Экономика, вера, нравственность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Многие в России до сих пор удивляются, слыша, как религиозные общины рассуждают об экономике. Однако это для них было естественным всегда – по крайней мере в эпохи, в которые религиозные суждения о труде, хозяйстве и деньгах не «придушивались» богоборческими режимами. Обо всем этом много говорится в Ветхом и Новом Заветах. Документы – как правило, критические – о современной экономической жизни принимают Католическая церковь, многие протестантские конфессии, Всемирный совет церквей. Многие теологи на Западе также размышляют на экономические темы.

Ценности, «свои» для Православия – уважение к труду, умеренность в потреблении, справедливость, честность, приоритет духовного над материальным и общего над частным, внимание к простому человеку – веками присутствовали в русском хозяйствовании. Между прочим, наставления о том, «как жить человеку по средствам своим», содержатся еще в «Домострое» в редакции протопопа Сильвестра – памятнике XVI века, сильно облаянном антирелигиозной и русофобской пропагандой, но представляющем собой прекрасный набор жизненных принципов – конечно, при некоторой жестокости, свойственной в то время всем народам Европы и не принятой сегодня.

«Жить по средствам» – в этих словах содержится целый ряд экономических установок, свойственных православному человеку и православным народам. Причем эти установки стремительно расходятся с системой мысли и жизни, контролирующей сегодня мировую экономику и, уверен, ведущей ее к краху. Двумя настоящими основами хозяйственных процессов являются данные Богом богатства – вода, воздух, земля, содержимое ее недр, все, что она производит, дарованные нам Творцом способности – и человеческий труд. Богатство, нажитое без труда, всегда нравственно опасно и недолговечно. Полагаться только на Божий дар и не прилагать своих усилий – опасно не в меньшей степени. Труд – «священная корова» коммунизма и других левых идеологий – не имеет абсолютной ценности. Он, вопреки утверждению Энгельса, не «сделал из обезьяны человека». Его не было в раю до падения Адама, не будет его и в вечном Божием Царстве. Труд дан нам в наказание, но достоин уважения, потому что обычно служит благу не только одного человека, но и ближних, народа, Отечества, церковной общины.

Гораздо меньшего уважения достойна «священная корова» современного финансового капитализма – деньги и другие богатства, все более оторванные от труда. И не надо говорить о действительно тяжкой и нервной работе финансовых игроков. Всем хорошо известно, что основная часть прибыли в мире достигается благодаря колебаниям конъюнктуры, по большей части внеэкономической, и манипуляций, которые производят даже не люди – компьютерные программы. Самодовольные певцы глобальной финансовой системы уже в прошлом десятилетии подсмеивались с трибун международных форумов, говоря: «Так называемая реальная экономика, экономика товаров и услуг, есть лишь мелкая функция экономики финансовой. Так, процентов пять-семь. Если она исчезнет, никто и не заметит». Впрочем, эта нагловатая шуточка привлекала внимание христиан, участвовавших в форумах, к абсурдности современного положения дел: настоящие материальные ценности действительно обеспечивают лишь малый процент денег, по большей части виртуальных, а также разного рода финансовых обязательств и манипуляций с ними. Все остальное – пена, игра, фантом, глобальная пирамида, которая не может не рухнуть.

Петр Авен – один из немногих российских бизнесменов, до сих пор продолжающих отрицать, что экономика есть область, связанная с социальной ответственностью, с заботой о благе простого, «бедного» человека. Позиция господина Авена ясна и лишена полутонов. По его мнению, чтобы достичь процветания, Россия должна наконец принять «протестантскую этику», главный принцип которой российский банкир формулирует так: «Богатство – отметина Бога». И добавляет: «Мы платим налоги и больше ничего не должны никому, кроме Бога и совести».

То, что банкир рассуждает о Боге, – уже хорошо. Но мне хотелось бы защитить протестантов. Абсолютизация богатства, идеология всепроникающего и ничем не регулируемого рынка никогда не была свойственна ни классическому, ни современному протестантизму, за исключением разве что низкопробных популистских сект, исповедующих «теологию процветания». Социальный дарвинизм, установки типа «человек человеку волк», «каждый за себя», «пусть проигравший плачет» – прямо противоположны Евангелию, а значит, и любому серьезному христианскому богословию, в том числе протестантскому.

Между прочим, современные реформаты – прямые наследники Жана Кальвина и Джона Нокса, богословием которых вдохновлялся Макс Вебер, – прямо осуждают современную мировую экономику за доминирование в ней спекулятивного капитала и за эксплуатацию беднейших стран. Прошедшее в августе 2004 года собрание всех реформатских церквей мира даже заявило: «Мы отрицаем культуру прогрессирующего потребительства, конкурентную алчность и эгоизм неолиберальной системы глобального рынка, равно как и любой другой системы, отрицающей альтернативы… Мы отвергаем идеологии и экономические режимы, ставящие прибыль выше людей». Участники конгресса осудили «теологию, утверждающую, что Бог – только с богатыми, а в бедности виновны сами бедные».

Полемика с Петром Авеном – из статьи «У рынка должны быть моральные границы». Газета «Аргументы и факты», 2004 г.

Почему она пока устойчива, несмотря на все предупреждения крупнейших интеллектуалов о том, что «финансовый пузырь» когда-нибудь лопнет? Ответ прост: как ни странно, экономика «свободного рынка» в своем нынешнем виде предельно зависит от политики – зависит гораздо больше, чем во времена христианских государств давних веков или идеологических режимов века двадцатого. Не случайно Владимир Путин как-то сказал, что новости о его семейном положении могут повлиять на курсы валют или нефтяные цены. Главные факторы, влияющие на финансовую конъюнктуру, – внеэкономические. Могущество же главного финансового игрока – Соединенных Штатов Америки – и твердость их валюты обеспечиваются прежде всего глобальной военной силой этой страны и ее внешней политикой, агрессивно продвигающей по всему миру собственную модель устройства экономики, государства и общества. Не будь всего этого, невозможно было бы десятилетиями увеличивать, по определению, невозвратный внешний долг США, сохранять доллар как главное средство мировых расчетов и как валюту, к которой привязаны мировые цены, «снимать вопросы» о легитимности Федеральной резервной системы – органа, никем не избираемого и практически никому не подотчетного, но имеющего власть над эмиссией доллара, бумажного и безналичного. Вся эта система рухнула бы в одночасье, если бы не политический фактор – и, конечно, если бы не военный.

Впрочем, для поддержания этой системы, то есть для роста пирамиды, нужны все новые рынки, а они почти исчерпаны – не надеяться же всерьез на развитие за счет Кубы и Северной Кореи, если те будут покорены глобальным Западом. На этом фоне Китай, Россия, некоторые страны Восточной Азии и отчасти исламский мир постепенно пытаются «выйти из игры», закрывая свои экономики от управляемых извне финансовых «ветров», ища альтернативу доллару и крупнейшим западным банкам. Так, наша страна скупает физическое золото, Поднебесная продвигает юань, исламский мир развивает беспроцентный банкинг, а Президент Казахстана даже предложил ввести новую мировую валюту на базе ООН. Некоторые ученые считают конечными и ресурсы планеты, хотя пока они далеко не исчерпаны, а идея «пределов роста» была вброшена Римским клубом скорее для того, чтобы оправдать меры по сокращению населения Земли. Наконец, в мире появляется очень много новых центров влияния, недовольных диктатом Уолл-стрит и Бреттон-Вудских институтов (МВФ и Всемирного банка). Часть этих центров альтернативы располагается на самом Западе. Отмахиваться от них и «прижимать» их все сложнее. К голосу светских критиков присоединяются религиозные лидеры. Так, Папа Римский Франциск в 2015 году сказал: «Скажем «нет» экономике отчуждения и неравенства, где правят деньги, а не взаимные услуги. Эта экономика убивает. Эта экономика отвергает. Эта экономика разрушает Мать-Землю».

Нам пытаются сказать, что духовенство, активные миряне и даже епископат должны чуть ли не в лохмотьях ходить, что получение ими средств к существованию, комфортные условия работы, украшение храмов, церковных домов, епископских резиденций – это нечто неправильное, постыдное и даже антихристианское по сути. Задача очень проста: выдавить духовенство и лучших мирян в область социальных маргиналий. Сделать так, чтобы нормальный молодой человек, которому хочется прокормить семью и быть не последним членом общества, никогда не пошел бы ни в священники, ни в церковные социальные труженики, ни в православные журналисты. Отчасти этого добились на Западе, где оскудение духовенства – кстати, не только католического, но и женатого протестантского, и даже так называемого духовенства женского – обусловлено прежде всего тем, что в социальном отношении эта группа оказалась чуть ли не одной из самых уязвимых и бесперспективных.

Священник, епископ, церковный труженик-мирянин всегда в Православии пользовались народной поддержкой, не меньшим уважением, чем государевы слуги, купцы или воины, и уровень их жизни соответственно поддерживался. Нам не нужно бояться считать такое положение нормой и прямо говорить об этом. Иначе через двадцать лет в наших храмах будут служить гастарбайтеры и маргиналы, как это происходит в некоторых западных странах.

Из колонки «Есть ли у христианства будущее?». Газета «Русь державная», март 2013 г.

Перед лицом нарастающих проблем и усиливающейся критики глобальную финансовую экономику, скорее всего, попытаются спасти (или грамотно обрушить) через политику – причем политику весьма радикальную, вплоть до развязывания новой мировой войны. Масштабный хаос и массовые человеческие жертвы могут стать предлогом для окончательного и тоталитарного закрепления мировой экономической власти за теми, в чьих руках она находится сейчас. Или наоборот – для экономической чрезвычайщины, под которую можно будет «списать» и американский долг, и доллар, и ФРС, и даже сами США, заранее подготовив им замены, не менее эффективные с точки зрения обслуживания интересов западных элит.

Что мы, Россия, сегодня можем противопоставить этому мрачному, но, на мой взгляд, реалистичному сценарию? В нынешней мировой экономической системе, по правилам которой мы всегда проиграем, – почти ничего. Кроме нашей интеллектуальной работы, основанной на ценностях традиционных для России религий – Православия и ислама.

В Церкви это очень хорошо поняли уже вскоре после «перестройки». В 90-е годы на экономические темы высказывались и отдельные иерархи – тот же митрополит Кирилл – и Архиерейские Соборы. Появились и первые православные ученые, писавшие о национальном и глобальном хозяйстве – Олег Шведов, Эдуард Афанасьев, Михаил Гельвановский, протоиерей Александр Миняйло. Во многом именно с православных позиций выступал и сейчас выступает Сергей Глазьев. Вместе мы старались «перевести» православные ценности на язык современного текста и практических предложений. В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви экономическим проблемам посвящены два раздела – «Труд и его плоды» и «Собственность». Отдельно говорится там и о глобализации экономики.

Взгляд на экономику как на сферу, определяющую всю жизнь общества, включая духовность, нравственность и политику, сближает российских либеральных реформаторов и их хронологических предшественников – коммунистов. И те и другие весьма невысоко оценивали самостоятельную важность внеэкономических факторов в жизни страны и государства. В итоге уверенность в том, что «рынок все устроит», привела к катастрофическому кризису общественной морали как в политике, так и в экономике. В первой половине 1990-х годов лозунг обогащения любой ценой доминировал в России и других постсоветских странах. Открывшиеся просторы для проявления частной инициативы в первую очередь были освоены не честными тружениками, которым было нелегко в одночасье приспособиться к быстро и многократно менявшимся «правилам игры», но людьми, не отягощенными совестью и какими-либо принципами. Приватизация, проведенная сомнительными методами, обогатила недавнюю советскую хозяйственную бюрократию, а также удачливых манипуляторов и криминалитет. Многомиллионные состояния создавались за счет близости к высшему государственному руководству или за счет нелегитимного применения силы. «Правила», принятые в криминальном мире, подчас оказывались единственным регулятором экономических отношений на местах. <…>

Нувориши – «хозяева жизни» – с экранов телевизоров откровенно плевали в лицо тем, кто всю жизнь трудился на благо страны, а в итоге оказался лишен не только участия в разделе государственной собственности, но и сколько-нибудь достойных средств к существованию. Опросы школьников показывали, что самыми популярными среди них «профессиями» были бандит и проститутка – именно эти персонажи ассоциировались с «красивой жизнью» крупных городов. <…>

Главным же негативным итогом первого постперестроечного десятилетия стал, как представляется, моральный упадок общества. Крушение идеала социальной справедливости, личные трагедии большинства граждан, озлобленность и социальная апатия, беспомощность перед лицом олигархов и преступников – все это тяжким грузом лежало на народной совести, а значит, не могло не заботить Церковь.

Из доклада «Русская Православная Церковь и вопросы экономической этики на рубеже тысячелетий» на конференции «Православие и этика капитализма», март 2005 г.

В рабочей группе, писавшей «Основы…», мы много спорили о каждом положении этих текстов. Но главным критерием правильности церковной позиции была верность Слову Божию – Библии. «Продолжая на земле служение Христа, Который отождествил Себя именно с обездоленными, Церковь, – говорится в документе, – всегда выступает в защиту безгласных и бессильных. Поэтому она призывает общество к справедливому распределению продуктов труда, при котором богатый поддерживает бедного, здоровый – больного, трудоспособный – престарелого. Духовное благополучие и самосохранение общества возможны лишь в том случае, если обеспечение жизни, здоровья и минимального благосостояния всех граждан считается безусловным приоритетом при распределении материальных средств. <…> По учению Церкви, люди получают все земные блага от Бога, Которому и принадлежит абсолютное право владения ими. Греховное отношение к собственности, проявляющееся в забвении или сознательном отвержении этого духовного принципа, порождает разделение и отчуждение между людьми. <…> Народы, к которым принадлежит пять шестых населения планеты, оказываются выброшенными на обочину мировой цивилизации. Они попадают в долговую зависимость от финансистов немногих промышленно развитых стран и не могут создать достойные условия существования. Среди населения растут недовольство и разочарование. Церковь ставит вопрос о всестороннем контроле за транснациональными корпорациями и за процессами, происходящими в финансовом секторе экономики».

Еще одним интереснейшим интеллектуальным экспериментом стало составление Свода нравственных принципов и правил в хозяйствовании. Вместе с экономистами разной ориентации – от Владимира Мау до Сергея Глазьева – мы разработали текст, принятый в 2004 году Всемирным русским народным собором и Межрелигиозным советом России, то есть представителями православных христиан, мусульман, буддистов и иудеев. Текст прилагает известные десять заповедей к экономической жизни. Так, вторая заповедь – «Не сотвори себе кумира» – раскрывается через отвержение абсолютизации богатства и стяжательства: «Культ богатства и нравственность в человеке несовместимы. Отношение к богатству как к кумиру неизбежно разрушает экономическую и правовую культуру, порождает несправедливость в распределении плодов труда, социальную «войну всех против всех». Стяжание богатства ради богатства заведет в тупик и личность, и дело, и национальную экономику». А заповедь седьмая – «Не прелюбодействуй» – интерпретируется как запрет на узурпацию власти олигархами: «Политическая власть и власть экономическая должны быть разделены. Участие бизнеса в политике, его воздействие на общественное мнение могут быть только прозрачными и открытыми. Всю материальную помощь, оказываемую бизнесом политическим партиям, общественным организациям, средствам массовой информации, необходимо делать общеизвестной и проверяемой. Тайная помощь такого рода подлежит публичному осуждению как безнравственная. Частные СМИ должны откровенно говорить об источниках, размерах и расходовании своих средств. Производственные и предпринимательские структуры, полностью или частично принадлежащие государству, не должны делать политических предпочтений. В экономике нет места коррупционерам и другим преступникам». Эти мысли более чем актуальны и сегодня – и для бизнеса, и для власти.

– Каково отношение Русской Православной Церкви к проблеме резкого имущественного расслоения, возникшего в последнее десятилетие, когда подавляющее большинство населения России прозябает в унизительной бедности? Как вы считаете, не существует ли здесь опасности того, что сложившаяся ситуация может послужить прологом новых социальных потрясений в России?

– Конечно, это для Церкви большая боль. Об этом много раз говорилось в документах и Святейшего Патриарха Алексия II, и Архиерейских Соборов. Пропасть между богатыми и бедными для России – это очень большая беда, это большая психологическая и духовная проблема. Ведь наши люди привыкли к тому, что долгое время отношения в обществе у нас строились на основе идеи равенства. Конечно, в советское время эта идея была утрирована. Система, чтобы сохранить свой внешний фасад, искусственно сдерживала человеческую инициативу. Резкий переход от общества пусть искусственного, но равенства к обществу огромных дистанций между богатыми и бедными очень болезненно отразился на людях. И проблему эту не снять заговорами по телевизору, утверждениями о том, что все, кто живет бедно, плохо работают. Всем понятно, что на самом деле у нас очень низкая оценка человеческого труда. Возможно, это происходит из-за того, что люди сами мало требуют. Конечно, если бы работники поставили предпринимателя в такое положение, что он бы разорился, если бы не стал платить им больше, может быть, он бы задумался. Если наша государственная система и наш бизнес не научатся вкладывать в человека, то новый экономический уклад в России может сложиться как карточный домик.

Из интервью журналу «Признание», 2003 г.

Если и есть что хорошего в идее «пределов роста» – так это неожиданное напоминание с либерального фланга о ценностях, которые веками проповедует христианство: о самоограничении и умеренности. Понятно, что сам по себе лозунг постоянного экономического роста неправилен: когда-то он да должен остановиться. Однако сегодня даже минимальное замедление – даже не самого роста, а его ускорения – воспринимается как катастрофа, признак упадка отдельной страны или всей мировой экономики, основание для манипулятивных призывов к политическим переменам. Рейтинговые агентства играют цифрами «замедления темпов роста» для дискредитации различных правительств и народов. Мировые СМИ, особенно «экономические», навязывают всему миру более чем спорные критерии успешности, несмотря на все разговоры Римского клуба, экологов, левых партий и интеллектуалов о небесконечности роста. На мой взгляд, гораздо более правильными являются различные «индексы человеческого счастья», которые подтверждают древнюю мудрость о том, что оно вовсе не в деньгах.

Эта мудрость зафиксирована не только практически во всех религиях, но и в народных преданиях. Одна из моих любимых еврейских песен, исполняемая обычно в большой компании, в русскоязычной интерпретации Псоя Короленко поется примерно так:

Если деньги есть, а благородства нет,

Блеклым будет белый свет!

Если деньги есть, а верности нет,

Вялым будет белый свет!

Дальше нужно придумывать аналоги отмеченных слов для первой и второй строк на каждую следующую согласную букву алфавита. Упражнение долгое, но для усвоения нравственной истины очень полезное.

Вспомним и известный анекдот: африканец лежит под пальмой, к нему подходит белый человек.

– Что ты все время лежишь? Собери финики, отвези в город и продай.

– А зачем?

– Купишь тележку.

– А зачем?

– Соберешь еще больше фиников, отвезешь в город и продашь.

– А зачем?

– Наймешь других, соберете несколько тонн фиников, отвезете в город и продадите.

– А зачем?

– Откроете магазин, потом создадите компанию, завалите финиками всю Европу.

– А зачем?

– Построишь шикарный дом, будешь лежать под пальмой и наслаждаться жизнью.

– А я что делаю?

Количество денег и прочего богатства не делает человека счастливым. Это доказывает хотя бы число самоубийств и прочих жизненных трагедий среди состоятельных людей, особенно не получивших нравственного воспитания. «Кто такой богатый? Тот, кто доволен своей долей» – гласит древняя еврейская мудрость. И эту правду надо утвердить не только на уровне личного самосознания, но и на уровне национальной и мировой экономической политики. Идеи достаточности, умеренности, самоограничения вполне могут сделать людей по-настоящему счастливыми, если станут частью нового экономического мышления. Если смогут остановить бесконечную гонку за «ростом», стимуляцию потребления ненужных товаров и услуг, культ «нового», предполагающий производство заведомо недолговечной техники и массовый выброс еще работающих машин и механизмов – часто даже новых, но «морально устаревших». Интересно, что советская промышленность была ориентирована совершенно иначе. У меня есть два холодильника «Юрюзань» начала 1970-х годов и пара советских радиоприемников того же времени – все прекрасно работает больше сорока лет, пусть и после небольших ремонтов. Есть и компьютеры, которыми я пользуюсь лет по семь.

Понятно, впрочем, что «рост» сегодня считается необходимым с точки зрения конкуренции с другими странами – не только экономической, но также военно-политической и связанной с нею технологической. Именно поэтому надо по большей части выводить военную промышленность и «высокую» науку из рыночной сферы – они и так в большинстве случаев убыточны. А параллельно нужно создавать новую мировую экономику, которая побудила бы все страны не гнаться за ростом, а ориентироваться на достаточность.

В нынешних условиях очень важно понять: у нас пытаются отнять душу, напугав отсутствием хлеба и трудностями материального порядка. Так много раз было в истории. Мы переживали и худшие времена – времена войн, голода, крупных социальных потрясений, смут, нестроений, уничтожения целых социальных классов… Мы могли переносить и худшие беды, при этом оставаясь свободными и сохраняя главное, ради чего всегда существовала Россия, – возможность жить по слову Христову, а не по совету тех, кто принуждает к жизни только ради материального благосостояния.

У нас достаточно воли и силы, достаточно способности жить своим трудом. И пусть кто-то сегодня пытается через спекулятивные механизмы внушить, будто результаты этого труда вдруг стали в два раза меньшими. На самом-то деле мы знаем, что это не так. Наш труд остается достаточно производительным, и мы по-прежнему способны прокормить страну. Да, были легкие деньги, которые получались от экспорта по достаточно высоким ценам природных, Богом данных российских ресурсов. Да, было некое головокружение от этих средств. Для достаточно узкого круга людей эти средства означали сверхпотребление, возможность отправлять детей учиться в дальние страны, покупать там дома, виллы, строить будущее на многие десятилетия вперед и быть уверенными в этом будущем, а заодно и смеяться над значительной частью нашего народа, говоря о ней как о людях, которые недостойны материального благосостояния, потому что являются якобы глупыми, неразвитыми, не современными.

Все это присутствует до сих пор в нашей элите. Но сегодня, наверное, придется и затянуть пояса, и привезти детей обратно из дальних стран, и, может быть, продать то имущество, которое там накоплено, и вернуть свои средства обратно в Россию. <…> За людьми, которые могут сегодня повлиять на ситуацию в России, ведется достаточно жесткое наблюдение. Некоторые происшествия в зарубежных странах с представителями высшего слоя нашего общества позволяют полагать, что они могли быть не случайными. И значит, придется выбирать: либо оказаться под жестким давлением тех стран и тех экономических структур, которые сегодня России враждебны, или придется связывать свое будущее, свое сокровище, свое сердце с Россией и только с Россией. <…>

Священник сегодня не может, да, наверное, и не должен говорить: да нет, постойте, все будет хорошо. Не будет так «хорошо», как в тот период, когда многие люди – между прочим, вовсе не относящиеся к элитам, – также привыкли к довольно безбедной и одновременно довольно бездельной жизни. Известно, что среди граждан, которые не относятся ни к каким олигархам, сформировался целый класс населения, который сдавал московские квартиры и жил на эти средства в Италии или в других странах Европы, практически прекратив что-либо делать. И это, наверное, тоже сегодня прекратится. Придется жить по труду. Придется жить по средствам. <…>

Тем, кто сегодня способен трудиться, а тем более переустраивать общество на христианских началах, сегодня нужно оставить духовную и волевую расслабленность, отказаться от ложного благодушия, подумать над своими действиями и словами в этих непростых условиях – и понять, что мы находимся лицом к лицу с вызовами, с очень сложными историческими оппонентами, которые, наверное, никогда не захотят оставить нас в покое и допустить, чтобы мы развивались самостоятельно, свободно, по Христовой правде. <…>

У России, у других стран исторической Руси сегодня есть внутренняя сила изменить мир, изменить в том числе хозяйственные отношения, переустроив всю жизнь общества по Слову Христову. Получится или нет – Бог весть. Православные христиане не являются социальными оптимистами. Они помнят, что история человечества закончится апокалипсисом и торжеством зла, над которым, уже употребив Свое прямое действие, восторжествует Господь. Но мы можем и должны предупреждать о том, что есть межчеловеческие и общественные отношения, которые являются добрыми, будучи основанными на христианских идеалах, – и есть отношения, которые являются злыми, которые делают людей несчастными, даже когда вдруг удается убедить их на короткое время, что можно быть счастливым, только зарабатывая без конца деньги, причем деньги, которые делаются из других денег, без приложения реального, исчислимого в реальных ценностях труда.

Из программы «Комментарий недели» телеканала «Союз», 7 декабря 2014 г.

В такой экономике можно будет пересмотреть и роль банковского процента – явления, породившего современный финансовый капитализм. Ростовщичество, взимание «лихвы», то есть того самого процента, осуждается практически всеми древними религиозными традициями. В Ветхом Завете говорится: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост» (Втор. 23, 19; при этом, правда, позволяется давать в рост чужестранцам). Ростовщичество запрещено многими церковными Соборами, решения которых в Православии воспринимаются как священные каноны. Так, 17-е правило Первого Вселенского Собора (325 год) гласит: «Поскольку многие причисленные в клир, любостяжанию и лихоимству последуя, забыли Божественное Писание, гласящее: сребра своего не давай в лихву (Пс. 14, 5), и, давая в долг, требуют сотых; святый и великий Собор рассудил, чтобы, если кто после этого определения найдется взимающий рост с данного в заем, или иной оборот дающий сему делу, или половинного роста требующий, или нечто иное вымышляющий ради постыдной корысти, таковой был извергаем из клира и чужд духовного сословия». Сегодня подобные нормы, мягко говоря, соблюдаются не всеми и не всегда. Но отступление от них могло быть оправдано в условиях гонений, иноверного или безбожного владычества, эмиграции, но уж никак не в условиях свободной жизни православных народов в странах, где они составляют большинство. Между прочим, православный христианин каждый день в вечерних молитвах, носящих по преимуществу покаянный характер, должен каяться во мшелоимстве и лихоимстве. Первый грех предполагает извлечение корысти и собирание ненужных вещей, второй – обременение должника процентами.

Ростовщичество, запрещенное в Средние века, начиная с Х столетия стало восстанавливать свои позиции. Уже в конце средневекового периода оно возобновилось в Венеции, а потом быстро распространилось по западному миру – не без участия новосозданных католических орденов, но и не без протеста западных христиан. Происходило это параллельно с ослаблением традиционной церковности и христианской государственности, и можно предположить, что именно постепенное «раскрепощение» процентщиков привело к появлению в тех самых орденах сомнительной духовности, потом к возникновению новых ересей и расколов, а затем к кровавым бунтам против Католической церкви и связанных с нею монархий. К сожалению, поражены ростовщичеством и в целом алчностью оказались и церковные общины в православном мире. Наша история изобилует примерами того, как богатые монастыри и архиерейские дворы закабаляли должников, отказывались раздавать хлеб нищим и даже продавать его в период голода, ожидая более высоких цен. За все это приходилось платить оскудением веры, а нередко – кровью.

Увы, и сейчас церковные средства очень часто отдаются в рост – вопреки ясному каноническому запрету – и, естественно, сгорают в проблемных банках. В этом, как и в высоких тратах на содержание Патриарха и его личного аппарата, кроется, по моему мнению, причина закрытости центрального бюджета Русской Православной Церкви, который не обнародуется даже перед епископатом.

Считаем нравственно необходимым обнародование доходов и расходов общецерковного бюджета Русской Православной Церкви. В частности, речь должна идти о размере поступлений от епархий, приходов Москвы, церковных предприятий, а также от финансовых операций, если таковые ведутся. Людям важно знать о размере расходов на содержание Святейшего Патриарха, Московской Патриархии и ее аппарата, Патриарших резиденций, синодальных учреждений и их аппарата, духовных учебных заведений, а также на благотворительную и социальную деятельность.

Не видим никаких духовных и нравственных оснований для отказа от обнародования этих данных. Считаем, что это поможет оздоровлению Церкви, обновит чувство сопричастности к ней духовенства и мирян, укрепит доверие к ней в обществе. А главное – поможет проповеди Слова Божия. Честность, открытость, отсутствие «секретов» в церковном организме снимут для многих людей препятствия к общению с Церковью.

Согласно Уставу Русской Православной Церкви, в обязанности Архиерейского Собора входит «рассмотрение докладов по финансовым вопросам, представляемых Священным Синодом, и одобрение принципов планирования предстоящих общецерковных доходов и расходов». Поэтому мы обращаемся именно к Архиерейскому Собору.

Петиция, опубликованная протоиереем Всеволодом Чаплиным на сайте Change.org, январь 2016 г.

Некоторые православные богословы начинают потихоньку объявлять запрет на ростовщичество «устаревшим». Нынешний Патриарх, будучи митрополитом, не раз делился мечтами о том, что Церковь накопит капитал и будет жить на проценты, как некоторые западные христианские организации. Некоторые мечтают также о доходных домах и о жизни на арендную плату. Проблема только в том, что все это убивает естественную активность церковных общин – если тебе безо всяких реальных усилий «капает денежка» и ее хватает на сытую и спокойную жизнь, больше ничего настоятелю или епископу делать часто не хочется. Они привыкают работать не с людьми, а с процентами и с арендной платой.

На этом фоне в исламском мире обновляется верность исконным нормам, запрещающим ростовщичество. В 1960-х годах возник и сейчас успешно развивается беспроцентный исламский банкинг – в его рамках средства инвестируются в конкретные проекты, и тот, кто вложил деньги, имеет долю в прибыли, но одновременно несет и все риски, а потому старается контролировать предпринимательскую инициативу, в том числе в нравственном отношении. Данная система вполне доказала, что в современном мире можно обходиться без ростовщичества. Один из главных мусульманских аргументов против процента – этическая сомнительность получения прибыли не за счет труда, а за счет времени, не подвластного человеку (деньги делают деньги с его течением). Запрещенный в России ДАИШ («Исламское государство») бросил современному финансовому миру экономико-идеологический вызов, введя золотую валюту и таким образом поставив под сомнение моральную легитимность денег, не обеспеченных «твердыми» материальными ценностями.

Видя все это, я около десяти лет назад стал призывать к созданию православной финансовой системы, также лишенной процента, связанной с этически ориентированным проектным инвестированием, основанной на взаимном доверии православных людей друг к другу. В 2014 году собралась небольшая группа единомышленников – экономистов, банкиров, общественных деятелей. С интересом к идее отнеслись в Госдуме и Совете Федерации, в исламской общине, в некоторых банках. Крупные финансовые деятели и «рыночные фундаменталисты» в коридорах власти, конечно, восприняли проект в штыки: нравственный спор с нынешней банковской системой, живущей на чудовищных даже для западного мира процентных ставках, им не понравился. Патриарх однажды намекнул мне, что не надо входить ни с кем «в непреодолимые противоречия». Тем не менее возник проект «этических» линеек банковских продуктов для православных христиан и мусульман – возможно, с сохранением такого уровня процентной прибыли, который покрывал бы инфляцию.

Система, основанная и действующая вразрез с христианскими запретами на занятие ростовщичеством, демонстрирует сегодня разрушительные, губительные тенденции. Это требует взращивания новых, более разумных и справедливых принципов и механизмов работы финансовой системы, основанных на традиционных общественных ценностях. Православные нормы жизни, применяемые и в деловой сфере, должны наконец решительно встать преградой на пути хаоса, разрушения и анархии. Нам нужна собственная система защиты наших национальных интересов. Мы не можем опираться на западные системы – ни на Мастеркард, ни на SWIFT, ни на что-либо еще. Нам необходимо очистить нашу финансовую систему от западного лицемерия, двойных стандартов, от псевдолиберализма, псевдодемократии, от западных финансовых пирамид, пытающихся ловко затянуть другие страны в свои сети псевдомеждународных институций и затем манипулировать ими.

Базовые принципы ПФС:

Отсутствие ссудного процента. Деньги не должны делать деньги. Взаимоотношения между участниками ПФС строятся на основе партнерства, что подразумевает паевое разделение рисков и, соответственно, прибыли и убытков. Вознаграждение собственнику капитала не должно принимать форму выплаты заранее установленной суммы, не зависящей от доходности предприятия.

Запрет спекулятивного поведения. Не допускается спекулятивная деятельность (в том числе на валютном и фондовом рынках), а также деятельность, не направленная на создание реального общественного богатства, не создающая нужной обществу продукции (услуг).

Ограничения по сферам инвестирования. Исключаются вложения в сферы деятельности, не соответствующие этическим принципам (игорный бизнес, табак, развратные развлечения и тому подобное).

Выполнение договорных обязательств. Неукоснительное выполнение взятых на себя договорных обязательств на протяжении всего срока действия договора. Неоднократное нарушение договорных обязательств ведет к отказу в обслуживании со стороны ПФС.

Духовная чистота бизнеса. Неоднократное нарушение норм православной нравственности ведет к отказу в обслуживании со стороны ПФС.

Из обращения рабочей группы по созданию православной финансовой системы (ПФС). 2015 г.

С нашей группой активно контактировали и православные кооператоры. Они, вместе со своими светскими коллегами из Центросоюза (тоже в основном людьми православными), являются наследниками движения, возникшего в России еще в XIX веке и успешно пережившего советский период (хотя и забюрократизированного именно во времена СССР). Главная идея кооперации – взаимопомощь через обмен труда на товары и услуги, минуя деньги. То есть, с точки зрения нынешних ультрарыночников, нечто совершенно неправильное. Как же так, банковская система лишается дохода, а «макроэкономические» и фискальные ведомства – контроля через привычные механизмы! Однако «горизонтальные» связи между людьми, вовлеченными в хозяйствование, всегда демонстрировали жизнеспособность и эффективность – особенно в рамках христианской общины. И сегодня они могут эту общину возродить, особенно на селе, сделав людей самостоятельными, не зависящими от властей и банков. Может быть, именно это больше всего не нравилось нашим оппонентам, как и намечавшаяся связь кооператоров с беспроцентной православной финансовой системой, о которой мы начали говорить, в том числе с власть имущими, прессой и широкой общественностью.

Вся эта работа, увы, практически остановилась после моего ухода из церковной бюрократии. Однако я убежден, что ее можно и нужно продолжать – прежде всего трудами православных мирян, которым для этого совершенно не нужно каких-либо санкций клерикального начальства. Тем более что есть немало думающих священников, пишущих и говорящих на экономические темы и не приемлющих примирения христианства с ростовщичеством. Думаю, что и в коридорах власти должны понять: православные экономисты – теоретики и практики – имеют полное право реализовать традиционный христианский идеал хозяйствования, восстановить связь между деньгами и трудом, привнести в экономику дух доверия и честности. Никакой оглядки на влиятельных людей в рясах, движимых шкурными интересами или боящихся поссориться с сильными мира сего, при этом делать не надо. А добьются миряне успеха, так иерархи и церковные бюрократы первыми встанут к ним в очередь за «помощью» и благоволением.

После того как рубль отыграл катастрофическое падение прошлой недели, многие в наших элитах наверняка опять надеются жить по-старому, ориентируясь не на свой народ, а на МВФ и ВБ. И это вновь затормозит выход России из плена рыночного фундаментализма. Почему не действовать на опережение – например, не ввести рубль, обеспеченный золотом? Физического золота, слава Богу, за недавнее время страной куплено немало. «Золотой» рубль сделает более честным экономические отношения власти и народа (не позволит зарабатывать на снижении курса, обедняя простых людей). Поможет укрепить национальную валюту, затруднив внешние игры с ее курсом. Ослабит доллар и всю мировую финансовую систему. Доллар надо оторвать от нефти. Кстати, по моему мнению, где-то могут существовать или вскоре возникнут параллельные центры эмиссии доллара – как печатного, так и виртуального. С точки зрения законов США, это, конечно, будет нелегитимно, но есть легитимность нравственная: у ФРС, которую никто не избирал и которая никому не подконтрольна, такая легитимность на нуле.

Пост в «Фейсбуке», 25 января 2016 г.

Вернемся, кстати – не только в связи с ростовщичеством, – к внутрицерковной экономике. Строится она в основном на двух видах пожертвований: за свечи и за поминальные записки. Это два главных источника средств большинства приходов. Да, есть и другие. «Спонсоры», а также федеральный и региональные бюджеты могут оплатить крупные работы, для большинства церковных общин неподъемные – восстановление храма, внешнюю и внутреннюю реставрацию, роспись, создание иконостаса. Из федеральных средств вообще можно получить только помощь на восстановление памятников архитектуры – как правило, один раз за много лет. Благотворителей же из-за кризиса становится все меньше, да и те теперь очень прижимисты. Новые храмы, кстати, в основном строятся на их средства. А вот на текущую жизнь прихода или монастыря «спонсорские» или государственные деньги не потратишь.

Главные «повседневные» затраты церковная община должна покрывать сама. И их немало. Это денежное содержание духовенства (обычно очень скромное, к тому же священники и диаконы не работают по трудовым договорам – они несут служение, которое должно совершаться даже без малейшей компенсации, и гарантированной «зарплаты» у них нет). Это выплаты певчим, чтецам, алтарникам, ответственным за социальную, молодежную и образовательную работу, преподавателям воскресной школы. Это зарплаты сторожей, свечниц, рабочих, казначея, старосты (данные категории тружеников в принципе должны работать по договорам, так что на них делаются отчисления в социальные фонды). Это мелкий ремонт, покупка облачений и богослужебной утвари. Это коммунальные расходы – в больших городах очень немаленькие, а на Дальнем Востоке «съедающие» больше половины всех средств. Это, наконец, продукты для трапезы. В итоге «на развитие» почти ничего не остается – многие приходы и половина монастырей едва сводят концы с концами.

Многие приходы в небогатых регионах Центральной России – Тверской, Смоленской, Калужской, Владимирской, Ивановской областях – держатся в основном за счет москвичей, приезжающих на лето или просто знакомых с настоятелями. В условиях, когда местных прихожан – пять старушек, для храма и священника это единственная возможность выжить. Кто знает, может быть, бедные приходы за двести-триста километров от столицы даны москвичам для спасения? Во-первых, через милостыню, а во-вторых, через урок простоты и смирения?

Из книги «Лоскутки», 2007 г.

Да, где-то есть помещения, сдаваемые в аренду. Но доходы от них (облагаемые, кстати, налогами) часто идут на нужды всей епархии – церковного региона. И это правильно, потому что недвижимость все-таки есть достояние Церкви в целом, а не одного прихода либо монастыря, которому просто «повезло»: здание, способное приносить доход, не было разрушено, плюс его удалось вернуть. Да, монастыри могут заниматься сельским хозяйством, устройством платных трапезных и паломнических гостиниц, различными ремеслами, но вся эта деятельность сегодня приносит минимальный доход, а то и остается убыточной.

Отдельная тема – книгоиздательство, выпуск аудио– и видеопродукции. В советское время распространение книг, брошюр, календарей давало внушительный доход и храмам, и Церкви в целом. Сейчас эта полноводная река превратилась в маленький ручеек. Как-то мои знакомые попросили меня поговорить с одним израильским издателем, который хотел наладить в России продажу альбомов о Святой Земле.

– У вас же огромная сеть! – с огромным энтузиазмом объяснял он мне по телефону. – Тридцать тысяч приходов! По пятьдесят книг за год – это же полтора миллионов экземпляров! Только подумайте!

– Ну да, ну да, – в конце концов ухитрился я вставить «свои пять копеек». – Только послушайте меня. Вот служу я в центре Москвы – не на площади, в переулках, но сколько-то людей ходит. Литературы в храме много, пара сотен наименований. Альбомов – около двадцати. За месяц купили один. Выручка от всех книг и дисков – тридцать тысяч в месяц. Не долларов, рублей.

– Ой, простите, что побеспокоил, – после долгой паузы уныло сказал мой собеседник. – Ну, будете в Иерусалиме, заходите в мой магазин.

Да, люди стали гораздо меньше читать – не только печатных книг, но и электронных, да и аудиокниги вместе с фильмами большим успехом не пользуются. Люди все это берут – и именно поэтому небольшие церковные издательства, в отличие от аналогичных по масштабам светских, еще живы и рентабельны, но в приходе средства от распространения книг и дисков обычно составляют не больше 2–5 процентов. Иконы, утварь, сувениры дают чуть больше, но тоже процентов 5–7.

Итак, главные поступления идут от поминальных записок, а также от свечей, которые люди ставят у икон или на панихидном столике. Я, кстати, смысл сего обряда до сих пор не вполне понимаю и не совершал его почти никогда, по крайней мере со времен раннего неофитства. Никакого глубокого богословского или литургического смысла у этой традиции нет, но в народе она сохраняется, и, может быть, весь смысл ее как раз в том, что люди жертвуют на храмы, покупая свечи. Чтение записок, особенно перед литургией, когда из просфоры вынимаются частицы за живых и усопших, которые потом погружаются в чашу с Кровью Христовой, – это молитва, молитва всей Церкви. И зная, что где-то «хорошо поминают», люди несут в храм и записки, и жертвы.

Что происходит с церковными средствами на более высоких уровнях? Приходы перечисляют в епархиальные центры некоторые суммы – в Москве относительно небольшие, а вот во многих регионах, где приход едва «зарабатывает» 100, 50, а то и 10 тысяч в месяц, – ощутимые. Создание новых епархий – мера сама по себе очень правильная, исключающая ситуацию, когда один епископ управляет сотнями приходов, – в то же время усилила нагрузку на «низовые» общины. Архиерей районного масштаба хочет ни в чем не уступать «областному» – и усиленно «доит» приходы, иногда требуя от них денег в размере всех текущих поступлений и даже более того.

Сами епархии перечисляют в церковный центр обычно более чем скромный процент. Некоторые из крупнейших направляют по в год 10–20 миллионов, самые бедные и большинство зарубежных не платят ничего. При этом центральному церковному бюджету приходится оплачивать расходы крупнейших духовных учебных заведений, синодальных учреждений, некоторых заграничных представительств. Неясно, правда, какая доля расходов идет на ростовщические манипуляции, на содержание Патриарха и лиц, работающих не на всю Церковь, а лично на него, а также на резиденции, визиты и тому подобное. Конечно, центральный бюджет имеет и другие доходы – от предприятия «Софрино», выпускающего свечи, иконы, церковную утварь и сувениры (впрочем, его былая монополия давно утрачена), от некоторых гостиниц и от пресловутого банковского процента (рискованные вложения недавно, если верить СМИ, привели к потере значительных средств). Но и размеры этих доходов практически никому не известны. Как-то я попытался их «прикинуть» – скорее в пессимистическом варианте.

В начале 2016 года РБК опубликовал «расследование» на тему «На что живет Церковь». Высказано много разных предположений, остается немало белых пятен. Сделана попытка подсчитать совокупный доход всех церковных институтов: епархий, монастырей, приходов и так далее. Это задача очень непростая. Несколько проще подсчитать средства центрального церковного бюджета, доходы и расходы которого почему-то остаются тайной за семью печатями. Опубликовать их, к чему я давно призываю, – лучший способ избежать домыслов. Тем более что сейчас очень многие расходы и так публикуются по закону и будут публиковаться все в большем объеме. Не думаю, что упомянутые в статье многие миллиарды реально поступают именно в центральный общецерковный бюджет. Предложу свои гипотетические расчеты, на точность которых не претендую, выражая свое сугубо частное мнение, на которое, впрочем, имею право.

Итак, доходы в год:

поступления от епархий – 300 млн руб.;

поступления от ставропигиальных монастырей и приходов Москвы – 200 млн руб.;

поступления от церковных предприятий («Софрино», гостиница «Даниловская», издательство Московской Патриархии и прочие) – 150 млн руб.;

доход от вложения церковных средств в ростовщические банковские операции – 400 млн руб. (если верна информация об утрате средств во «Внешпромбанке», в 2016 году эта сумма уменьшится вдвое).

Средства, выделяемые государством и спонсорами на реставрацию и строительство, направляются напрямую «низовым» структурам и к общецерковному бюджету отношения не имеют. Целевые средства на благотворительные цели также поступают не в общецерковный бюджет, а в Отдел церковной благотворительности и социального служения, в Отдел по тюремному служению и в различные фонды. В общем, получается чуть больше миллиарда рублей.

Расходы:

на содержание синодальных учреждений (в основном на зарплаты) – 150 млн руб.;

на центральные духовные учебные заведения (полагаю, что финансируются, причем частично и нерегулярно, только московские и санкт-петербургские духовные академии и семинарии) – 100 млн руб.;

на зарубежные учреждения (думаю, что финансируются только отдельные наиболее значимые представительства) – 100 млн руб.;

на строительство храмов – 0 руб.;

на благотворительность – символические суммы, положим, 10 млн руб.;

на содержание личного аппарата Святейшего Патриарха и его резиденций, на проведение визитов и других Патриарших мероприятий – сумма не поддается оценке. Не в ней ли главная тайна?

Еще раз подчеркну: Церковь – не банк и не холдинг, не дипведомство и не спецслужба. У нее подобных тайн от своих членов не может быть по определению.

Из блога «Православная политика», 24 февраля 2016 г.

В общем, денег в Церкви не так много, как хотелось бы считать авторам журналистских расследований или чиновникам, желающим «подоить попов» (кстати, такое желание много раз возникало в самых что ни на есть христианских государствах). Дальше их будет еще меньше – количество храмов возросло в разы, платить людям копейки становится все труднее, а волонтерам многих видов деятельности не поручишь. Духовенство и церковные работники-миряне уже стали одной из самых низкооплачиваемых социальных групп (и это на фоне воспоминаний о подсоветской крайней зажиточности). Мы идем той же дорогой, что и, например, Католическая церковь в Европе, где священники находятся по материальному уровню жизни примерно там же, где у нас сельские библиотекари – и именно поэтому, а вовсе не из-за целибата, молодежь в духовенство не идет.

Какие-то способы радикального изменения ситуации искались. Так, нынешний Патриарх, еще будучи митрополитом, в 2010 году «вбрасывал» в СМИ идею ввести в России церковный налог по образцу Германии и некоторых других стран Европы – там люди добровольно отчисляют на свое религиозное сообщество (по выбору – католическое, лютеранское, исламское или иное) небольшую часть от налогов, идущих государству, или за государством же ее и сохраняют. Впрочем, церковные «прагматики» быстро посчитали: средств от этого станет еще меньше. Налога, который точно будет мизерным, не хватит на все нужды. А вот крупные спонсоры, местные власти и даже рядовые жертвователи скажут: «У вас и так бюджетные средства есть». А то и потребуют «качественного сервиса за уже уплаченные деньги». Собственно, в той же Германии религиозным общинам, получающим бюджетные средства, приходится нести многие полугосударственые функции – в той же области социальной работы, а «сверх этого» почти никто и не подумает жертвовать: дескать, у вас уже все в порядке…

Выживать Церкви придется самой. И лучшим лекарством для оздоровления ее экономики я считаю открытость. Да, многие жертвы должны оставаться анонимными – ставить в храмах кассовые аппараты или требовать паспорта было бы последним делом. Но расходы скрывать более чем странно. Между прочим, я всегда считал, что и Патриарху, и архиереям нужны красивые богослужебные облачения, представительский транспорт, достойные резиденции (для официальных мероприятий, а не для личных нужд, и в адекватном количестве). Патриарху надо иметь возможность на высшем уровне принять главу любого государства, архиерею – губернатора или иностранную делегацию. О подобных вещах помнят все крупнейшие религиозные общины мира. Негоже будет, если какой-нибудь кардинал или муфтий, побывав в нашей церковной резиденции, скажет: «Больше в этот клоповник ни ногой, пусть они ко мне едут». Необходимо, увы, системно заботиться и о безопасности высших иерархов – но вряд ли, например, об их отдыхе и лечении. Церкви нужны достойные интеллектуальные и управленческие кадры, а они сейчас стоят дорого. Но необходимость расходов на все это надо уметь честно оправдать и объяснить – прежде всего тем, из чьих жертв складывается возможность такие расходы нести.

Во многих «закоулках» нашей православной среды бытует потребительское отношение к епархиям, синодальным учреждениям и вообще к любым церковным центрам. Когда что-то нужно дать – так «самим мало», а когда нужно требовать – так по максимуму. При этом забывают, что центральный церковный бюджет невероятно скуден, поскольку пополняется в основном не за счет приходов и монастырей, а за счет нерегулярных пожертвований и небольших по российским меркам предприятий. То же можно сказать и о бюджетах епархий. Постепенно возникает и еще одна проблема: дешевого труда в России становится все меньше, зарплаты в крупных городах приближаются к западным, и выживать нам из-за этого станет намного труднее.

В общем, хотим больше учебников – давайте будем собирать на них пожертвования, специально прося об этом прихожан. Желаем, чтобы в Москве или в кафедральных городах проходили полезные для Церкви собрания, форумы, встречи, миссионерские акции, так поможем хоть трудом волонтеров, хоть транспортом, хоть оповещением людей. И будем сообща решать, как привлекать и прилагать силы и средства. Ничто так не сплачивает церковный организм, как общий труд и общая за него ответственность.

Из книги «Лоскутки», 2007 г.

Урок на будущее

Много раз и во многих местах было сказано: экономику нельзя доверять только экономистам. Или только бизнесменам. Или только «профессионалам» из чиновничьих кабинетов. В конце концов, она должна служить всему обществу, и разные его слои имеют право сказать, что они видят полезным, а что нет. Чувство справедливости, чести и правды, которое веками воспитали в народе христианство, а затем социалистическая идея, дает к этому дополнительное основание.

Экономика на самом деле и сейчас управляется политикой, а также и верой, и ценностями. Только это «вера» и ценности западных элит, после распада СССР окончательно узурпировавших глобальный экономический дискурс и ключевые решения в сфере глобального хозяйства. Однако недовольство этими элитами в мире растет. И у православной России – как и у исламского мира – появляется уникальный шанс вновь, как и в советские времена, предложить даже не альтернативу, а возвращение к норме. К экономике, где главное – не количество виртуальных денег и долговых расписок, а человек и его счастье, равно как и ценности, которые это счастье веками определяли и измеряли.

Мозгов у нас для этого достаточно. Нравственная незамутненность тоже сохранилась – и отнюдь не только в старших поколениях. Нужны только воля и бесстрашие. А также – способность спорить, предлагать, строить экономическую практику на своих принципах. И помнить давний принцип русского купечества: «Прибыль дороже всего, но честь дороже прибыли». И знать: экономика, основанная на высших ценностях, всегда успешнее и стабильнее, чем основанная только на жажде наживы, особенно любой ценой. Это показывает вся мировая история, включая западную.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК