Над Киевом снова солнце

Преодолевая яростное сопротивление фашистов, наши передовые части 21 сентября вышли к Днепру. Немецкое командование возлагало большие надежды на эту естественную преграду, но советские воины с ходу форсировали ее. И южнее Киева захватили букринский плацдарм. Затем, в двадцати километрах севернее города, овладели лютежским плацдармом. Закрепившись на них, войска 1-го Украинского фронта начали наводить переправы через Днепр.

Борьба в воздухе севернее и южнее Киева стала еще более ожесточенной. Следует иметь в виду, что основные силы авиации противника базировались тогда на аэродромах Белая Церковь, Васильков, Умань, Винница. Сравнительно небольшое удаление от линии фронта позволяло фашистам с одной заправкой производить три-четыре вылета. Вражеская авиация неоднократно пыталась разрушить переправы, но каждый раз навстречу бомбардировщикам поднимались наши истребители. Патрулирование в районе переправ осуществлялось по графику. Для наращивания сил применялся вызов с аэродромов дежурных подразделений. Командиры истребительных авиационных корпусов со своими радиостанциями находились на плацдармах. Они вызывали группы самолетов, руководили по радио действиями летчиков, участвовавших в отражении налетов фашистской авиации. Группы в бой водили, как правило, командиры полков.

В воздушных схватках над Днепром отличились десятки советских летчиков-истребителей. За октябрь и ноябрь 1943 года они провели триста семьдесят девять воздушных боев, уничтожив при этом триста пять самолетов противника. Здесь, над Днепром, ярко засияла слава отважного советского летчика Ивана Никитовича Кожедуба. Он сбил к тому времени двадцать шесть вражеских самолетов и был удостоен звания Героя Советского Союза. Позже за ратные подвиги Иван Никитович получил вторую и третью Золотые Звезды Героя.

Хорошо помнится воздушный бой, проведенный группой летчиков, возглавляемых старшим лейтенантом С. Д. Гореловым. Его восьмерка смело вступила в схватку с многочисленным противником и одержала победу: вражеские бомбардировщики были рассеяны.

В 5-м истребительном корпусе отважно сражались с врагом летчики 728-го авиационного полка, которым командовал майор Владимир Степанович Василяка. Командир части неоднократно водил группы истребителей на прикрытие переправ. Умело руководя воздушными боями, он воодушевлял подчиненных личным примером. В полку выросла целая плеяда мастеров воздушного боя. Напористо и тактически грамотно дрались с врагом А. В. Ворожейкин, Н. В. Худяков и другие ведущие групп.

Солдаты и офицеры наземных войск с большой радостью встречали вести о каждой новой победе наших летчиков над воздушным противником. В своих письмах они выражали благодарность мужественным авиаторам, пресекавшим попытки врага бомбардировать войска на плацдармах и переправы через Днепр.

Лютежский плацдарм. Приднепровское село Ново-Петровцы. Здесь командный пункт 1-го Украинского фронта. Неподалеку от блиндажа командующего фронтом пункт управления авиацией. На левом берегу Днепра — посадочная площадка. Вчера там садился командир 5-го истребительного авиакорпуса Д. П. Галу-нов. Только он успел приземлиться, как на низкой высоте появился Ме-109. Увидев У-2, пилот открыл пулеметный огонь, и несколько пуль прошили перкаль на стабилизаторе. Сделав два захода, противник ушел вдоль дороги на юг.

— Рыщут! — произнес генерал Галунов, сожалея о том, что под руками не оказалось пулемета, и добавил:- Да разве с высоты бреющего что-нибудь определишь! Обзор не тот…

Ко мне подошел адъютант:

— Вас вызывает командующий фронтом!

Блиндаж Н. Ф. Ватутина рядом. Когда я вошел, там уже находились генералы П. С. Рыбалко, С. С. Варенцев. В центре, за столом, склонились над картой Н. Ф. Ватутин и начальник штаба фронта С. И. Иванов. На скуластом, крестьянском лице Ватутина озабоченность. В прямом, твердом взгляде проницательных глаз чувствуется непрерывная работа мысли.

В директиве Верховного Главнокомандования перед войсками 1-го Украинского фронта поставлена задача: в сжатые сроки подготовить и провести операцию по овладению Киевом, нанося главный удар с лютежского плацдарма силами 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко, 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта В. К. Баранова. 2-я воздушная армия должна поддержать войска при прорыве обороны противника и обеспечить ввод в прорыв и действия в глубине танковых и кавалерийских соединений.

Маневр не из легких. Надо во что бы то ни стало обмануть немцев, нанести Манштейну удар через лесной массив, на Пущу Водицу. Значит, большую часть войск с букринского плацдарма надо переправить обратно на левый берег Днепра, а потом снова на правый. Враг подтянул в район южного плацдарма большие силы: прогрызть его оборону пока не удалось. Холмистая местность тоже серьезное препятствие: трудно развернуться танкам.

В двадцатых числах сентября была сделана попытка осуществить прорыв с букринского плацдарма в глубину вражеской обороны. Перед фронтом 40-й и 27-й армий, западнее букринского плацдарма, было решено высадить воздушный десант в составе 1, 3 и 5-й воздушно-десантных бригад.

Относительно времени суток выброски десанта были разные мнения в штабе фронта. Одни считали, что лучше всего начать высаживать десантников в сумерках, предварительно выслав в район Васильков, Белая Церковь усиленные наряды истребителей. При этом принималось во внимание, что плацдарм невелик по размерам и экипажам дальней и военно-транспортной авиации, недостаточно знающим район, в ночных условиях трудно будет точно определить место выброски. Другие стояли за то, чтобы выбрасывать десант ночью. К сожалению, победила вторая точка зрения. Решено было начать десантирование ночью. На воздушную армию возлагалось только материально-техническое обеспечение вылетов.

Надо сказать, что к началу воздушно-десантной операции, проведение которой было назначено на 25 сентября, ни командование, ни десантники не имели достаточно точных сведений о противнике в районе букринского плацдарма. Только позже выяснилось, что до 22 сентября на западном берегу Днепра противник обороны не занимал. Правда, силами местного населения немцы построили вдоль побережья оборонительный рубеж полевого типа. Но к 22 сентября противник подтянул сюда 10-ю моторизованную, 167-ю пехотную и 19-ю танковые дивизии, а к началу десантирования немцы перебросили в этот район еще 73-ю пехотную и 7-ю танковую дивизии.

Командование фронта не имело точных данных о силах противника, но тем не менее сочло возможным приступить к операции. Для этого было привлечено более двухсот бомбардировщиков Ил-4 и транспортных самолетов Ли-2, а также несколько планеров. Они должны были совершить три ночных рейса и доставить десантников в тыл врага.

Одна из воздушнодесантных бригад была переброшена в тыл в ночь на 26 сентября. За несколько рейсов летчики перевезли четыре тысячи пятьсот семьдесят пять десантников. Хуже получилось со второй бригадой. Выброшенные парашютисты, приземлившись, стали подавать сигналы ракетами, зажгли костры. Заметив это, противник, по мере приближения наших самолетов, тоже стал зажигать костры и бросать ракеты, чем, конечно, ввел в немалое заблуждение экипажи. К тому же был усилен зенитный огонь. Вместо того чтобы сбрасывать десанты с высоты шестисот — семисот метров, экипажи вынуждены были поднять потолок до тысячи метров и летать на повышенных скоростях. Все это привело к разбрасыванию десанта и боевых грузов на довольно обширной территории. Зачастую парашютисты приземлялись прямо в боевые порядки противника и с ходу вступали в бой.

Десантники, приземлившиеся на большой площади западнее Черкасс, словно растаяли. Напрасно радисты, дежурившие круглые сутки в штабе фронта, ждали ответных позывных. Не исключено, что многие рации десантников оказались поврежденными при приземлении, а те, что уцелели, находились, возможно, далеко от линии фронта, и их не было слышно.

Представитель Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков решительно требовал от командующего фронтом как можно быстрее установить местонахождение десанта.

— Надо немедленно организовать воздушную разведку района высадки десанта! — приказал мне Ватутин.

Днем все десантники прячутся в лесах. Обнаружить их с воздуха весьма сложно. Единственный выход: искать ночью в лесных районах костры. Немцы леса боятся. Значит, там могут быть только десантники или партизаны. Решено было возложить разведку на летчиков-ночников 208-й дивизии полковника Л. Н. Юзеева.

Юзеев доложил, что в тыл врага полетят капитан Кузьмичев со штурманом старшим лейтенантом И. П. Землянским и старший лейтенант Стрелковский с лейтенантом Константиновым.

Последняя фамилия показалась мне знакомой.

— Какой это Константинов? — спросил я комдива.

— Помните, я вам докладывал, что у нас служит сын известного философа академика Ф. В. Константинова? Отец сражается на идеологическом фронте, а сын на боевом. Отличный штурман!

Первая ночь не принесла ничего нового. Утром, прибыв на КП фронта, Ватутин взглянул мне в лицо и все понял… Даже спрашивать не стал. И это молчание было тяжелее всяких слов. Уж лучше бы отругал!

И на следующее утро связь с десантниками не была установлена. Только на третью ночь летчики заметили подозрительные огни в лесу западнее Черкасс. Но как же определить: наши там или немцы? Нужно рисковать…

Майор А. Я. Летучий построил полк и сказал:

— Связаться с десантниками крайне необходимо. Командующий воздушной армией приказал установить с ними личный контакт. Кто согласится добровольно спуститься с парашютом в тыл врага, туда, где наши товарищи увидели какие-то сигналы?

Из строя вышли пять человек. Командир полка назначил младшего лейтенанта Баранова.

Никогда не унывающий летчик, хороший спортсмен и парашютист, он принял это, как должное. Он аккуратно подогнал лямки парашюта, забрался во вторую кабину маленького самолета и доложил летчику капитану Кузьмичеву о своей готовности. Затрещал мотор, и У-2 оторвался от земли.

Боевые друзья с тревогой ждали возвращения самолета. Несмотря на дождь, никто не уходил с аэродрома. Прошло немногим более часа.

— Пора бы уже возвратиться Кузьмичеву, — сказал кто-то из летчиков.

Но самолета все не было. Минутная стрелка часов медленно ползла по циферблату, заканчивая второй круг. Куда девались летчики? Но вот послышался нарастающий гул мотора. Самолет приближался к аэродрому на низкой высоте, почти у самой земли. Зажглись стартовые огни, и машина побежала по летному полю. К стоянке, обгоняя друг друга, побежали люди в комбинезонах. Они окружили самолет. К удивлению многих, на плоскость вылез не один человек, а сразу двое — и летчик, и штурман. Капитан Кузьмичев не стал дожидаться вопросов.

— За Днепром нижняя кромка облачности на высоте семидесяти-восьмидесяти метров. Прыгать нельзя!

Как быть? Как помочь десантникам? Раз не удалось выбросить парашютиста, значит, надо сажать самолет в тылу врага, иного выхода нет.

В этот полет командир эскадрильи капитан Кузьмичев взял своего штурмана старшего лейтенанта Землянского. Смельчаки точно вышли к световым сигналам, которые, по их мнению, должны были обозначать посадочную площадку в районе действий десанта. Как только самолет оказался на земле, его окружили бойцы. Среди них было немало раненых. Летчики, едва успев договориться с командирами о порядке дальнейших действий, взяли пакеты с документами и полетели на свой аэродром. С ними вместе на двухместном самолете находился тяжело раненный офицер-десантник. Почин был сделан. Теперь появилась возможность наладить регулярную связь с десантниками по воздуху.

Вплоть до 13 ноября наши самолеты летали во вражеский тыл, доставляя бойцам различные грузы. Всего было сделано сто двадцать три самолето-вылета и перевезено при этом тринадцать с половиной тонн боеприпасов и продовольствия. Особенно отличились в те дни летчики и штурманы Сергеев, Михайлевич, Лелеко, Кузнецов, Б. И. Лихов, И. П. Землянский, Д. И. Борзенко, Павлюченко.

Благодаря оказанной помощи солдаты и офицеры смогли развернуть активные боевые действия во вражеском тылу и впоследствии пробились на соединение с войсками 2-го Украинского фронта.

История с десантом очень расстроила Ватутина. А тут еще, в довершение всего, захлебнулось наступление с букринского плацдарма. После неудачи наступать на Киев решили с севера. Было известно, что оборона города усилена двумя мощными рубежами, концы которых выходят к рекам Днепр и Ирпень. Севернее Киева и в самом городе, как выяснила разведка, шесть пехотных и три танковые дивизии противника.

— Надо обеспечить прорыв обороны и быстро освободить Киев, — говорил Николай Федорович на совещании. — Пока Манштейн не успел снять войска с букринского направления и перебросить их к лютежскому, надо торопиться, опередить противника, быстро и скрытно рокировать войска на север.

— А как это сделать? Беззвучных танков у нас нет, да и тракторы, что потащат орудия, тарахтят, — сказал кто-то.

— Предпримем ночной марш, а шум танков приглушим авиацией и артиллерийской канонадой с букринского плацдарма. Пусть противник думает, что мы обязательно будем наступать на Киев с Букрина! Главное — все сделать скрытно. Есть русская поговорка: “Как ни крой концов, а швы наружу выйдут!”. Так вот, генерал Рыбалко, вы должны свои танки переправить, чтобы этих швов противник не заметил.

— Понятно, товарищ командующий!

Я гляжу на Ватутина и думаю, сколь щедро наделила природа этого человека. Ему 42 года, а он до войны уже был заместителем начальника Генерального штаба Красной Армии. Сын крестьянина, Ватутин родился неподалеку отсюда, в Курской области. Службу в Красной Армии начал в 1920 году, получил боевое крещение в боях с бандами на юге Украины, а потом был послан на курсы красных командиров. Там он впервые увидел Михаила Васильевича Фрунзе и, как многие люди нашего поколения, навсегда полюбил замечательного полководца, соратника Ленина. Из рук Фрунзе получил Ватутин и удостоверение краскома. Взвод, рота, штаб дивизии, а затем, после шестилетней службы в войсках, — стены академии имени Фрунзе в Москве. Способности Николая Федоровича были отмечены командованием еще в академии. В 1932 году Высшая аттестационная комиссия при Реввоенсовете занесла в протокол: “Считать целесообразным использовать Ватутина Н. Ф. в Генеральном штабе РККА”.

Служба Ватутина в Генеральном штабе совпала с событиями, когда немецкая армия стремительно продвигалась по Франции. Именно тогда молодой советский генерал услышал фамилию заместителя начальника немецкого генерального штаба Манштейна, старого прусского генерала, начавшего службу в высшем штабе за двадцать два года до того, как ее начал Ватутин. Не зная, что летом сорок первого года еще придется встретиться на фронте с Манштейном, он внимательно изучал “почерк” генштабиста из Берлина.

30 июня 1941 года Ватутин был на Северо-Западном фронте. В те тяжелые дни под Псковом он докладывал в Ставку о потере управления войсками, о силе ударов противника, о том, какие меры он предпринимает для укрепления фронта. Ватутин был назначен начальником штаба фронта и сделал все, что можно, чтобы остановить противника, сорвать его планы.

А Манштейн действовал в Прибалтике. Но на этот раз результаты его деятельности были более чем скромными и не шли ни в какое сравнение с триумфальным маршем фашистских армий в Бельгии и Северной Франции…

Летом 1942 года Ватутин возглавил войска Воронежского фронта, который вел тяжелые оборонительные бои. Сил было мало. Обстановка складывалась для нас очень неблагоприятно. Тогда командующий фронтом был по-особому расчетлив и строг. Хорошо запомнился такой эпизод.

Ватутин вел переговоры по телефону с командующим 60-й армией И. Д. Черняховским. Командарм докладывал о тяжелых боях, о потерях и, очевидно, просил подкреплений.

— Вы имеете все возможности для того, чтобы остановить противника наличными силами. Вот у Маркиана Михайловича Попова обстановка гораздо сложнее, а он подкреплений не просит, — ответил Ватутин.

Когда обстановка под Воронежем несколько стабилизировалась, Н. Ф. Ватутин один за другим нанес несколько контрударов по врагу. Мне приходилось слышать от многих генералов, что к Ватутину нельзя идти с проектом приказа, где предусматривается только пассивная оборона. Он просто не признавал таковой.

— Не заслоняться от врага надо, а бить его, — не раз говорил Ватутин. — И задачи своим частям ставьте в предвидении новых контрударов.

Юго-Западный фронт. Здесь я видел Ватутина в тот момент, когда вводили в прорыв танковые соединения. Он ждал, когда можно будет сказать слово “родина” — сигнал для танковой атаки. Ватутин произнес это слово, подхваченное сотнями радистов танковых экипажей, и стальные машины ринулись в прорыв. И снова Манштейн был бит.

Лето 1943-го. Битва на Курской дуге в самом разгаре. На КП фронта приехал с фотопланшетом начальник разведотдела воздушной армии подполковник Ф. С. Ларин. На фотографии четко обозначены свежевырытые окопы. Едва Ватутин взглянул на фотографию, как облегченно вздохнул.

— Вы видите, — воскликнул Николай Федорович, — противник переходит к обороне! Теперь для нас наступила пора перейти в контрнаступление.

Тут сказалась еще одна черта полководческого таланта Ватутина. Если в обороне он непрерывно контратаковал, сковывая противника, то при попытке врага перейти к позиционным действиям он просто громил его, не давая ему передышки.

И вот теперь Днепр! Когда наши войска были еще на дальних подступах к реке, Николай Федорович воспользовался паузой и побывал в Чепухино, навестил свою мать Веру Ефимовну, односельчан. Вернувшись, он оживленно рассказывал о родном селе, о своих родных братьях Павле, Афанасии и Семене. Павел стоял в строю своей батареи, когда генерал инспектировал дивизию. Повидаться не пришлось. Да Николай Федорович и не знал, что брат служит в этой дивизии, а когда Павла отпустили для свидания, командующий фронтом уже уехал в другое соединение.

Афанасий приезжал после контузии, погостил и уехал в свою саперную часть, но даже и словом не обмолвился, чтобы генерал его оставил при себе. Семен танкист. Пишет, что воюет неплохо…

— А у вас, Степан Акимович, где родные? — спросил Ватутин.

— Мать в Белоруссии осталась, а братья тоже на фронте. Жена — в эвакуации.

— Да, поразбросала война людей, — вздохнул Николай Федорович. — И все равно каждого в родные края тянет. Вчера на дороге мы обгоняли трактор с орудием. Смотрю, на лафете тяжело раненный боец лежит. “Что, брат, тяжело? — спрашиваю его. — В госпиталь тебе надо!” А раненый, приподнявшись на локте, ответил: “Ось, подывлюсь трохи на Днипро, тоди и в госпиталь”. Я стал убеждать бойца в необходимости ехать в госпиталь, но тут за него заступился старший сержант: “Разрешите, товарищ генерал, ему остаться. Он родился тут, не хочет умирать, не увидев Днепра”. “Зачем же умирать? — с укоризной сказал я старшему сержанту. — Вот вылечится, выздоровеет и увидит Днепр!”

И Ватутин добавил:

— С такими людьми нигде не пропадешь. Я верю; к празднику будем в Киеве! Надо вернуть людям солнце, украденное фашистами.

В конце октября перегруппировка войск фронта с букринского на лютежский плацдарм была завершена. За несколько суток удалось скрытно перебросить на расстояние сто пятьдесят — двести километров крупные силы танков, артиллерии и пехоты. Истребительные авиакорпуса прикрыли войска во время движения к районам сосредоточения. Им была поставлена задача — не пропустить ни одного воздушного разведчика противника, не дать возможности немецко-фашистскому командованию вскрыть подготовку наших войск к наступлению с лютежского плацдарма.

Штаб 2-й воздушной армии работал в те дни напряженно. Его офицеры оказывали практическую помощь командирам авиационных частей и соединений в подготовке удара на Киев, выезжали в сухопутные войска для организации взаимодействия. 1 ноября Военный совет фронта рассмотрел и утвердил план взаимодействия частей и соединений 2-й воздушной с войсками 38-й армии.

Предусматривалось, что боевые действия авиации начнутся ночью, накануне наступления. Легкие ночные бомбардировщики У-2 в течение ночи нанесут удары по оборонительным позициям противника в районе Пуща Водица, будут изнурять врага, дезорганизуют его систему управления, разрушат оборонительные сооружения. За тридцать минут до атаки шестьдесят три бомбардировщика Пе-2 должны разгромить опорные пункты противника на окраине Вышгорода. С переходом войск 38-й армии в наступление планировалось подавление огневых средств противника непрерывными ударами штурмовиков. В течение первых двух часов на участке прорыва намечалось использовать сто пятьдесят самолетов Ил-2 5-го штурмового корпуса и 291-й авиадивизии.

Во втором вылете предстояло уже поддерживать сухопутные войска при прорыве второй оборонительной позиции противника. С вводом в прорыв 3-й гвардейской танковой армии ее наступление предполагалось обеспечивать силами 5-го штурмового и 5-го истребительного авиакорпусов. Детальное планирование действий авиационных соединений во многом облегчило последующую работу командиров и штабов.

Пункт управления в Ново-Петровцах имел связь со всеми аэродромами и самолетами, находящимися в воздухе. Неподалеку от села стояла наша приводная радиостанция, на которую выходили все группы самолетов, следовавшие к целям.

Поздно вечером 2 ноября у командующего войсками фронта состоялось совещание, на котором были даны последние указания, установлен час атаки.

На рассвете 3 ноября сухопутные войска и авиация были приведены в полную боевую готовность. На многих аэродромах перед первым вылетом состоялись короткие митинги. На старт были вынесены овеянные славой знамена авиационных частей, сражавшихся с врагом на Дону и Волге, на Курской дуге и под Харьковом. Перед строем летчиков и техников был зачитан приказ Военного совета фронта. В приказе подчеркивалось громадное значение Киева для нашей страны, говорилось о братской дружбе русского и украинского народов. Приказ требовал, чтобы каждый солдат и офицер проникся чувством ответственности за выполнение почетной боевой задачи.

В 8 часов 40 минут после артиллерийской подготовки наши войска атаковали противника. Как и предполагалось, еще в ночь перед наступлением на оборонительные позиции врага самолеты 208-й бомбардировочной авиационной дивизии сбросили бомбовый груз. Экипажи тихоходных У-2 всю ночь не давали фашистам покоя. Особенно успешно действовали экипажи офицеров Ковецкого и Бушина.

К сожалению, утром 3 ноября землю окутал плотный туман. Первый вылет бомбардировщиков и штурмовиков пришлось несколько задержать. Как только рассеялся туман, по основным узлам сопротивления на участке прорыва 38-й армии был нанесен массированный удар, в котором участвовало шестьдесят четыре бомбардировщика Пе-2 и сто три штурмовика Ил-2. Удар с воздуха серьезно нарушил систему огня противника. Части 38-й армии получили возможность быстрее продвигаться в глубину вражеской обороны.

Штурмовики, действуя мелкими группами, непрерывно подавляли огневые точки врага, обеспечивая тем самым продвижение пехоте и танкам.

К исходу дня оборона противника была прорвана на глубину семь километров. Поддерживая наступающие войска, наши части сделали пятьсот сорок пять самолето-вылетов.

С самого утра и в течение всего дня операции над районом сражения шли воздушные бои. Наши летчики сбили тридцать один самолет. Особенно отличились в боях летчики-истребители В. И. Бородачев, В. К. Кулешов, В. П. Бабков, А. С. Романенко, А. С. Куманичкин, И. И. Мусатов, Стерпул. Нанося удары по врагу, авиаторы прочно удерживали инициативу в своих руках, не давая возможности немецко-фашистскому командованию бомбить войска 38-й армии и переправы через Днепр.

На второй день снова не повезло с погодой. Низкая облачность повисла над районом сражения, переправами, аэродромами. Сухопутные войска продолжали напряженные бои на подступах к Киеву и вышли к третьей позиции вражеской обороны.

Стоило облакам чуть-чуть рассеяться, как в воздухе появлялись самолеты. Несмотря на сложные метеорологические условия, летчики-штурмовики использовали малейшую возможность, чтобы метко поражать цели на окраинах Киева. В 95-м гвардейском штурмовом полку отличился молодой летчик Виктор Александрович Кумсков. Бомбы, сброшенные им, попали точно в намеченную цель. На дороге Киев — Житомир движение застопорилось, создалась пробка. Виктор Кумсков и его боевые друзья сделали по нескольку боевых заходов и подожгли немало немецких автомашин.

В ночное время наша авиация продолжала наносить удары по отступавшим войскам противника. Экипажи легких бомбардировщиков постоянно держали под контролем шоссе Киев — Житомир. Сбрасывая бомбы на дороги, летчики-ночники сильно затрудняли отступление вражеских войск.

К вечеру 4 ноября в районе Киева установилась хорошая погода. В воздухе разгорелись ожесточенные бои. На прикрытие лютежского плацдарма по графику вылетали истребители, на бреющем, чуть не касаясь днепровской воды, проносились штурмовики. Лишь временами, когда враг посылал к нашим позициям большие группы бомбардировщиков, приходилось дополнительно вызывать истребителей для наращивания сил. График ломался, но на войне всего заранее не рассчитаешь.

В вечерних сумерках близ КП командующего фронтом я встретил генерал-лейтенанта Петра Михайловича Козлова, моего старого знакомого по боям на ростовском направлении.

— Наступаем, Степан Акимович! — радостно сказал он. — Командую семьдесят седьмым корпусом. В свое время за бои под Ростовом меня сняли…

— А за Днепр геройскую Звезду получил, — добавил я и от души поздравил генерала.

Отсюда, с высоты, мы увидели объятый пламенем древний город. Языки огня высоко поднимались в темное небо, кровавым светом окрашивали дома, купола киевских соборов. То в одном, то в другом конце города раздавались взрывы, и тогда пламя еще ярче озаряло темноту.

— Спешить надо! — глядя на горящий Киев, сказал Козлов. — Смотрите, как немцы уничтожают город.

Козлов исчез в темноте, а я пошел на КП, чтобы еще раз уточнить обстановку. Фашистское командование бросало все новые резервы на северный плацдарм. По всему было видно, что теперь Манштейн будет оказывать все более ожесточенное сопротивление. Это заметно даже по накалу воздушных боев. Вчера я был на КП 38-й армии, у К. С. Москаленко. Наша пехота и танки генерала Рыбалко, наступавшие на главном направлении, пошли в атаку. Немцы тут же вызвали своих бомбардировщиков. Когда появилась большая группа Ю-87, в воздухе находились истребители майора Бабкова.

— Видите “лапотников”? — обратился я открытым текстом к ведомому.

— Вижу.

— Атакуйте немедленно!

С первого же захода группа Бабкова зажгла два “юнкерса”, остальные, разгрузившись от бомб над своими позициями, повернули обратно. Пролетая над КП Москаленко, ведущий группы истребителей доложил:

— Задача выполнена!

— Вот теперь я увидел настоящую работу истребителей! — восхищенно произнес К. С. Москаленко. — Объявите соколам, что “царица полей” довольна их действиями.

Пехота, поддерживаемая танками, продолжала продвигаться в направлении Пуща Водица и к вечеру достигла поселка. Вскоре выяснилось, что здесь в обороне врага наши войска создали брешь. Ватутин сразу же решил бросить в ночное наступление всю армию Рыбалко. Включив фары и прожекторы, установленные на машинах, танкисты ринулись в наступление. Их поддержали расчеты реактивных минометов, артиллеристы. Глухой ноябрьской ночью вдруг поднялись гигантские сполохи света и, не угасая, понеслись вперед, к Киеву. Когда танкисты Рыбалко перерезали дороги на Коростень, а потом на Житомир, враг заметался, понял, что за ним вот-вот закроется крышка гигантской западни и тогда уже не избежать окружения. Фашисты дрогнули и побежали.

На рассвете 6 ноября над зданием Центрального Комитета Коммунистической партии Украины взвился наш солнечный флаг.

— Киев свободен! — эта весть с быстротой молнии облетела аэродромы, вызвала новый подъем боевой активности у авиаторов.

Надо было во что бы то ни стало закрепить одержанную победу, так как враг не хотел смириться с потерей города. В район Белой Церкви спешно стягивались немецкие дивизии, прибывшие с запада и снятые с других участков советско-германского фронта. Противник все чаще и сильнее контратаковал. Одновременно повысилась активность немецко-фашистской авиации. Над Фастовом и Белой Церковью шли упорные воздушные бои.

6 ноября в районе Белой Церкви семерка “яков” во главе с капитаном А. В. Ворожейкиным прикрывала передовые части 3-й гвардейской танковой армии. Наши летчики обнаружили в воздухе приближавшиеся с юга три группы вражеских самолетов Ю-87. Бомбардировщиков противника сопровождало двадцать истребителей. Капитан Ворожейкин решил в первую очередь атаковать истребителей, а затем всем составом переключиться на уничтожение бомбардировщиков.

Нашим летчикам удалось обеспечить внезапность первой атаки. На большой скорости “яки” врезались в боевой порядок вражеских самолетов. В результате точного, прицельного огня было сбито несколько немецких истребителей. Остальные заметались в панике, бросив своих бомбардировщиков. Воспользовавшись этим, группа Ворожейкина атаковала “юнкерсов”. Противник потерял одиннадцать самолетов.

По поводу этого боя состоялась специальная передача немецкого радио. Фашистская радиостанция сообщала, что якобы в районе Белой Церкви вели воздушный бой тридцать советских истребителей с пятнадцатью немецкими. Далее лживая пропаганда противника утверждала, что советская авиация потеряла в воздушном бою половину своих самолетов, а немецко-фашистская авиация… только пять. Вот как искажал действительность геббельсовский пропагандистский аппарат.

С 7 ноября погода опять ухудшилась. Низкая облачность, дожди очень ограничивали деятельность авиации. Но и в этих сложных условиях отдельные, наиболее подготовленные экипажи продолжали выполнять боевые задачи. Наши штурмовики атаковали танки противника в районах Житомира и Фастова. Воздушные разведчики доставляли командованию ценные сведения о перегруппировках немецко-фашистских войск.

В один из дней начальник разведотдела нашей армии подполковник Ларин доложил, что в Казатине фашисты разгружают на железнодорожных путях танки. В связи с плохой погодой по станции нельзя было нанести бомбардировочный удар, поэтому разведданные были переданы командующему 3-й танковой армией П. С. Рыбалко.

— Ясно одно, — сказал он, — противник обязательно ударит на Фастов, а там у меня танков мало. Могут обойти с флангов. Надо что-то придумать.

И Рыбалко нашел выход из положения. Свои немногочисленные танки он закопал близ шоссе в землю, подступы к ним заминировал на довольно обширном участке. Когда фашисты из Казатина двинулись к Фастову, их встретил сокрушительный огонь. Немало “тигров” и “пантер” подорвалось на минах. К тому же отдельные, наиболее подготовленные экипажи “илов” из дивизии полковника А. Н. Витрука сбросили на врага противотанковые бомбы. Противник понял, что на Фастов ему дорога закрыта.

— Молодцы летчики! — сказал Рыбалко. — Очень своевременно предупредили. И впредь прошу твоих хлопцев, Степан Акимович, пусть внимательно следят за флангами нашей армии. Когда знаешь, что у тебя спокойно на флангах, наступать веселее.

Как только наши войска взяли Киев, я поехал в Святошино, где находился штаб фронта. Николай Федорович Ватутин спросил меня, все ли обеспечено для прикрытия города с воздуха, ведь через несколько дней будет проведен общегородской митинг, посвященный освобождению Киева от фашистских оккупантов. Я ответил, что все готово, наряды истребителей будут патрулировать на подступах к городу.

В день проведения митинга над Киевом висела трехслойная облачность. И только почти над самым городом образовалось широкое “окно”, сквозь которое виднелось чистое небо. Истребители барражировали над каждым ярусом облаков, что исключало внезапное нападение авиации противника. В парке имени Т. Г. Шевченко, у памятника великому кобзарю, собрались тысячи людей. Киевляне пришли на митинг семьями, многие в национальных украинских костюмах. Огромная многоцветная толпа ликующих людей расположилась близ трибуны.

Когда началось выступление Н. Ф. Ватутина, горожане неожиданно устремили взоры к небу: донесся отдаленный шум авиационных моторов. “Уж не фашисты ли?” — от одной этой мысли озноб прошел по коже.

— Что объявим людям? — подошел ко мне Нарком госбезопасности Украины Т. А. Строкач.

— Объявите, что наши летчики надежно прикрывают город с воздуха.

Строкач сообщил об этом Ватутину, и тот объявил, что над городом советские истребители. Все успокоились, и митинг продолжался.

— Честь и слава героям Киевской битвы! — заключил свое выступление командующий фронтом, и над рядами пронеслось могучее русское “ура”.

А в небе, отныне мирном киевском небе, пели знакомую песню моторы советских истребителей.

Боевые дела летчиков 2-й воздушной, участвовавших в боях за Киев, были высоко оценены Советским правительством. Сотни летчиков, штурманов, стрелков-радистов, инженеров, техников, младших специалистов были награждены орденами и медалями. Самым отважным было присвоено звание Героя Советского Союза. За участие в освобождении города были удостоены почетного наименования “Киевских” шесть авиационных дивизий, четыре авиаполка и одна отдельная эскадрилья.

Многие авиаторы отдали свою жизнь за освобождение столицы Украины. В числе погибших — командир полка майор А. С. Романенко. Только благодаря Н. Ф. Ватутину тяжелой участи избежал старший лейтенант А. С. Полетаев, девятка штурмовиков которого в сумерках нанесла удар не по намеченной цели.

— До Берлина еще далеко, постараюсь исправить ошибку, — сказал летчик командующему фронтом.

— Воюйте, старший лейтенант, — подавая руку, проговорил Н. Ф. Ватутин. Только впредь внимательней следите, куда бросаете бомбы…

К 12 ноября наши войска вышли на рубеж Чернобыль — Малин — Житомир Фастов — Триполье. Здесь они перешли к обороне и в дальнейшем почти полтора месяца вели напряженные оборонительные бои в районе Житомира.

Отразив контрудар врага, войска 1-го Украинского фронта подготовились к новой операции и зимой 1944 года продолжали вести наступательные бои, участвовали в освобождении Правобережной Украины.