвели хорошее впечатление. Они ничего не скрывали от командования. Грабовский-старший откровенно рассказал, как он воевал против нас, летал с аэродрома Петровск-Кавказский в район Царицын, Черный Яр. Он возмущался грубым обращением английских и французских военных с русскими офицерами в Турции. Там Грабовские увидели подлинное лицо “защитников” России, торговавших родиной налево и направо. Их убедительные рассказы, разоблачавшие контрреволюционеров всех мастей, были лучшей агитацией за Советскую власть, за социалистическую Республику. Вскоре мы вручили Грабовским новый “Ньюпор-17”.

Среди приехавших из-за кордона были и авантюристы. Вместе с Грабовскими в отряд попал некто Буяновский. Бывший поручик, он выдавал себя за летчика. По его рассказу выходило, что он жил в Ялте, но кто его родители, чем они занимаются — вразумительно ответить не смог. Вызывала недоумение и его внешность. Он был одет в английский военный костюм, украшенный всевозможными лентами и знаками. Это не вязалось с летной этикой. Настоящие летчики в то время одевались весьма скромно. В графе анкеты против вопроса “Ваши убеждения” Буяновский написал: “Монархист”.

Я спросил его:

— Зачем же вы приехали? Вы отлично знали, что монарха давно нет…

— Россия — моя родина. Где же мне жить, как не здесь?

— А как вы относитесь к большевикам?

— Большевиков я не знаю, но что касается Керенского, то царь, по-моему, лучше… Посмотрим, как поведут дело большевики. Сумеют наладить жизнь и навести порядок в стране — тогда напишу: “За большевиков”.

Как поступить с Буяновским? Чтобы не ошибиться, я обратился в Азербайджанскую ЧК. Председатель Чрезвычайной комиссии Г. А. Атарбеков, пожилой человек с большой бородой и усталыми глазами, сказал:

— Сейчас он монархист, а вы сделайте его советским человеком.

В этих словах заключалась целая программа нашей работы по изучению и воспитанию людей.

Впоследствии выяснилось, что Буяновский служил офицером в автомобильных частях. Зная принципы управления автомашиной, он полагал, что этого достаточно для овладения техникой пилотирования. Однако при первой же попытке подняться в воздух он разбил самолет. На том и закончилась его летная карьера. Боясь привлечения к судебной ответственности, он бежал из госпиталя. Поиски не дали никаких результатов.

Надо сказать, что большинство летчиков добросовестно выполняли все задания командования. Среди них следует отметить А. Н. Гаевского, К. А. Павлова, И. С. Недобежкина, Москвина, летнабов Виганта, Андронникова, Гаджиева. Мы имели прекрасных мотористов и других специалистов-авиаторов — А. И. Максимова. Бандзо, Николаева, Багдасарова, Халафова, Арутюнова, Джафарова, Непрашвили. Особенно запомнился мне Мустафаев — первый летчик-азербайджанец. Он поистине был влюблен в самолет и очень гордился своей новой профессией.

Нелегко было организовать ремонт и эксплуатацию самолетов. Дело в том, что в Азербайджане не было не только авиазавода, но даже обыкновенных авиамастерских. Техническое имущество, детали, шплинты и гайки — все приходилось добывать на частном рынке. Единственное, что мы получали в централизованном порядке, так это пулеметы. Их привозили из Ганджи, со складов республики.

Азербайджанское правительство оказывало нам всяческую помощь. Председатель Совета Народных Комиссаров Нариман Наджир-оглы Нариманов, его заместитель Г. М. Мусабеков с горячей заинтересованностью вникали во все дела отряда, ничего не жалели для снабжения летчиков. Вместе с Наркомвоенмором Караевым они неоднократно заслушивали доклады начальника воздушного флота республики С. А. Монастырева. При решении вопросов строительства авиации республики приглашали командира отряда Б. Л. Младковского и меня.

В апреле 1922 года Нариман Нариманов был включен в состав советской делегации на Генуэзскую конференцию. Бойцы знали, какие цели преследовали капиталисты, предлагая созвать эту конференцию. Организаторы вооруженной интервенции против Советской республики хотели навязать такие условия мира, которые неизбежно привели бы к реставрации капитализма в нашей стране. Советским дипломатам предстояли серьезные испытания.

Перед отъездом за границу Нариманов выступил на гарнизонном собрании бойцов в Маиловском театре. После его речи на трибуну поднялся пожилой солдат в старой шинели. Обращаясь к докладчику, он сказал:

— Вы там ведите твердую советскую линию, товарищ Нариманов. Помните — за вами стоит Красная Армия.

Нариманов был растроган напутствием солдата и расцеловал его. Зал гудел от аплодисментов.

Народный комиссар продовольствия и просвещения Буняд-Заде — бывший сельский учитель — решал по тем временам труднейшую задачу. Как бы ни было голодно в Азербайджане, Буняд-Заде всегда находил продовольствие для воинских частей. Эту заботу мы чувствовали повседневно.

Большую практическую помощь оказывали при формировании Азербайджанского отряда Наркомвоенмор республики Али-Гейдар Караев, а также его заместитель Александр Иванович Тодорский, комдив Хан-Нахичеванский, начподив Шекинский.

У Наркомвоенмора Караева советником был бывший военный министр мусаватистского правительства генерал Махмендаров. Когда войска 11-й армии подошли к границе Азербайджана, в Баку было созвано экстренное совещание правительства. Генерала Махмендарова спросили, может ли армия остановить наступление противника. Он в свою очередь задал вопрос: “Какого противника вы имеете в виду? Если дашнаков или меньшевиков, то можно надеяться, но если же имеется в виду Красная Армия, то наших сил хватит только на минуту”. Министры спешно бежали в Грузию, где у власти стояло меньшевистское правительство. А генерал Махмендаров весь остаток своей жизни посвятил служению народу, строительству Красной Армии в Азербайджане.

Неоценимую поддержку мы получали от С. М. Кирова. Сергей Миронович был секретарем Центрального Комитета большевистской партии Азербайджана и постоянно заботился об авиаторах, интересовался их боевой и политической подготовкой.

Осенью 1920 года в горных районах близ Нухи и Шуши вспыхнуло восстание, поднятое мусаватистами, дашнаками и недобитыми белогвардейцами. Вместе с наземными войсками в подавлении вылазки контрреволюционеров приняли участие и летчики. Действиями авиации руководил начвоздухарм-11 Иван Кириллович Михалюк. На аэродромном узле в Евлахе он сосредоточил 1-й Азербайджанский, 2, 18-й авиаотряды и 1-й истребительный дивизион. Авиация действовала весьма активно. Уже на другой день после налета на Нуху противник поднял над крепостью белый флаг.

Не обошлось и без потерь с нашей стороны. 13 декабря на самолете “Альбатрос-Роланд”, внешне напоминавшем гигантскую щуку, вылетел на задание экипаж И. К. Михалюка. Вместе со своим старшим братом летел бомбить противника и Михаил Михалюк. На борту самолета находился также военком П. М. Михайлов. В горах, в районе Элендорфа, вследствие сильных восходящих воздушных потоков разрушились крылья самолета, и он врезался в скалу. Члены экипажа погибли и были похоронены в Баку. Иван Кириллович Михалюк пользовался большим уважением и любовью у личного состава Воздушного флота. В связи с его гибелью со всех концов страны и из-за рубежа пришли соболезнования. Среди них была и телеграмма от персидского революционного правительства: “Просим принять наши соболезнования по поводу смерти доблестных летчиков. Тов. Михалюк заслужил всеобщую любовь в Персии, и его смерть болью отзывается в наших сердцах”.

В 1960 году, в дни празднования 40-летия освобождения республики, по ходатайству общественности правительство Азербайджана увековечило память летчиков-героев. Одна из улиц Баку была названа именем И. К. Михалюка. В доме, где находился штаб, установлена мемориальная доска. В Кировабаде одной из школ присвоено имя П. М. Михайлова.

Молодая Советская страна переживала трудное время. В партии развернулась дискуссия о профсоюзах. Образовалась так называемая “рабочая оппозиция”. Она выступила за то, чтобы руководство всем народным хозяйством передать Всероссийскому съезду производителей. Таким образом, профсоюзы противопоставлялись Советскому государству. Враги внутри партии требовали свободы фракциям и группировкам. В этой обстановке кое-где оживились контрреволюционные элементы, вновь подняли голову недобитые враги Советского государства. Неспокойно было и на Кавказе.

Член Реввоенсовета Кавказского фронта Г. К. Орджоникидзе руководил подавлением контрреволюционных выступлений в Закавказье. В один из зимних дней 1921 года мне срочно приказали прибыть на станцию Ганджа к товарищу Г. К. Орджоникидзе. Едва я вошел в вагон и доложил о себе, как Серго сказал:

— Надо готовить авиацию к активным действиям, не ослаблять воспитательной работы среди личного состава, неустанно повышать дисциплину. — И тут же дал указания, что надо сделать в первую очередь.

Спустя некоторое время у нас произошли организационные изменения. Авиацию 11-й армии возглавил М. И. Земблевич. Еще в годы империалистической войны он сражался в группе русских асов, а во время гражданской командовал авиаотрядом в 1-й Конной армии. Земблевич зарекомендовал себя хорошим летчиком, умелым организатором и грамотным военачальником. Командиром истребительного дивизиона назначили Ивана Константиновича Спатареля, меня перевели на должность военкома ВВС армии.

В феврале 1921 года войска меньшевистской Грузии напали на пограничников Советского Азербайджана. Части 11-й армии начали активные боевые действия и перешли в наступление. Однако продвижение неожиданно приостановилось: мост через реку Куру оказался взорванным. На его восстановление ушло несколько дней. Энергичные меры, предпринятые председателем “Азнефти” Серебровским, позволили быстро восстановить переправу через Куру. Владимир Ильич Ленин объявил благодарность коллективу “Азнефти” за успешную работу, о чем сообщалось в газете “Бакинский рабочий”.

В то время когда шло восстановление моста, наша авиация эффективно действовала по тыловым объектам врага, аэродрому в Навтлуге и арсеналу, находившемуся в Тифлисе. Перебежчики помогали нам уточнять многие цели, что позволяло наносить меткие удары. Особенно отличились Леонид Карновский, Борис Кудрин, Всеволод Мельников, а также Гребнев, Лункевич, Климов, Смирнов, Касинский, Соболевский, Петренко, Михайлов и другие летчики 11-й армии.

К нашему удивлению, авиация противника не оказывала противодействия, хотя по фотоснимкам и визуальным наблюдениям было установлено, что в Навтлуге имеется несколько десятков английских и итальянских самолетов. Позже стало известно, что Навтлугская подпольная организация поручила летчику-коммунисту Леонтьеву вывести машины из строя. Леонтьев вместе с мотористом Моболашвили засыпали поташ в масло, вследствие чего были выведены из строя все двигатели самолетов. Попытка начальника авиации меньшевистской Грузии М. С. Мачавариани подняться в воздух не имела успеха — при взлете заклинило мотор.

С помощью авиации наземные войска разгромили меньшевиков и 25 февраля вступили в Тифлис. Однако в горах все еще продолжали действовать банды мусаватистов, меньшевиков и дашнаков. Летом авиаторам пришлось возобновить напряженную боевую работу. Мы вели разведку, доставляли почту, перевозили различные грузы. Приходилось действовать и по войскам противника. В районе города Еревана при выполнении боевых заданий в мае погибли летчик Карновский и моторист Головацкий на “Ньюпоре-10” и летчик Смирнов с мотористом Васильевым на “Фармане-30”.

Авиаторам не раз приходилось выполнять особо важные задания. Командующий 11-й армией приказал М. И. Земблевичу: “Срочно выслать самолет по маршруту Тифлис — Нахичевань. На летчиков возложить задачу доставить председателю Ревкома ССР Армении пять пудов золота. Внушить летчикам, что от выполнения этой задачи зависит участь запертых дашнаками и не имеющих связи с внешним миром красных войск Армении. Наши войска занимают район Краклис, Ди-лижан. Предревкома Армении передает, что для спуска аэроплана будет приготовлена площадка в Нахичевани. По выполнении задания самолет должен быть возвращен в Тифлис.

Начпольштарм XI Кузнецов.

Военком Брон”.

А вот телеграмма, адресованная командиру 1-го истребительного авиадивизиона:

“Приказываю немедленно подготовить самолет “Д-Хавеланд”. Исполнение возложить на Мельникова Всеволода и Кудрина Бориса. Золото, пакеты будут доставлены на аэродром.

Начвоздухарм XI”.

В районе Нахичевани дашнаки окружили одну из наших дивизий. Бойцы героически отражали атаки врага, но положение сложилось критическое: советские деньги здесь не признавали, хлеб и мясо дивизия с трудом доставала у населения в обмен на лошадей и сбрую. Тогда Реввоенсовет 11-й армии принял решение отправить самолетом пять пудов золота. На станцию Навтлуг прибыло несколько легковых машин. В одной из них приехал Серго Орджоникидзе. Мотористы Кужекин и Ганс-Ломан погрузили золото в самолет. Обращаясь к Мельникову и Кудрину, Орджоникидзе сказал:

— Вы летите в тыл противника. Будьте осторожны!

Самолет оторвался от земли, набрал высоту и лег на курс. Через несколько часов из дивизии сообщили, что золото доставлено благополучно. 29 марта 1921 года командующий войсками Армении доносил: “Прилет летчиков в район расположения вверенных мне войск произвел в высшей степени благоприятное впечатление на части. Самолет при перелете им линии боевого расположения был встречен с громадным подъемом духа и единодушным “ура”.

Всеволод Мельников и Борис Кудрин блестяще выполнили свою задачу, доставив груз в полной сохранности, за что от лица Армянской Красной Армии приношу им сердечную благодарность. Установление прямой связи при посредстве самолета внесло живую струю в жизнь вверенных мне войск, которые после сорокадневной стоянки на позиции и ведения изнурительных боев при недостаточном питании вновь воспрянули духом. Все это всецело отношу к столь блестяще выполненной задаче”.

Учитывая необычайную трудность трехсотпятидесятиверстного перелета над высокими горами и глубокими ущельями, Реввоенсовет армии объявил летчикам Всеволоду Мельникову и Борису Кудрину благодарность. А 1 мая 1921 года на Тифлисском аэродроме им были вручены ордена Красного Знамени.

После разгрома контрреволюционных сил в Закавказье повсеместно началось формирование национальных ВВС. В Армении и Азербайджане приступили к созданию авиационных крыльев, в Грузии — авиационного дивизиона. К этому времени почти все авиачасти 11-й армии сосредоточились на Тифлисском аэродромном узле. В состав воздушного флота армии из Сибири под командованием летчика-наблюдателя Савинова прибыл 5-й авиаотряд. Помощь сибиряков еще более укрепила узы боевой дружбы русского народа с братьями в Закавказье.

Осенью 1921 года несколько авиационных отрядов, а также 1-й истребительный дивизион были отправлены в Петроград и другие города для переформирования. В Закавказье осталось несколько отрядов и Грузинский авиадивизион.

Меня назначили на должность комиссара азербайджанского крыла, которым командовал опытный боевой летчик Аркадий Романов. Крыло входило в состав Азербайджанской дивизии, во главе которой стоял талантливый военачальник Хан-Нахичеванский. Впоследствии он работал преподавателем в академии имени М. В. Фрунзе.

В штабе авиакрыла работала чертежницей дочь учителя С. Р. Хиршберг. Вскоре она стала моей женой. Она всегда была и остается моим лучшим другом, куда бы ни забросила нас судьба — в Закавказье, Заполярье, за рубежи родной страны.

Страна переходила на рельсы мирной жизни. Армия сокращалась, в ее рядах остались наиболее подготовленные и грамотные командиры. Многих посылали на курсы, в военные училища, а некоторые уходили на учебу в гражданские вузы.

В ту пору в городах впервые были организованы курсы по подготовке рабочей молодежи в высшие учебные заведения, получившие позже название рабфаков. Срок обучения был двухгодичный. На эти курсы поступил и я. Занимался вечерами, в часы, свободные от службы. Окончив курсы, я сдал вступительные экзамены в Бакинский политехнический институт, но учиться в нем не пришлось: мне не разрешили уволиться из армии.

Летчики авиакрыла не прекращали заниматься боевой подготовкой. Летали над морем и сушей. Во время одного из полетов на самолете М-9 первый летчик-азербайджанец Тепмур Мустафаев и летнаб Гаджиев обнаружили в Каспийском море участки с небольшими нефтяными фонтанчиками. Об этом немедленно сообщили начальнику “Азнефти” Серебровскому и главному инженеру Баринову.

Вскоре над морем вместе с летчиками появились и геологи. Морское дно особенно хорошо видно было с высоты пятисот — шестисот метров, и геологи определили, что здесь богатые нефтеносные участки. Сейчас над Каспием высится лес нефтяных вышек. На плавучих островах вырос целый город нефтяников. Но, видимо, мало кто знает, что богатства эти первыми открыли летчики.

Осенью 1923 года вся авиация Закавказских республик и Особой Краснознаменной армии объединилась в 47-й сводный авиационный отряд. Командиром назначили бывшего полковника царской армии Михаила Сергеевича Мачавариани, комиссаром утвердили меня. Штаб отряда находился в Навтлуге.

Признаться, сначала я весьма осторожно отнесся к Мачавариани. Однако вскоре убедился, что Михаил Сергеевич — человек высокой летной культуры, хороший товарищ. Правда, по характеру он был вспыльчив. Вмешательство комиссара в дела отряда он воспринимал как недоверие лично к нему. Однажды после какого-то спора Мачавариани предложил поехать в штаб и доложить Военному совету армии о наших разногласиях. Мы прибыли в зал заседаний, когда там присутствовали командующий 11-й армией С. А. Пугачев, члены Военного совета Г. К. Орджоникидзе и Ш. Элиава. Первым высказал свои претензии М. С. Мачавариани. Он обвинил меня в предвзятом отношении к офицерам, ранее служившим у мусаватистов и меньшевиков, утверждал, что он хорошо знает их, что им можно доверять. Я же считал, что всех летчиков надо внимательно изучить не только по личным делам, но и на практической работе — лучше всего в тылу страны. Члены Военного совета внимательно выслушали нас. Потом Элиава сказал:

— Вы правы, комиссар, продолжайте работать в этом направлении. Только не увлекайтесь. Во всем нужна мера.

Домой возвращались вместе. Меня радовало то, что после любых споров мы не обижались друг на друга. Нередко проводили вечера за дружеской беседой или партией биллиарда.

О Михаиле Сергеевиче у меня остались самые теплые воспоминания. Сейчас он живет на Кавказе.

Однажды проездом из Боржоми в Москву в отряде побывал начальник Военно-Воздушных Сил РККА Розенгольц, совершенно случайный человек в авиации. О его визите мы были предупреждены за несколько дней. Мачавариани, старый служака, очень волновался в ожидании большого начальника. Он буквально всех поднял на ноги: прибирали помещения, дворы, навели порядок в ангарах, готовили к смотру самолеты.

Наконец Розенгольц приехал. Он прошелся по авиагородку, бегло осмотрел мастерские, побывал в казарме. На прощание сказал:

— Мне все понравилось, только печи маслом не натерли.

И отбыл.

Мачавариани возмущался:

— Какой же это начальник Воздушных сил, черт побери!? Ничего не понимаю. Думал, самолеты посмотрит, с летчиками побеседует, а он — “печи маслом не натерли”… Скажи, комиссар, куда это годится?

К счастью, Розенгольц недолго пробыл во главе Военно-Воздушных Сил страны.

Наш авиаотряд имел на вооружении самолеты разных типов. Здесь были английские “сопвичи”, “сопвичи-кемель”, итальянские “сва”, французские “сальмсон”, из отечественных — “Лебедь-12”, “ньюпоры”. Потрепанные машины требовали ремонта. Рассчитывать на поступление новых самолетов не приходилось: страна только вышла из войны, и авиапромышленность делала лишь первые самостоятельные шаги.

Однако самая трудная задача заключалась в другом. Нужно было подготовить кадры летчиков и техников, воспитать их в духе преданности Советской власти. Армия становилась регулярной. Теперь предстояло за короткий срок превратить ее в первоклассную боевую силу.

Обстановка, в которой приходилось работать, оказалась не из легких. Личный состав 47-го авиаотряда был многонациональным. Здесь служили русские, грузины, армяне, азербайджанцы. Царская политика натравливания друг на друга народов разных национальностей и вероисповеданий еще долго давала о себе знать. Тем не менее люди на глазах менялись. Веселее проходили гарнизонные спортивные праздники, концерты художественной самодеятельности. Красноармейцы и командиры становились близкими друзьями.

На аэродром нередко приходили подростки, интересовавшиеся самолетами. Им показывали устройство машин, а наиболее любознательным поручали выполнять несложные работы. Постепенно создалась целая группа ребят, влюбленных в авиацию, и мы решили послать их учиться в авиационные школы. Торжественно провожали бойцы Татанашвили, Чиркова, Ярамышева, Желанова и других своих воспитанников. Ребята оправдали доверие и стали впоследствии хорошими авиаторами. Е. З. Татанашвили, например, командовал авиационным соединением в годы Великой Отечественной войны. В морской авиации хорошо знают видных инженеров М. Д. Желанова и И. Г. Ярамышева, получивших путевку в нашем авиаотряде. Некоторые питомцы отряда погибли во время минувшей войны…

Самолеты, на которых мы приступили к учебным полетам, были сильно изношены. Если учесть, что летать приходилось над горной местностью, то станет понятно, какому риску подвергались наши летчики. Поэтому весной 1924 года командующий Особой Кавказской Краснознаменной армией С. А. Пугачев возбудил ходатайство перед начальником Военно-Воздушного Флота РККА о перевооружении отряда на новую материальную часть.

В Москве нас принял заместитель начальника ВВС по политчасти П. И. Баранов. Он долго беседовал с нами об учебе, дисциплине и настроении личного состава. Особо интересовался политической обстановкой в Закавказье и взаимоотношениями авиаторов с местным населением. В конце беседы Баранов заверил нас, что отряд в ближайшее время получит новые самолеты. И действительно, вскоре после нашего возвращения из столицы к нам стали поступать обещанные машины. Это сразу подняло настроение у личного состава. На сборку, опробование самолетов в воздухе люди шли как на праздник. А вскоре машины были испытаны и в боевой обстановке.

Осенью 1924 года грузинские меньшевики вновь активизировали свою деятельность. Готовилось восстание. Командующий войсками Особой Кавказской армии С. А. Пугачев приказал мне слетать в расположение 9-го пехотного полка и предупредить командира о том, что ночью ожидается нападение меньшевиков. Командир полка срочно принял меры. И они оказались не напрасными. Нападение состоялось в ту же ночь, но красноармейцы были начеку и встретили мятежников дружным огнем.

Восстание охватило район Кутаиси, Верхнюю и Нижнюю Сванетию. Меньшевики-националисты хотели реставрировать капитализм в Грузии. С помощью обмана и шантажа им удалось поднять местное население против Советской власти. Для подавления восстания были выделены войска, в том числе и авиация под командованием красвоенлета Ивана Чернова — заместителя командира отряда.

Мы стали готовиться к боевой работе с Кутаисского аэродрома. Командир стрелковой дивизии В. П. Яновский приказал вести воздушную разведку и разбрасывать листовки с призывом к повстанцам сложить оружие. В листовках разъяснялось, что меньшевики обманывают простых людей, что настоящей защитницей интересов рабочих, крестьян и ремесленников является Красная Армия. Кое-где листовки оказали свое воздействие: повстанцы бросали оружие и расходились по домам. Однако в районах, где влияние меньшевиков было наиболее сильным, восстание продолжалось. Поэтому мы вынуждены были применить бомбы и пулеметы.

Это была последняя попытка контрреволюционеров восстановить власть помещиков и капиталистов в Грузии.