Как определялись на должности
В феврале 1862 года, на смотрителя одного из с.-петербургских провиантских магазинов Иванова был прислан директору провиантского департамента анонимный донос, что у него в кассе не хватает казенной суммы. Тотчас была назначена экстренная ревизия. Но генерал-майор Шилин, произведя поверку книг и денежных сумм, нашел всё в порядке и деньги в наличности. По докладе об этом директору департамента генералу Данзасу, последний возбудил вопрос: «Как же так! мне положительно известно, что у него пропали деньги». «Точно так, — отвечал генерал Шилин, — у Иванова ушла жена и унесла собственные его 10 000 р.».
— А вот что! — воскликнул директор и, подумав, прибавил, — во всяком случае, кто не умеет беречь свои деньги, тому нельзя вверять казенных.
И Иванов был отрешен от должности.
Прошло два года слишком, на все просьбы беспричинно отрешенного смотрителя о назначении его на другую какую-либо должность, он получал один и тот же ответ: «Подождите, откроется вакансия, поместим»! Но вакансии открывались и замещались, а он оставался в приятном ожидании следующей вакансии. Пришлось обратиться к протекции. Иванов был хорошо знаком с игуменом Александро-Невской киновии отцом Аполинарием, имевшим доступ к военному министру. Через него была подана министру докладная записка. Через неделю отец Аполинарий приезжает к Иванову и с неудовольствием стал выговаривать:
— Помилуйте, вы просите определить вас, жалуетесь, что напрасно лишены места, тогда как вас по суду устранили от должности. Странно, почему вы меня не предупредили об этом?
— Как по суду? да я не только что под судом, но и под следствием не был…
— Я не знаю, но мне министр сказал и даже отзыв об этом Данзаса показывал. Поезжайте и разузнайте сами.
Отправился Иванов в канцелярию министра и, действительно, там показали ему донесение Данзаса о бытности его под судом. Побежал он в провиантский департамент и попросил справку. Оказалось, что поводом к подобному донесению был всё тот же анонимный донос, где говорилось, что полиция возбудила дело о предании Иванова суду.
— Скажите, пожалуйста, — спросил Иванов правителя канцелярии Еропкина: — какой же ответ мне дать господину военному министру, он приказал донести ему об оказавшемся.
— Подождите немного, я доложу об этом директору, — отвечал Еропкин и пошел к генералу Данзасу.
Возвратясь от него, он сказал, что генерал-провиантмейстер желает сам спросить его, куда он желал бы поступить на службу? В это время вошел в канцелярию камер-юнкер Мамонов-Макшеев и пожелал видеть генерал-провиантмейстера. Доложили генералу Данзасу, и гг. Иванов и Мамонов-Макшеев были введены к нему в кабинет.
— Что вам угодно? — обратился к последнему генерал Данзас, любезно пожимая ему руку.
— Я имею передать письмо вашему превосходительству, — отвечал, почтительно кланяясь камер-юнкер, и подал письмо.
— А, — воскликнул генерал-провиантмейстер, прочитав письмо, — очень рад сделать угодное княгине. Какое же вам угодно место? — И, не дожидаясь ответа, с улыбкою прибавил: — у меня есть вакансия обер-провиантмейстера в Ревель, хотите? я вас назначу.
— Очень благодарен, ваше превосходительство, — отвечал, низко кланяясь, Мамонов-Макшеев.
— Так кланяйтесь княгине и скажите, что на днях же приказ о вас будет отдан.
Аудиенция камер-юнкера окончилась и настала очередь Иванова.
— Какое вы желали бы иметь место, г. Иванов, — спросил важно Данзас.
— Обер-провиантмейстера, ваше превосходительство.
— Но это место генеральское, вы не имеете на него права.
— Если ваше превосходительство рискнули дать такое место совсем незнакомому с провиантской частью господину, то почему же не может быть дано такое место и мне, хорошо знакомому с делом?
— Но вы, я думаю, будете согласны с тем, что человек иногда бывает не в праве отказать в просьбе?
— Знаю, ваше превосходительство, но допускаю это только в частных делах.
— Я вас назначу смотрителем в Ригу.
— Благодарю покорно, ваше превосходительство, не желаю.
— Это отчего?
— По многим причинам.
— Например?
— Во-первых потому, что я заслужил большего внимания начальства, ибо, находясь во всё время осады и бомбардирования крепости Свеаборга, при всеобщем пожарище, я сберег всё вверенное мне казенное имущество и, быв при том ранен, никакой награды не получил, тогда как Гельсингфорский смотритель, не бывший ни в деле, ни в опасности, получил орден Анны 2 степени с мечами. Во-вторых, при заготовлении фуража в Финляндии, сделал казне сбережений более 60 тысяч рублей. В-третьих, лишен места смотрителя без всякой причины и два слишком года бедствую, не получая никакого содержания. В-четвертых, обнесен пред военным министром в бытности под судом…
— Довольно! — перебил его Данзас, — так вот вы на чём основываете ваше требование… не будет вам ничего!.. и стукнул кулаком по столу.
— Посмотрим, ваше превосходительство, а может быть будет, — ответил Иванов, и вышел из кабинета, весь взволнованный.
— Куда вы? — встретил его правитель канцелярии Еропкин.
— Пойду к военному министру и расскажу ему всё, а если не примет, напишу.
— Успокоитесь, пожалуйста, подите сюда, — и он ввел Иванова в канцелярию, — посидите здесь. Вы видели, генерал разгорячился, но он отходчив, и всё может устроиться.
Немного погодя, пошел он с бумагами к Данзасу и, возвратясь, объявил, Иванову, что он может спокойно отправляться домой, назначение на должность будет сделано.
— А какой ответ мне дать министру, — спросил его Иванов.
— Никакого. Поезжайте домой и ждите приказа.
На другой день, в 7 часов утра, курьер провиантского департамента доставил Иванову приказ об отозвании нижегородского обер-провиантмейстера Ком. по делам службы, в С.-Петербург, и назначении на его место Иванова, и приглашение прибыть в канцелярию департамента к 10 часам утра.
— Ну, что, довольны? — спросил Иванова, при входе в канцелярию, полковник Еропкин.
— Еще бы не быть довольным! — отвечал Иванов, — в два-то года не мало настрадался и наголодался.
— Так вот не угодно ли вам получить подорожную и прогоны на 6 лошадей с пособием 600 рублей.
— Этого мало.
— Как мало?
— Ведь я два с лишним года не получал содержания, проелся и задолжал, мне не выехать.
Еропкин отправился к Данзасу и, возвратясь, сказал:
— Генерал-провиантмейстер приказал еще выдать вам 250 рублей из комнатных сумм.
— Этого мало, — отвечал хладнокровно Иванов, — не выеду.
Еропкин опять пошел к директору и, вернувшись от него, приказал позвать экзекутора.
— Есть у вас остаточные деньги от канцелярских расходов, — спросил он тотчас явившегося экзекутора.
— Есть немного.
— Сколько?
— 180 рублей.
— Принесите! теперь, надеюсь, будет довольно? — спросил он, краснея от гнева, Иванова.
Новый обер-провиантмейстер взял счеты и стал считать перед ним. Вот столько то следует мне за два года и два месяца жалованья, столько то столовых, столько то квартирных, а вы даете только 1030 рублей. С ними я не выеду.
Еропкин третий раз отправился к начальству и, вылетев оттуда бомбой, потребовал смотрителя дома.
— Есть у вас экономия от фуража курьерских лошадей? — спросил он смотрителя и, не дожидаясь ответа, прибавил: — подите принесите что у вас есть.
Смотритель принес 125 рублей.
— Получите, — сказал Еропкин Иванову, — и поезжайте к месту нового служения, безотлагательно. Генерал-провиантмейстер, чтобы не задерживать вас, избавляет вас от труда представляться его превосходительству при отъезде.
— Покорнейше благодарю, — отвечал Иванов, и, откланявшись, отправился.
Но событие это, вероятно, сделалось известным военному министру, так как вскоре после того генерал Данзас был назначен членом генерал-аудиториата, а полковник Еропкин отчислен от должности, с зачислением состоять по армии.