1917 г.

В 1-м номере нашего журнала за 1917 г., завершая новогодний обзор всемирного эсперантского движения, я писал: "В прошлом году из-за войны мы не добились больших завоеваний; однако мы удержали и укрепили ранее достигнутое. Война лишила нас многих сотрудников, но одновременно открыла нам новые горизонты, где мы можем привлечь бесчисленных сторонников нашего языка." Эти новые горизонты я видел в смешении наций: в разные страны прибыли иностранцы, которые срочно нуждались в средстве общения. Поэтому мысль об Эсперанто поневоле привязывалась к всякому, кто неожиданно впервые ощутил себя глухонемым. Кроме того, наши единомышленники, будучи мобилизованными, взятыми в плен и будучи беглецами, конечно не упустили и не упустят случая, чтоб проповедовать наш язык. В результате появился большой спрос на учебники Эсперанто на всех языках. Продолжая мысль, я писал: "Если мы энергично используем это благоприятное обстоятельство, то через несколько лет наше поле станет неузнаваемым." Мой оптимизм несомненно оправдался бы, если бы на нашем пути не встало событие, полностью опрокинувшее все наши соображения и выводы. Как война в 1914 г. на несколько месяцев почти остановила наше движение, так то же самое совершила в нашей стране разразившаяся революция.

В январе и феврале газеты ежедневно сообщали о трениях между царским правительством и народными представителями. Народ через Государственную Думу, земства и городских представителей требовал от царя новую конституцию, но царь упрямился. Перед хлебными лавками выстраивались большие очереди. Это очень возбуждало людей. 8 марта (по новому стилю) нехватка хлеба произошла во многих окраинных районах Петербурга, где жили по преимуществу фабричные рабочие. Вечером того дня с криками "Хлеба! Хлеба!" по улицам стали ходить толпы народа, состоящие главным образом из женщин. На следующее утро движение усилилось, массы людей проникли уже в центр. Между ними и полицией в нескольких местах произошли кровопролитные столкновения. 10-го марта началась общая революция. День 12-го марта был апогеем революции. К революции примкнули почти все полки, находившиеся в то время в Петербурге. Они решили судьбу революции. С того момента революция приняла уже организованные формы. 13-го марта был днём полной победы. Все царские министры уже были арестованы. В эти дни царь находился вне Петербурга — в Витебске, в Ставке действующей армии, — и никак не мог вернуться в Петербург. Там /точнее — во Пскове/ он вынужден был подписать своё отречение от трона.

В Москве всё казалось спокойным до утра 11 марта. В этот день многочисленные колонны демонстрантов с красными флагами и революционными песнями направились к центру. Когда утром этого дня я вышел из дому, я сразу был захвачен демонстрацией и вместе с ней прибыл к зданию Городской Думы. В это здание пропускали только по мандатам организаций. Меня пропустили как корреспондента журнала. Там уже образовался Совет рабочих депутатов под председательством Прокоповича и Хинчука, которые были известны в Москве как активные кооператоры.

Между прочим, я встретил там человека, который неоднократно посещал наш магазин и наше Общество, называл себя благожелателем Эсперанто, интересовался подробностями нашей жизни и т. д. Наблюдая его нынешнюю активность, я предположил, что он является одним из революционных руководителей. Но спустя несколько месяцев я прочёл в газетах, что он был осуждён как царский детектив и приговорён к суровому наказанию. Следовательно, навещая наше Общество, он следил за нами и возможно благодаря его сообщению в жандармских архивах позже был обнаружен донос о том, что в моей библиотеке имеются анархистские издания (в библиотеке лежали различные эсперантские журналы, в том числе анархистского направления). Вероятно он проник в Городскую Думу со специальной целью своей детективной службы. Впрочем, в это беспорядочное время в крупное здание Думы могли проникать разные подозрительные личности.

В первое время заседания Московского Совета носили основополагающий характер и зачастую проходили неорганизованно. Но через несколько дней, когда революция вошла в берега, когда царь был свергнут с трона, а в Петербурге было избрано Временное правительство, заседания Совета приняли более или менее нормальный характер. Главной задачей Совета в то время было обеспечение в городе и губернии необходимого порядка и снабжение жителей продуктами. В качестве корреспондента я мог посещать заседания Совета довольно часто, но я был привязан к эсперантским предприятиям.

Прежде всего надо было выпустить февральский и мартовский номера "Ла Ондо дэ Эспэранто". Ввиду революции эсперантская общественная жизнь совсем остановилась, и, чтобы заполнить очередной номер, я начал срочно писать исторический эскиз по причинам революции. Я назвал статью "Фало дэ цара реджимо эн Русландо" /падение царского режима в России/. Одновременно я попросил своего старого сотрудника С.В.Обручева описать его революционные дни. Эти две статьи заполнили весь 2-3-й номер журнала. После они были переведены на многие языки — шведский, японский и другие.

Революционные дни опрокинули один мой очень важный план. Я уже говорил, что в прошедшем 1916 г. вышел мой новый учебник в 6 частях "Тута лингво Эспэранто". С помощью этой книги уже многие выучили наш язык и нашли книгу весьма подходящей для этой цели. Теперь я решил распространить книгу по нашей стране с помощью многочисленных газетных объявлений, упомянутых выше. В провинциальных газетах такое объявление стоило не слишком дорого: 30-50-80 рублей. А в московских и петербургских газетах оно стоило уже около 150 рублей. Несмотря на это я решил сделать такое объявление в самой массовой газете России "Русское слово". Будучи напечатанным перед всеми другими объявлениями и охватывая все колонки страницы, оно непременно обратило бы на себя внимание всех читателей газеты и вызвало бы массу заказов. Я уже оплатил через контору 150 рублей и объявление должно было появиться 1/14 марта 1917 г. Но из-за революции газета не вышла и объявление не появилось. Газета вернула деньги. В последующие дни объявление никого бы уже не привлекло, ибо все россияне были вовлечены в революцию.

Я лично искренне приветствовал революцию, ибо сильно надеялся, что она принесёт нашей стране и нашей идее многие преимущества, тем более, что она была почти бескровной.

Тем временем царский трон падал, как падает сгнившее старое дерево. Довольно было небольшого толчка, и он опрокинулся. В марте, апреле и мае мы ощущали двойную весну: сезонную и политическую. Это время было временем полной свободы. Всюду можно было видеть митинги и на них каждый мог говорить и проповедовать что хотел. Одни защищали продолжение войны, другие говорили о полном её прекращении, кто-то одобрял действия Временного правительства, другие ругали их и призывали к истинной социалистической революции (большевики). Каждый хотел выстроить новый общественный порядок согласно своей собственной модели и своему идеалу. Появились вожаки, которые объединяли более или менее единомыслящих в одну партию. Граждане разделились по партиям. Эсперантисты — тоже: некоторые объявили себя меньшевиками, некоторые — большевиками, некоторые — эсерами, некоторые — анархистами и т. д. Но все хотели, чтоб их партия приняла один общий язык Эсперанто и по возможности пропагандировали его. Наш магазин был тогда неким звеном, не входящим ни в одну партию, но связывающим их посредством одной идеи международного языка.

Видя партийное разъединение и оставаясь нейтральными, мы лишь пытались найти такие точки соприкосновения, где можно было бы с большей пользой для нашего языка учесть новую политическую обстановку. Поскольку в то время в российском воздухе парили социалистические тенденции, девизом которых было "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", мы широко использовали этот лозунг, принимая во внимание, что многоязычие является его естественным врагом и что для борьбы с многоязычием необходимо принять в качестве общего средства взаимопонимания язык Эсперанто.

Прекрасный повод для такого рода пропаганды в середине апреля дал визит французских и английских социалистических делегатов. Московский Совет рабочих депутатов по этому случаю устроил специальное торжественное заседание. Поскольку делегаты не могли говорить по-русски, а наши рабочие не понимали их язык, мы решили, что это заседание представляется наилучшим моментом для пропаганды нашего языка. В заседании принимал участие наш единомышленник А.Прагер и книжный магазин выдал ему 500 экземпляров моего учебника и такое же количество пропагандистских листовок, чтоб он роздал их всем депутатам. То же самое мы проделали 1-го мая, когда группа московских эсперантистов по инициативе товарищей Малофеева и Шеенко участвовала в торжественной манифестации, с помощью которой свободный российский рабочий класс отмечал международный день рабочих.

Но, как говорит наша пословица, ни радость, ни горе не продолжаются вечно. В апреле нас настигла напечатанная в одной из русских газет телеграмма из Копенгагена о смерти автора Эсперанто Заменгофа. Когда немецкие войска оккупировали Польшу, он оставался в Варшаве и мы уже не могли сноситься с ним непосредственно. Мы не хотели верить сообщению, но вскоре поступили дополнительные сведения из нейтральных Швейцарии и Швеции, которые окончательно подтвердили ужасное известие. Смерть маэстро Московское общество эсперантистов оплакало в двух открытых торжественных собраниях, одно из которых было проведено в Московском университете, где покойный изучал медицину в 1879–1880 гг.

По случаю смерти нашего маэстро я написал некролог и поместил его в № 100–101 журнала "Ла Ондо дэ Эспэранто". И судьба определила так, что одновременно со смертью автора Эсперанто умер и наш журнал. Почему и как это произошло? Раньше я уже не раз говорил, что мировая война расстроила экономическую жизнь не только воюющих, но и нейтральных стран. Например, издающийся в США "Америка Эспэрантисто" /американский эсперантист/ написал в сентябрьско-октябрьском номере за 1916 г.: "Администрация "Американского эсперантиста" просит прощения подписчиков за поздний выход нескольких последних номеров и их сдваивание. Это произошло по нескольким причинам: с одной стороны, из-за недостатка и высокой цены бумаги, с другой — из-за отсутствия рабочих в отделе печати." И это писали наши единомышленники, живущие в нейтральной стране. Что же должны были терпеть наши издания в воюющих странах! По тем же причинам, но возможно в тройном размере, мы, объявляя подписку на журнал на 1917 г., обещали дать за прежнюю цену в 2 рубля только 8 номеров. Но тогда мы не предполагали, что в марте в нашей стране произойдёт революция. Но любая революция — это вторая война. Если война порождает панику, то двойную и тройную панику порождает война, связанная с революцией.

Сразу за мартом товары на рынке начали таять как весенний снег. Рубль падал вниз с ужасной скоростью. Золотые и серебряные монеты совсем пропали. Новое правительство заменило их бумажными банкнотами, которые с каждым днём теряли свою ценность. Главным руководителем нашей страны в то время был социалист-революционер Керенский. Он образовал Временное коалиционное правительство. В него вошли министры от всех политических партий. Этому правительству пришлось делить власть с другими учреждениями — Советами рабочих, что породило анархию в стране. Организовали специальную комиссию, которая должна была выработать "устав учредителя", но она не торопилась это делать.

В то же самое время энергично работала руководимая Лениным самая левая социалистическая партия — партия большевиков, утверждавшая, что данный момент является самым благоприятным для введения в России социалистического режима. В июле эта партия осуществила первую попытку свержения "буржуазного" правительства Керенского и взятия всей власти. Это выступление не было успешным, но всё же заставило население задуматься о новых вещах.

Поскольку исчезли и царские банкноты, Временное правительство печатало новые банкноты, прозванные населением "керенками". Это были сорока-и двадцатирублёвые банкноты квадратной формы в один дециметр. Их покупная способность не превышала одной десятой золотого рубля и публика зачастую получала целые неразрезанные листы таких банкнот. Уже сам внешний вид их не внушал большого доверия, а их ценность ежедневно всё более и более падала. Соответственно этому росли цены товаров и услуг.

Так как у нас не было запаса бумаги для журнала, нам нужно было заплатить за неё по таким ценам, которые совершенно не соответствовали 2-рублёвой стоимости подписки на год. То же самое мы испытали в типографии. Я уже подготовил материал для выпуска 6-7-го номера "Ла Ондо дэ Эспэранто", но его печатание стоило так дорого, что пришлось это отложить до лучших времён.

В это время наш единомышленник московский делегат Всемирной эсперантской ассоциации (УЭА) Ст. Шабуневич решил устроить собственную типографию. Он уже купил латинский шрифт, печатные станки и другие вещи, необходимые для типографии. Недоставало только букв с надстрочными знаками, которые можно было выплавить вне Москвы. Он заказал и ждал. Я решил напечатать журнал в его типографии, когда буквы будут готовы.

Время бежало незаметно, как вдруг в России произошло другое событие, которое "за 10 дней потрясло весь мир", — Октябрьская коммунистическая революция. Нам пришлось приспосабливаться к совершенно новым условиям жизни. Ни в октябре, ни в последующие месяцы мы не могли найти бумагу и наш журнал больше не выходил.

Теперь вернёмся к работе магазина. В течение нескольких недель февраля и марта, когда Февральская революция взбудоражила всю Россию, магазин конечно работал очень мало и мы вынуждены были подавать множество газетных объявлений, чтоб вновь пробудить интерес публики к нашему движению. Покупали главным образом учебники и словари, изданные в России. Заграничные издания имели уже меньший спрос, т. к. издавая новый каталог в январе — восьмой и последний, — мы указали цены по курсу 1 французский франк = 50 копеек вместо прежних 40 копеек. Кроме того, мы уже не могли получать многие заграничные издания, ибо наше правительство слишком скупо выдавало разрешения на перевод наших денег за рубеж. Благодаря этому для продажи мы располагали только тем запасом заграничных книг, который создали в предыдущие годы. В результате в конце года в магазине осталось очень мало заграничных книг, хотя наш последний каталог был самым объёмным и содержал 32 страницы. Мы могли бы гордиться этим каталогом, ибо он был самым большим эсперантским каталогом во всём мире, если бы могли свободно получать из-за границы все издания

Однако в январе 1917 г. мы подсчитали цены по курсу 1фр. фр. = 50 коп., а в декабре он был уже намного ниже. Поэтому, продавая книги по старому курсу, мы обменивали дорогие вещи на ежечасно обесценивающиеся банкноты. Но мы не могли очень часто поднимать цены на книги, как это делалось в лавках, ибо тогда нас обвинили бы в спекуляции. Таким образом, частью из-за специфичности нашего движения, частью из-за нашей неопытности, мы шаг за шагом двигались к банкротству. Но мы продолжали барахтаться.

Не прекратил работу и наш институт. В первую половину 1917 г. курсы совсем не работали, но экзаменационная комиссия свою работу не прекращала. В апреле сдали экзамены и получили дипломы А.Р.Йодко, Р.Н.Бакушинский, Н.М.Желтов, а в сентябре — Н.В.Некрасов, Н.И.Футерфас, Б.Бреслау, Т.Г.Фридрихсен, С.М.Чарновский, Т.Н.Голев.

Поскольку после мартовской революции все государственные учреждения утратили свой авторитет и царила полная гражданская свобода, я воспользовался этим и без каких-либо формальностей пригласил в институт в качестве преподавателей новых людей: Фридрихсена (Индру), Чарновского, Бреслау, Футерфаса — беженцев из западной части России. В сентябре я вместе с новыми преподавателями возобновил работу курсов. До 1 января 1918 г. у нас было 65 курсантов. Большая их часть состояла из беженцев. Курсы действовали до сентября.

В октябре (по старому стилю) произошла Октябрьская революция. Началась гражданская война. Пять дней мы сидели в своём доме как в осаждённой крепости. Стреляли из ружей и пулемётов, гремели пушки. К счастью, в нашем доме никого не убило. Через пять дней большевики победили и между борющимися наступило перемирие. Власть большевиков была признана, и на стенах Москвы были расклеены первые декреты. Они объявляли, что в России образовано новое правительство. Высшим учреждением был назван Совет народных комиссаров в Петербурге. В других городах были образованы Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, которые осуществляли местное управление. Вся земля была объявлена государственной собственностью. Все землевладения были бесплатно переданы пахарям. Основой нового режима были объявлены диктатура пролетариата и рабочий контроль, когда вся деятельность капиталистов, владельцев фабрик и заводов подлежала контролю представителей рабочих. Этот контроль был промежуточным шагом к последующей национализации всех фабрик и заводов.

Новый режим дал много поводов думать, что уже пришло время для обобществления всего имущества. В первые месяцы после большевистской революции много смятения произвела партия анархистов, в которую записывались люди зачастую совершенно чуждые идейной доктрине этой партии и думавшие, что членский билет даёт право на всякие скидки. В газетах мы часто читали, что то на одной, то на другой улице появлялась группа лиц, называвших себя анархистами, которая занимала целый дом какого-нибудь богача, прогоняла хозяина и раздавала всё его имущество. Подобным образом часто атаковали разные магазины и т. д. Потребовались многие месяцы прежде чем новая власть смогла обуздать таких "социалистов".

К счастью, наш магазин был довольно защищён от подобных лиц полной непривлекательностью для них наших товаров и имущества. Поэтому в этом отношении я был спокоен. Меня больше заботила пищевая проблема, ибо в то время крестьяне очень неохотно продавали зерно и муку за ежедневно обесценивающиеся бумажные деньги. Ценность рубля упала почти в сто раз и чтобы купить хлеб, мясо, молоко, масло и т. д., надо было всегда потратить массу времени. Зачастую, не найдя никакой пищи, мы ложились спать полуголодными. Началось похудение и так называемое "мешочничество". Мешочниками называли людей, которые, взяв с собой мешки, садились в поезда и ехали в деревни, где можно было найти зерно или муку в обмен на разные нужные предметы — одежду, золотые монеты, карманные часы и т. д. Наполнив мешки, они возвращались в города и там или поглощали пищевые сокровища в своих семьях, или продавали их по высокой цене другим.

Ввиду голода я тоже решил выехать на некоторое время в провинцию. Я выбрал город Лихвин в 200 км от Москвы, где жили мои друзья супруги Викторовы. Прибыв на вокзал для посадки в поезд, я увидел там кучу людей, которые стояли, сидели или лежали на покрытом толстым слоем грязи полу. Одни были нагружены мешками и чемоданами с подлежащими обмену вещами, другие были с ружьями и в солдатской форме, третьи были случайными пассажирами. Солдаты возвращались домой, самовольно покинув фронт и пробивая себе дорогу силой захваченного оружия. Всюду царил невообразимый хаос. Когда подошёл наш поезд, все в беспорядке бросились занимать места в вагонах. Ругань, крики, стоны, драка. Через несколько минут вагоны были забиты людьми как бочки — сельдью. Те, кто не смог проникнуть в вагоны, заползли на их крыши или даже уселись на буфера между вагонами. Когда поезд тронулся, мы услышали ужасные крики: кто-то упал под вагон и был разрезан колёсами.

Меня втолкнули в купе в середине вагона и я стоял, вернее висел, сжатый со всех сторон. В таком положении мы ехали всю ночь до первой большой станции — Серпухова. Некоторые чувствовали себя так плохо, что их надо было как-то вывести наружу. Но как это сделать? Перебросить через головы стоящих в коридоре? К счастью, среди пассажиров оказался слесарь, у которого был универсальный ножик с разными приспособлениями. С помощью этого ножика он выставил оконную раму, что позволило вывести через окно тех путешественников, которые не могли больше терпеть. После их затащили в вагон тем же путём.

Через 20 часов мучений я наконец достиг вожделенного городка Лихвина. Тамошние жители не голодали так, как в Москве, а на базарах можно было купить или выменять зерно, муку, крупу, молоко и другие продукты. В этом раю я провёл один месяц и несколько укрепил своё тело. В январе 1918 г. с теми же "удобствами" я вернулся в Москву.

П Р И М Е Ч А Н И Я:

1) Перевод статей А.Сахарова и С.Обручева на русский язык помещён в конце данного сборника.

2) "Устав учредителя" — этап в подготовке Учредительного собрания.

3) Формально Керенский возглавил Временное правительство после его кризиса 15–20 июля.

4) Эсперантский алфавит состоит из 28 букв, из которых 6 имеют надстрочные знаки.

5) Лихвиным до 1944 г. назывался г. Чекалин Тульской области РСФСР.