По разные стороны

Жизнь Клаусу сломал 1933 год. Приход к власти Гитлера был для него тем, чем стала для петрашевца Достоевского отмененная в последний момент казнь. Тогда он испытал невыносимое страдание, которое потом сублимировал в творчество.

Покинув Германию и переехав в Амстердам, Клаус пытался образумить тех, кто продолжал жить на родине при фашистском режиме. «В каком обществе вы остались, — взывал он к одному из своих любимых авторов Готфриду Бенну. — Чего вы можете достичь, предоставляя ваше имя… в распоряжение тех, чье бескультурье является беспрецедентным в европейской истории и от чьей моральной нечистоплотности отвернулся весь мир? А где же почитатели вашего таланта? Разве они в стане пробуждающейся Германии? Ваши почитатели, которых я знаю, сидят сегодня по маленьким отельчикам Парижа, Цюриха, Праги, а вы, вы, их кумир, продолжаете разыгрывать из себя академика ЭТОЙ страны». Но если Клаус Манн стерпел то, что Бенн остался под властью Гитлера, то другому человеку он не мог простить такого отступничества.

Он ждал Густава. Ждал месяц, два, год — потом отчаялся. Клаус узнал, что его кумир делает вполне неплохую карьеру, пользуясь вниманием и уважением нацистских бонз. Большим поклонником Грюндгенса оказался сам Геринг, не без его поддержки актер возглавил Прусский государственный театр и вскоре по личному приказу Гитлера получил звание государственного артиста Германии. Лучшей ролью, сыгранной Густавом, была роль Мефистофеля. Пожилые немцы и по сей день представляют искусителя Фауста с лицом мужа Эрики Манн (впрочем, к тому времени супруги уже развелись). И Клаус решил отомстить за свою боль и предательство идеалов единственно возможным для него способом: он написал книгу о друге-предателе и назвал ее «Мефистофель» («Mefisto»).