Право и правда

За последние полтора века «прогрессивную» часть человечества приучили думать, что закон – это любое решение, принятое демократическим путем. Если за это решение проголосовали члены парламента или участники референдума, особенно по предложению «продвинутых» интеллектуалов, то оно становится нормой, обязательной для всех. Идея закона как общественного договора объявлена чуть ли не универсально принятой.

Однако христианское понимание источников права – принципиально иное. Земной закон должен быть основан на высшей правде, данной Богом. Эта правда неизменна, потому что неизменен Бог. Человек не волен отменить или отвергнуть эту правду: она продолжает действовать, даже если ее не приемлет большинство населения страны или планеты или все это население. В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви говорится: «Право призвано быть проявлением единого божественного закона мироздания в социальной и политической сфере. <…> Однако в тех случаях, когда человеческий закон совершенно отвергает абсолютную божественную норму, заменяя ее противоположной, он перестает быть законом, становясь беззаконием, в какие бы правовые одежды он ни рядился. <…> Человеческий закон никогда не содержит полноту закона божественного, но чтобы оставаться законом, он обязан соответствовать богоустановленным принципам, а не разрушать их».

Именно в силу такого взгляда верующие люди, например, считают аборт совершеннейшим преступлением, а его «легитимацию» в некоторых странах – беззаконием. Многие полагают нелегитимным изгнание ссылок на христианство и вообще любых религиозно окрашенных положений из конституций и законов европейских стран, которые были христианством созданы и до сих пор «проедают» моральный капитал, накопленный в Средние века – принципы честности и человечности во взаимоотношениях, деловую и бытовую культуру, представления о справедливости. Все это было создано не «Ренессансом» языческой чувственности, не эпохой «Просвещения», не богоборческими революциями и уж тем более не «невидимой рукой рынка», а христианством, сделавшим из варварских племен великие европейские нации.

Между прочим, тенденция отделить закон от вечных, Богом данных истин на самом деле не является «общечеловеческой». Так, в исламском мире, наоборот, происходит усиление религиозного влияния на право – вопреки политическому и даже военному давлению сторонников тотальной светскости. Да и на самом Западе еще недавно были убеждены: принимаемые людьми законы должны быть связаны с богоустановленными нормами. Об этом говорили многие основатели современного европейского и американского права. Уже в 1954 году, при всем тогдашнем нарастании моды на атеизм, в клятву верности американскому флагу были внесены слова «единая нация перед Богом» – и до сих пор они сохраняются, несмотря на все попытки оспорить их в судах.

Правда, последние пятьдесят лет правового развития западных стран, а также эволюции международного законодательства, формируемого, увы, в основном под влиянием того же Запада, были отмечены жесткой попыткой изгнать религию из правового поля. Похоже, для некоторых лидеров глобальных элит ненавистна сама мысль о Боге, об ответственности перед Ним, о том, что твои решения и взгляды нуждаются в поверке Его истиной – а значит, свобода твоего произвола имеет границы, не тобою установленные. Любой религиозный аргумент в законах и судебных решениях встречает жесточайшую критику и обвинения чуть ли в фашизме. Удивительнее всего звучит обвинение в возврате к Средним векам – настоящей духовной родине западных народов, от которой они так отчаянно пытаются оторваться.

Россия как цивилизация, неразрывно связанная с Православием, конечно, имеет свой, отличающийся от других цивилизаций идеал, предполагающий свою систему права, свою организацию общества, свои принципы устройства экономики, культуры, ценностного пространства, информационной политики, защиты семьи и других традиционных установлений человеческого общества, которые особенно важны для верующего, потому что он считает их установленными и созданными Богом. При этом православный человек верует, что его понимание христианства полностью совпадает с тем, что нам открыл Сам Господь Иисус Христос в Священном Писании и Предании Церкви, в ее соборном голосе, который всегда есть голос Бога. Попытки приспособить христианство к тем общественным механизмам и установкам, которые родились во враждебной ему среде, привели в ряде западных стран к тому, что, например, некоторые партии и политики, именующие себя христианскими, на самом деле высказывают или поддерживают стопроцентно антихристианские идеи и предложения.

Из газеты «Русь державная», ноябрь 2013 г.

Слава Богу, что настоящее христианство сегодня продолжает говорить о легитимности религиозной нормы как одной из основ законодательства и устройства общества. В Основах социальной концепции читаем: «Уважая мировоззренческий выбор нерелигиозных людей и их право влиять на общественные процессы, Церковь в то же время не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность. <…> Она добивается признания легитимности религиозного мировоззрения как основания для общественно значимых деяний (в том числе государственных) и как существенного фактора, которые должны влиять на формирование (изменение) международного права и на деятельность международных организаций».

В том же документе утверждается: «Право – особая сфера, отличная от смежной с ней этической сферы: оно не определяет внутренних состояний человеческого сердца». Да, строго говоря, это так. Не все, что является грехом, является преступлением, хотя понятия это близкие потому, что в истинно правовом государстве все, что является преступлением, является грехом с точки зрения Церкви. И не всякое законоустановление может быть названо по-настоящему правовым. В Уголовном кодексе времен СССР существовала статья 70 «Антисоветская агитация и пропаганда» – при том, что человек, по определению, имеет право публично критиковать существующий строй и призывать ненасильственными методами сменить его. Сегодня некоторые пытаются объявить вне закона утверждения об истинности только одной религии, а без таких утверждений немыслимы ни Православие, ни ислам, ни многие другие веры. Еще недавно делались попытки объявить «экстремистскими» тексты древних священных книг. Слава Богу, этот процесс был остановлен законом, внесенным в Думу Президентом Путиным и выводящим из-под удара Библию, Коран, Танах и Ганджур – священные книги христианства, ислама, иудаизма и буддизма. В процессе обсуждения законопроекта я говорил, что этого мало – неужели можно объявить «экстремистскими» творения святых, живших более ста лет назад, даже если они совершенно не подходят под современные критерии «толерантности» и «политкорректности»? Володинская команда тогда попросту перестала приглашать меня на совещания. Между прочим, для православного христианина тексты святых не менее ценны и важны, чем Библия. Их распространение, как и признание своей и только своей веры истинной, для Церкви никогда не будет грехом, даже если кто-то беззаконно объявит все это преступлением.

Впрочем, обычно преступление – это и грех. И не случайно Церковь духовно помогает заключенным в тюрьмах – она видит в них грешников, оступившихся и нередко кающихся. А вот что делать, когда грех преступлением не является? Соглашаться ли с тем, что государство в рамках закона считает его допустимым, а иногда даже поощряемым? В этой книжке уже немало говорилось об аборте. Для государства это обычная «медицинская» манипуляция, для Церкви – убийство. Для кого-то осквернение храма – «акт творческого самовыражения», для кого-то – совершенно нетерпимый поступок, ради предотвращения которого можно и жизнь положить. Или пропаганда разврата в школе – кто-то назовет ее прогрессивной, кто-то – преступной. Конечно, есть грехи, которые законом никак не ограничишь – и потому спорным является применяемый иногда церковными чиновниками термин «легализация греха». Попробуй запрети, например, мысленное богохульство. Или нечистый взгляд на женщину. Или даже спор с Богом: если человек не оскверняет святыню, он волен быть активно неверующим, волен задавать Творцу любые вопросы, даже «резкие».

Однако многие общественные явления все же лежат на стыке нравственности и закона. Верующие люди могут и должны призывать государство делать право более моральным, сокращать разрыв между нормой закона и нормой этической, нормой религиозной. Этот разрыв придуман не нами – он привнесен извне на черных крыльях антимонархических и антицерковных революций, ведомых тайными обществами. И сегодня на нем настаивают исторические недруги России – внешние и внутренние. Нашей цивилизации этот разрыв совершенно чужд. Более того, даже так называемая «личная» жизнь – супружеские измены, блуд, брошенные дети, конфликты мужа и жены – всегда в нашей традиции становились совместной заботой Церкви, государства, законотворцев.

Хорошо, что у нас есть сильные православные индивидуумы, ощущающие себя в качестве верующих людей в той или иной сфере жизни общества. Чего у нас пока мало – это скоординированного влияния православных христиан на все те сферы жизни общества и государства, в которых они трудятся. А такое влияние как раз и может осуществляться через координацию усилий. Мы должны ощущать себя Церковью, действующей в мире. Мы должны ощущать себя сообществом людей, которые вместе – именно вместе, соборно, а не поодиночке – влияют на творческие процессы, на экономику, на государственное управление, на все сферы жизни, в которых мы трудимся. И не нужно бояться ставить перед собой именно такую задачу: если мы – большинство в своей собственной стране, в своих собственных странах – а здесь присутствуют представители Белоруссии, Украины, Молдовы, – то мы имеем полное право на то, чтобы наши нравственные принципы, наше видение настоящего и будущего были определяющими в тех сферах жизни общества и государства, в которых мы трудимся. А для этого нужно уметь формулировать свои цели. Для этого нужно уметь вырабатывать механизмы, которые позволяли бы христианам, в первую очередь мирянам, ставить перед собой христианские смысловые задачи во всех сферах жизни народа и страны.

Из выступления на пленарном заседании XVIII Международных Рождественских образовательных чтений, январь 2010 г.

Когда в 2000 году были приняты только что приведенные формулировки Основ социальной концепции, опасность в них разглядели лишь самые проницательные оппоненты нравственного и религиозного влияния на право. Другие пренебрежительно бросали: «Поговорят – и все». Основания для этого были – многие церковные документы, самые грозные и решительные, за последние годы ни к чему не привели, не были конкретизированы и забылись. Однако я старался и до сих пор стараюсь сделать все, чтобы с оценкой Церковью законотворческого процесса так не получилось.

Как человек, несший ответственность за участие Церкви в обсуждении законопроектов, я поднимал в диалоге с Госдумой и исполнительной властью десятки тем, включая ограничение абортов, защиту людей от электронного контроля, право родителей на воспитание детей, нравственные рамки творчества и свободы слова, возвращение русского фактора в национальную политику, кризис социальной справедливости, развитие международного права и, конечно же, свободу совести и религиозной жизни. Делалось немало конкретных предложений. Когда-то власти слушали, когда-то нет. Противодействие шло в основном из либеральной части экономического блока правительства, от спонсируемых Западом религиозных и общественных структур и от «осторожных людей» в Администрации Президента. Среди депутатов поддержка была почти полной – в Думе шестого созыва даже действовала межфракционная депутатская группа по защите христианских ценностей.

Напряженность начала нарастать в момент, когда христианское влияние на принимаемые законы набрало «критическую массу» – похоже, катализатором послужило предложение Патриарха Кирилла вывести аборты из системы обязательного медицинского страхования. Большинство депутатов однозначно бы поддержало его. Это бы, в свою очередь, открыло дорогу к поддержке других мер, направленных на устрожение нравов, – и как раз такое развитие событий многих, думаю, испугало. Свобода грешить для части нашего правящего слоя остается главной свободой. Именно поэтому так тяжело идет возвращение нравственности в законодательство.

Однако возвращать ее надо – и сегодня, вопреки «зарегулированности» нормотворчества, это лучше всего можно сделать через прямое гражданское действие. Политикам и особенно чиновникам не надо давать расслабляться – нужно встречать их с плакатами, обсуждать их решения в Интернете и в звонках на радио, ставить все неудобные вопросы перед выборами. Именно так и только так можно заставить их слушать народ, а не западных спонсоров и не шептунов со Старой площади.

* * *

Высшее, ценностное измерение права неотделимо от вопроса о самостоятельности страны в принятии законов и решений. Главная опасность для свободного выражения народной воли через нормотворчество прячется сейчас не в Думе и даже не на Старой площади – в тех кабинетах, где «варится» международное право. Россия в 90-е годы совершила принципиальную ошибку, войдя в Совет Европы без критической оценки норм, принятых там без ее участия, во многом вопреки ее исторической традиции и даже специально для того, чтобы противодействовать ее влиянию – тогда в форме СССР – на другие европейские страны. Между прочим, в начале девяностых в Совет Европы вступал целый мир, целая цивилизация – восточно-христианская, со своими нравственными, политическими, религиозными, правовыми установками. Россия должна была хотя бы попытаться объединить ее страны, чтобы не молча принимать то, что было решено без нас, а потребовать пересмотра всего комплекса документов Совета, включая его идейные основы. Надо было исключить или изменить все неприемлемое для православной культуры – в частности, приоритет личных интересов над народными и игнорирование христианской основы Европы, основы, по сути, самоочевидной. Точно такой же подход, кстати, необходим при вступлении новых православных стран в Европейский союз. Не Брюссель должен ставить условия Белграду, Киеву или Кишиневу – все должно быть наоборот.

Да, мы за сильную власть. <…> Да, мы выступаем за единство народа и власти, равно как за единство народа, Церкви и других традиционных религиозных общин. Таков наш православный идеал, такие мы, таков русский, российский образ жизни. Мы не идем на поводу у тех, кто пытается представить мир и прогресс как нечто, основанное якобы на неизбежном и якобы конструктивном конфликте между властью и народом и между разными религиозными общинами, разными этносами, разными экономическими акторами. <…>

Но это не значит, что народ должен всегда быть ведомым, всегда должен просто исполнять указания сверху и тем более выполнять волю никем не избранных и никому не подотчетных так называемых элит – информационных, экспертных, экономических, политических и иных. Народ должен обрести свой голос во всех процессах, происходящих в стране. Все преобразования, совершаемые без воли народа, без понимания со стороны народа, без советования с ним, – нравственно нелегитимны. И это нужно ясно сказать. Политика, совершаемая без понимания народа и без согласия с народом, – нравственно нелегитимна. И об этом нужно сказать всем, кто пытается сделать народ счастливым без народа, всем, кто хотел бы строить без участия народа политику, экономику, культуру и так далее. <…>

Я много раз говорил, что Россию не нужно заставлять жить по чужим правилам, по которым мы всегда будем заведомо проигравшими. У нас есть свои правила – и для себя, и для мира, – и нужно стараться их придерживаться. Ведь именно живя по этим правилам, живя по нашему народному духу, мы всегда побеждали, и наилучшим образом реализовывались силы нашего народа. Поэтому политика в области образования, СМИ, культуры, социальная политика, состояние нравственности должны быть сферой постоянного гражданского размышления и гражданского действия. Нужно вернуть народу решающее слово в жизни страны.

Сейчас обсуждаются политические преобразования – некоторые называют их политической реформой. Я убежден, что эта реформа должна обеспечить представительство во власти людей, реально живущих в регионах и принадлежащих к самым различным слоям нашего общества, будь то народная интеллигенция, казачество, крестьянство, рабочие, воинство, молодежь, пенсионеры. Как обеспечить такое представительство, покажет политическая практика, но предлагать механизмы обеспечения такого представительства нужно.

Необходима поддержка русского народа, поддержка различных форм его самоорганизации, его культуры, его цивилизационного развития. Другим народам, вместе с поддержкой их самобытности, нужно дать мощные стимулы к участию в глобальной миссии русского народа. А такая миссия у него есть, и мы знаем прекрасные примеры того, как к этой миссии присоединялись народы с разными верами, разными культурами, но с общей убежденностью в том, что у России есть свое историческое предназначение.

Из выступления на соборных слушаниях ВРНС 19 апреля 2012 г.

Дальше – больше. Одним из главных источников международного права объявляются решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) – органа, избираемого по довольно закрытой процедуре и почти не подконтрольного парламентам, правительствам и народам отдельных стран. Реально контролируют его информационно-медийная среда, психологически и идейно влияющая на судей ЕСПЧ, и международная бюрократия, готовящая проекты решений. Даже мотивировочную часть этих вердиктов – часто противоречащую друг другу в разных документах, содержащую термины с разным смыслом в разных языковых версиях – пытаются «назначить» универсальной нормой права, превосходящей по силе законы и даже конституции отдельных стран. Суд давно зашел далеко за пределы положенной ему «по должности» трактовки Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод – вольно интерпретируя ее, он формулирует именно новые нормы. Россия ни разу не оспорила легитимности этого процесса, ни разу не напомнила о том, что международное законодательство, по идее, должно формироваться межгосударственными договорами, ратифицированными в парламентах, а не судебными решениями, подобно тому как формируются нормы в англо-американской системе прецедентного права. Все, что у нас получилось, – это решение Конституционного суда, позволяющее не исполнять решения ЕСПЧ, противоречащие нашим конституционным принципам. И то, как говорится, слава Богу. Впрочем, настает время привлечь внимание других стран к нарождающейся диктатуре «прецедентных» вердиктов и к выстраиванию народов под гребенку текстов, рожденных в недрах ультралиберального страсбургского экспертно-бюрократического сообщества.

Все перечисленные вопросы надо ставить ребром, как и вопрос об идейных и правовых основах российской государственности. Сам республиканский строй в России был принят без детального и всестороннего обсуждения – да, он одобрен на референдумах, принявших советские конституции и нынешнюю Конституцию РФ, но со сторонниками монархии при подготовке проектов основного закона ни разу не вступили в реальный диалог. Ни разу не дали им и возможности полноценно обратиться к народу с изложением альтернатив республике. К Учредительному собранию, разогнанному в свое время большевиками, было бы очень неплохо однажды вернуться.

Православные христиане соблюдают нынешнюю Конституцию. Но это не означает, что с ней нельзя спорить и что нельзя обсуждать пути ее изменения. Над проектами новой конституции не первый год работают группы экспертов во главе с Олегом Румянцевым – одним из авторов нынешней Конституции, и Степаном Сулакшиным – многолетним парламентарием и самобытным мыслителем. Был рад в свое время предложить обоим руководителям групп несколько идей. Впрочем, предложил несколько мыслей и широкой общественности.

Сразу предупрежу искателей экстремизма – я не призываю к насильственному изменению государственного строя и выполняю действующую Конституцию РФ. Однако считаю себя вправе мечтать о ее изменении и поддерживать дискуссию о том, какой она может стать в будущем. <…> Хотелось бы сделать несколько решительных предложений.

1. Вводится пост императора, избираемого всенародно и пожизненно (с возможностью добровольной отставки или отрешения от поста по болезни). Полномочия – пост Верховного главнокомандующего, функции гаранта Конституции, роспуск Верховного Совета, предложение Верховному Совету состава правительства и отправка правительства в отставку, помилование, внешнее представительство.

2. Восстанавливается система выборных советов от районного до регионального с широкими полномочиями. Предлагается возрождение Верховного Совета: верхняя палата избирается членами региональных советов из своей среды, нижняя – всенародно из членов районных советов. Губернаторы избираются населением регионов. Партии могут участвовать в выборах, но не формировать фракции в советах.

3. Расширяется возможность проведения референдумов – от общенационального уровня до районного.

4. Национальное право получает приоритет над международным.

5. «Ценностная» статья (ныне ст. 2) звучит примерно так: «Отечество, российский народ, его свобода, безопасность, духовно-нравственное и материальное благосостояние являются высшими ценностями. Права и свободы человека осуществляются в гармонии с этими ценностями, будучи неразрывно связаны с достоинством и ответственностью».

6. Запрет на государственную идеологию снимается, на общеобязательную – остается.

Из блога «Православная политика», 27 декабря 2015 г.

Убежден, что сегодня можно и нужно объединить монархический идеал сильной, персонифицированной центральной власти – и советский опыт народовластия, лишенного привязки к узкопартийным интересам (КПСС в подлинном смысле партией не была) и к политическим играм. Партии, другие политические сообщества, сословия и даже этносы – для нашей культуры вторичны, и их интересы всегда ставились на второй или третий план по отношению к единству народа, из которого не стоит исключать и власть. Все конфликты между группами партикулярных, «особенных» интересов, на балансировке которых строится жизнь Запада, для нас вовсе не являются существенными. В лучшие, образцовые периоды нашей истории мы объединялись поверх любых различий – да, обычно перед лицом врага, но не случайно 9 Мая или в День народного единства мы вспоминаем не неприятелей и даже не сражения, а именно общность нашего духа, пересекающую национальные и «классовые» границы. Вот почему партиям в нашем будущем общественном устройстве не стоит уделять слишком много места. Так же как и «классам» – социальным, сословным группам. Нам не следует копировать политические механизмы, придуманные не нами и рожденные не в нашей реальности, не в нашей культуре. Мы можем созидать новую жизнь на основе собственного правового наследия, рожденного в Российской империи и в Советском Союзе.

Более того, мы можем включить в нашу общественную систему идеал людей, живущих с нами в одном обществе много веков – последователей ислама. Идеи шариата – религиозного права, и халифата – религиозно ориентированного государства, вряд ли в обозримом будущем исчезнут с лица земли, сколько бы с ними ни боролись. Однако вместо спокойного диалога о степени применимости этих идеалов в нынешнем мире нам предлагают два жестких, конфронтационных ответа: установление «халифата» военной силой, принуждение населения к шариату со стороны террористических организаций – и истеричное «нет» любому религиозному праву и любому религиозно ориентированному государству со стороны приверженцев радикальной светскости.

У России на это есть свой, «царский» – то есть срединный – ответ. В имперские времена на юге России существовали и казыятские (фактически шариатские) суды, и многоженство, и целостный мусульманский образ жизни. Целостности государства это не разрушало, а авторитета гибкой власти добавляло. Некоторые послабления в отношении исламских порядков делались даже в атеистическом СССР. Чечня и некоторые другие северокавказские республики нынче также отличаются по общественному укладу и по нравам от Центральной России. «Включив» сегодня мудрый опыт прошлого, можно привлечь на свою сторону лучшую часть тех людей, которые хотят устроять жизнь общества по исламским законам – и внутри регионов России, населяемых мусульманами, и в тех местах, где насильственному преобразованию подвергаются целые страны исламской культуры. Условий сотрудничества должно быть два – отказ от террора и уважение к России как стране, православной по культуре и миросозерцанию большинства народа.

* * *

Правовые и этические проблемы пересекаются в трех сферах, очень для России важных. Это национальная политика, культура, деятельность средств массовой информации. Происходящее в каждой из них волнует не только политиков, но и миллионы простых людей. Жители многих регионов опасаются нашествия мигрантов и внутренних переселенцев, приехавших со своими представлениями о том, что хорошо и что плохо, что допустимо, а что нет. Сами мигранты, особенно небогатые, постепенно начинают «кипеть», понимая, что могут навечно стать на новом месте людьми второго сорта. Их настроения подогреваются околорелигиозным радикализмом, говорящим мигранту второго поколения: ты родился здесь и можешь быть хозяином на этой земле.

В культурной и медийной сфере вопиющие факты безнравственности давно набили оскомину. По их поводу критически не высказывается только ленивый. Телевидение и «массовую культуру» ругают чиновники, общественники, религиозные лидеры всех направлений и – что самое удивительное – сами журналисты и культурные деятели, в том числе «попсовики». Среди справедливо критикуемых явлений – не только полупорнографические шоу, не только отупляющая попса, не только воспевание «яркой» и «успешной» жизни преступников, аферистов и развратников. Таких примеров «творчества», слава Богу, стало гораздо меньше по сравнению с 90-ми годами. Новой проблемой стали настойчивые, хорошо организованные покушения на ценности и святыни – не только религиозные, но и светские, такие как вечный огонь, память предков, национальные символы, памятники побед давнего и недавнего прошлого. Все это делается совершенно не случайно: народ, лишенный «твердых», неприкосновенных ценностей и святынь, очень скоро оказывается деморализованным и превращается в легкую добычу. Именно поэтому деструктивное культурное «новаторство» так активно поддерживается из-за рубежа.

Границу этически допустимого и недопустимого в культуре и СМИ надо проводить не там, где ее проложили в 90-е годы, а возвращать к норме – к положению середины прошлого века, если не конца позапрошлого. Уже писал здесь об этом, но повторюсь. Скажете – нереально, «поезд истории ушел далеко»? Нет: культура и СМИ не только в исламских странах или Северной Корее, но и в американском или европейском мейнстриме гораздо более целомудренные, чем у нас. Для того чтобы все изменить, не надо даже создавать новые министерства и цензурные комитеты – достаточно привести к руководству творческой и медийной сферы новых людей.

О национальной политике, разных религиозно-этнических сообществах, даст Бог, скажу побольше в следующей книге – как и о «международных делах».

* * *

На соотношение морали и права очень скоро повлияет меняющийся характер власти – между прочим, не только в сфере светского управления, но и в Церкви. Границы, территориальные сферы влияния, государственные институты и даже армия с полицией значат все меньше. Реальная власть перемещается в сферу идей и средств их распространения – через любые границы и на любые «территории» (само это понятие стремительно превращается в условное). Пока президент страны имеет больше власти, чем блогер. Но очень скоро блогеры смогут смещать президентов. А вот в Церкви я уже не знаю, на кого ориентируются больше – на Патриарха или на отца Андрея Кураева. И не случайно крайне децентрализованный ислам оказывается в нынешнем мире более наступательным, чем самые мощные централизованные религиозные структуры.

Мировые процессы, влияющие на жизнь в каждой стране, в каждом городе и селе, сегодня определяются именно сферой идей и публичных посланий. В этой сфере, конечно же, будут возникать и уже возникают свои нравственные предпочтения и правила. Так, нацизм и фашизм в ней немыслимы – тебя сразу «забанят», причем административным решением. Критика западной финансово-политической системы, мягко говоря, не приветствуется. Призывы пожертвовать чужой (или даже своей) жизнью даже ради самой высокой цели нередко наказываются, что позволяет говорить о выстраивании иерархии ценностей, в которой главной почему-то объявлена именно земная человеческая жизнь.

В то же время многие нравственные установки, принятые в этой сфере, вполне правильны. Нельзя распространять ложь и клевету, оскорблять живых людей и память усопших, во многих сообществах нельзя нецензурно браниться или распространять порнографию, хотя в других мы видим мат-перемат и бесконечные сиси-писи.

Выход из накопившихся противоречий я вижу очень простой: закрепление в законе полной свободы цивилизованно выраженных идей (за единственным исключением – призывов к нелегитимному применению силы), строгий запрет на оскорбление личностей и групп (при допущении критики и оценок в их адрес) и исключение анонимности. Вообще стремление скрыть свою личность всегда считалось признаком злого или нечистого умысла, а как минимум – безнравственности. Любая цивилизованная среда общения предполагает, что люди представляются друг другу. Надеюсь, что так же будет и в Интернете. В этом пространстве должны действовать нравственные правила, свойственные нормальному человеческому общежитию, и законы, которые должны быть на этих нравственных правилах основаны.

Децентрализация власти – реальность. Но она не должна игнорировать реальности высшей и вечной – данных Богом этических ценностей. Любой, кто имеет возможность влиять на других людей, должен чувствовать свою ответственность перед Творцом – или уж по крайней мере перед людьми и историей. Иначе мы будем лишь приближать время исполнения грозных пророчеств Апокалипсиса, которые, как известно, могут сбыться раньше или позже – когда это произойдет, известно Богу, но зависит от нас. От того, идет ли человечество по пути правды и добра или уклоняется от него.

Урок на будущее

Нам нужно не «государство-менеджер», а такое устройство власти, закона и народной жизни, которое во главу угла ставит высшие нравственные ценности. Даже если весь «продвинутый» мир будет говорить, что эти ценности устарели. Даже если нас будут постоянно убеждать – на нашу же беду, – что без морали и без высшей миссии жить можно проще, богаче, комфортнее.

Церковь должна перелагать свою высшую миссию – и хранимые ею, но не ей созданные ценности – в гражданское действие. Православные миряне – члены Церкви и граждане государства – призваны осуществлять эту миссию и эти ценности, отражая их в законах, решениях, поступках, политике (в лучшем смысле этого понятия – то есть не в политиканстве). Царство Божие, в которое мы стремимся, должно быть и «внутри нас» (Лк. 17, 21) – и значит, отражаться в том, что мы говорим и делаем на земле.