Пярт

Уникальный эстонский – и всеевропейский, всемирный – композитор создал свой музыкальный язык, который ты сразу узнаешь. Зашел я как-то в модный магазин, расположенный рядом с храмом, где сейчас служу, – поздравить людей с Пасхой, подарить кулич. Услышал фоновую музыку, удивился: Пярт! «Молодцы, не ожидал», – с ходу похвалил продавцов. Впрочем, такой эпизод в Москве почти немыслим. Композитор, выросший в СССР, «делавший» музыку для советского кино, ставший одним из первых открытых и сознательных христиан в тогдашнем искусстве, сегодня широко известен на Западе, но почти незнаком российской аудитории – за исключением узкого круга ценителей, половина которых узнала о Пярте на том же Западе, где композитор, впрочем, в основном и живет. Когда в 2005 году мы вместе с Алексеем Пузаковым решились организовать в Московской консерватории концерт в честь 70-летия композитора, деньги и исполнителей пришлось искать буквально до последнего дня.

С рабом Божиим Арефой (таково имя Арво Пярта в крещении) мы познакомились в начале девяностых в Пюхтицком монастыре. С тех пор лишь изредка перезванивались. Музыку Пярта я открыл для себя довольно поздно – и, наверное, она не совсем для молодежи. Начав с поставангардного минимализма, композитор пропустил через свой особый язык григорианский хорал, другие образцы старинной католической музыки, барокко, православные песнопения. Получился авторский стиль – tintinnabuli, в переводе с латыни – церковные колокольчики. Эту музыку можно слушать и в горе, и в радости – и для современного замороченного горожанина она очень полезна. За кажущейся порой «душевностью» у Пярта скрываются высочайшая духовность и интеллект.