Глава 21 Книга жизни

Я задумался о применении научных методов как таковых к работе сыщика… Я заключил: «Если человек науки, такой как Белл, стал бы детективом, он не пытался бы угадать, надеясь на случай. Он бы выстраивал все с научной точки зрения». Следуя этому направлению мысли, можно представить, что у меня сложился, что называется, новый образ сыщика – такой, который мне было бы интересно развивать и далее1.

(Артур Конан Дойл, из интервью)

Приступив к созданию детективной повести и записав в блокнот воспоминания о докторе Белле, чтобы в последующем опираться на них, Конан Дойл представил себе, как Шерлок Холмс написал статью о своем научном методе раскрытия преступлений – и спрогнозировал раздраженный ответ Ватсона на эту публикацию:

«Что за вздор! – воскликнул я, швыряя журнал на стол. – Должен сказать, что меня просто злят те, кто, развалясь в своих креслах, сочиняют изящные теории, которые никогда нельзя осуществить на практике».

Артур сохранил этот эпизод в окончательном варианте повести. Во второй главе опубликованного произведения, после того как его герои уже поселились в доме 221?б на Бейкер-стрит, Ватсон наткнулся на статью «Книга жизни» в журнале без указания автора. Ее автор утверждал, что путем систематического наблюдения и учета, казалось бы, незначительных деталей можно узнать о постороннем человеке очень много, в том числе его самые сокровенные мысли.

«По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того ни другого и никогда о них не слыхал. Всякая жизнь – это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену. Искусство делать выводы и анализировать, как и все другие искусства, постигается долгим и прилежным трудом, но жизнь слишком коротка, и поэтому ни один смертный не может достичь полного совершенства в этой области. Прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собою наибольшие трудности, пусть исследователь начнет с решения более простых задач. Пусть он, взглянув на первого встречного, научится сразу определять его прошлое и его профессию. Поначалу это может показаться ребячеством, но такие упражнения обостряют наблюдательность и учат, как смотреть и на что смотреть. По ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибе брюк на коленях, по утолщениям на большом и указательном пальцах, по выражению лица и обшлагам рубашки – по таким мелочам нетрудно угадать его профессию. И можно не сомневаться, что все это, вместе взятое, подскажет сведущему наблюдателю верные выводы»[63].

«Что за дикая чушь! – воскликнул Ватсон в уже опубликованной повести. – В жизни не читал такой галиматьи».

Холмс признается, что это он – автор статьи. «У меня есть склонности к наблюдению – и к анализу, – говорит он с редкой для себя скромностью. – Теория, которую я здесь изложил и которая кажется вам такой фантастической, на самом деле очень жизненна, настолько жизненна, что ей я обязан своим куском хлеба с маслом».

Следующее признание Холмса перечеркнет желание бывшего военного врача передохнуть и восстановить свои силы после ранения при Майванде: «Я – сыщик-консультант, если только вы представляете себе, что это такое. В Лондоне множество сыщиков, и государственных, и частных. Когда эти молодцы заходят в тупик, они бросаются ко мне, и мне удается направить их по верному следу. Они знакомят меня со всеми обстоятельствами дела, и, хорошо зная историю криминалистики, я почти всегда могу указать им, где ошибка. Все злодеяния имеют большое фамильное сходство, и если подробности целой тысячи дел вы знаете как свои пять пальцев, странно было бы не разгадать тысяча первое».

Холмс всегда подчеркивал, что его богатый опыт подтверждается его начитанностью. Это, например, становится ясно, когда он объяснял Ватсону, что «насильственное отравление ядом вовсе не новость в уголовной хронике. Каждый токсиколог тотчас вспомнил бы дело Дольского в Одессе или Летюрье в Монпелье».

В той статье, которую попытался высмеять Ватсон, Шерлок Холмс использовал для описания своих методов слово дедукция, подразумевая под ним способность делать верные логические выводы из заданных посылок – так же выразились бы многие англичане XIX века – вместо правильного термина индукция². Он даже ссылался на свои собственные «правила дедукции». В принципе, как образованный человек, Артур Конан Дойл должен был знать, что «дедукция» означает метод рассуждения от общего к частному, как, например, в выражении: «Все люди смертны. Королева Виктория является человеком. Следовательно, королева Виктория смертна». Конечно же, Шерлок Холмс активно пользуется этим методом. Он вырабатывает какую-либо теорию, а затем начинает проверять ее, как любой опытный ученый-исследователь, нередко опровергая первоначально выдвинутое предположение после появления новой информации. Однако основу его метода составляет все же индукция. Он рассуждал от частного к общему, как, например, в выражении: «У этого человека следы ног расположены очень далеко друг от друга. Так широко способны шагать только высокие люди. Следовательно, этот человек высокого роста». Выражение «метод дедукции», однако, было одним из любимых выражений Джозефа Белла, поэтому, естественно, Артур Конан Дойл вложил его в уста сыщика, образ которого был вдохновлен Джозефом Беллом.

Создавая и описывая научный подход Холмса, Конан Дойл не только повторял (до определенной степени) Задига и Дюпена – он также использовал концепцию Фрэнсиса Бэкона, который ко времени Артура Конан Дойла уже считался покровителем рационального исследования (другими словами, научного подхода). Временами писатель совершенно очевидно обращается к Фрэнсису Бэкону. «Все теории, объясняющие явления природы, должны быть смелы, как сама природа», – замечает Шерлок Холмс в беседе с доктором Ватсоном. Само представление об «объяснении явлений природы» у представителей образованной части населения XIX века было неразрывно связано с Фрэнсисом Бэконом. У его произведения «Новый Органон», изданного в 1620 году, был подзаголовок «Истинные указания для истолкования природы». Этот труд, первоначально названный «Новый инструмент науки», стал манифестом Фрэнсиса Бэкона о том, что позже будет названо научным методом.

Фрэнсис Бэкон выступал против традиционных методов познания, основанных на некритическом обращении к классическим источникам, и ратовал за исследования, основанные на фактических данных. Действуя так, он воплощал в жизнь, разъяснял и развивал философскую парадигму своего времени – стремление к приобретению новых знаний и пониманию тех предметов и явлений, которые могли быть охвачены кругозором человека. Фактически Фрэнсис Бэкон недвусмысленно определил «опыт индуктивного метода» как «исторические заключения, последовательно выводимые из явлений, фактов, наблюдений, экспериментов, искусства, а также из активных наук»³.

Артур Конан Дойл наверняка прочел длинную биографическую и критическую статью о Фрэнсисе Бэконе, написанную Томасом Бабингтоном Маколеем, одним из своих любимых писателей. Маколей (верно использовавший термин «индукция») исказил основное положение Фрэнсиса Бэкона о том, что индукция осуществима только на основе содержательных (т. е. сделанных в рамках определенной логики) наблюдений. В интерпретации Маколея индукция – метод, при котором субъект проводит наблюдения без заранее выработанной концепции, способной объединить собираемые данные. Маколей подвел итог тому, что он считал утомительной очевидностью Бэкона, своим известным примером с пирожками: «В понедельник и среду я ел пирожки с мясом и не спал всю ночь от расстройства желудка… Во вторник и в пятницу я не ел пирожков, и со мной все было в порядке»⁴.

Конан Дойл воспроизвел идею Фрэнсиса Бэкона о практической значимости постоянных наблюдений, превратив доктора Джозефа Белла в мистера Холмса. И уверенность, с которой предвидения Шерлока Холмса воспринимаются окружающими, отразилась в одном из более поздних высказываний доктора Белла: «Пациент скорее всего будет более убежден в том, что вы сумеете вылечить его, если он увидит, как много вы можете узнать о его прошлом, лишь взглянув на него. А весь фокус ведь гораздо проще, чем кажется на первый взгляд»⁵.

Похвала Ватсона в адрес своего соседа по квартире подтвердила, насколько сильно он был впечатлен демонстрацией Холмсом своего метода: «Вы сделали великое дело: благодаря вам раскрытие преступлений находится на грани точной науки».

И по воле Артура Конан Дойла доктор Ватсон подмечает у Шерлока одну человеческую слабость: «Мой спутник даже порозовел от удовольствия услышать от меня такие слова и от серьезной убежденности тона, с которым я их произнес. Я уже замечал, что он был чувствителен к похвалам его искусству не меньше, чем девушка к похвалам своей красоте».