"Любимая" бабушка.

Повадилась одна старушка вызывать "скорую помощь" по 2–4 раза в день совершенно без всякого повода, — просто плохое самочувствие, или голова болит, или спина чешется, плохой сон, шумит за окном, обидели соседи и т. п. Никакие увещевания не помогали, — она никому не жаловалась, не настаивала на своей правоте. Однако с завидным постоянством пользовалась тем, что все поступившие на центральный диспетчерский пункт вызова должны быть обязательно обслужены. Не помогали активные вызовы к ней участкового врача, — ей, кажется, только это больше понравилось, и в последующем она стала настаивать на повторных активных вызовах врача поликлиники.

Мы пытались не отвечать на ее вопросы, — играли в "молчанку". Просто уезжали без уколов. Кто-то срывался и даже кричал на нее. Кто-то говорил ей обидные слова. Это служило поводом для жалоб и повторных вызовов.

В статистике работы подстанции наметился рост одного из отрицательных показателей — повторных вызовов. Наше начальство пробовало также ее посещать и решить вопрос, можно ли игнорировать ее вызова. Много и долго с ней разговаривали. (Это ей тоже нравилось, — она записала все имена посещавших ее начальников, и потом еще и звонила к ним по поводу и без повода: пожаловаться на здоровье или на нас, спросить совета или дать совет, например, по организации работы "скорой".)

Но все бесполезно: она продолжала "делать свое дело" даже порой сразу же после таких посещений. "Её расстроили" видите ли, "разволоновали". Ей требуется помощь.

И так длилось достаточно долго: более года. Для кого-то это стало привычно, кто-то просто устал спорить и раздражаться, кого-то начинало трясти при одном только упоминании ее имени. У самой старушки так же появились предпочтения и любимцы из числа наших сотрудников: порой она категорически вызывала кого-то из нас конкретно независимо от желания самого врача. Получался просто какой-то кошмар: сама она вызывала уже по 3–6 раз в день, очень любила поговорить, И каждое наше движение в протест ее вызовов вызывало столь хорошо организованную реакцию и как следствие увеличение количества повторных вызовов и звонков по всем инстанциям. Ей уже давно не надо было интересоваться нашими фамилиями, — она отлично знала нас всех и по имени-отчеству, и по фамилиям…

В один прекрасный момент на очередной ее вызов на звонок в дверь входит врач с баяном и миловидная фельдшер с большим белым платочком на плечах (возможно, это была пеленка из стерильного запаса). Они остановились посередине комнаты, врач заиграл какой-то танцевальный мотив, фельдшер сплясала вокруг него, после чего они поклонились и, не говоря ни слова, ушли.

Ошарашенная бабка сразу же взялась за телефонную трубку.

На ее звонок "в центральную" приехала психиатрическая бригада.

С тех пор эта бабушка "скорую" не вызывает.

Рассказывали мне про другую бабушку в другом городе. Трудно сказать, на сколько рассказанное было правдой, на сколько было местным фольклором.

Вместо врача с баяном и фельдшера с платочком в комнату вошли 4 мужчины в белых халатах, сбросили со стола ее баночки и коробочки, застелили стол газеткой. На газетку поставили бутылку, какую-то колбасно-луковую закуску, стопки… Выпили, закусили, поговорили между собой… (Бабушка побоялась подать голос!) Потом собрали всё в газетку и ушли в дверь.

В результате звонка "в центральную" приехала психиатрическая бригада.

Конец тот же…

Но мне больше нравится первый вариант течения обстоятельств байки.