Матвеева

В детские годы мне досталась от тети пластинка уже выходившего из моды формата «гранд» с отколотым краем – «Новелла Матвеева. Песни». Сначала шокировал голос – то ли детский, то ли старушечий, в общем, какой-то «несерьезный». Но уже после второго прослушивания я начал напевать эти песни, как напеваю их до сих пор, иногда на пару с кем-нибудь из современных музыкантов моего поколения.

Новелла Николаевна, с ее, по выражению Ганичева, «гриновским» миросозерцанием, была в советской культуре совершенно «нездешним» явлением, несмотря на огромные тиражи пластинок, и остается им до сих. Многие считают ее полулегендой далекого прошлого, даже не подозревая, что до своей недавней кончины она продолжала писать, почти не выходя из дома. Вот хотя бы такие две строфы:

Стихнет —

И снова обрушится

Ветер, душистый насквозь…

Господи! стоит прислушаться:

Что это вдруг пронеслось?!

В шелестах клена осеннего,

Силясь восполнить пробел,

Слышатся… песни Есенина!..

Те, что сложить не успел.

Или вот, политическое:

Сброд

(Вопреки истории само?й)

Одну лишь дату жалует

на свете:

«Тридцать седьмой!

Тридцать седьмой!

Тридцать седьмой!»

…А почему не девяносто третий?

Познакомиться с поэтессой мне довелось лишь совсем недавно – я много раз пытался ей позвонить или написать, но лишь однажды получил ответ, и мы попили чаю у ее соседа – замечательного писателя Владимира Крупина, кряжистого вятского подвижника. Потом заходил в гости, говорил по телефону и всегда радовался тому, что Новелла Николаевна (в крещении Вера) оставалась человеком совершенно живым и самодостаточным, хоть и очень одиноким. Благодарю Бога за то, что смог от лица возглавляемого мной отдела номинировать Новеллу Матвееву на Патриаршую литературную премию, и многими эта номинация была поддержана.

– Та самая? – спрашивали члены номинационных инстанций. – Неужели жива?

Прийти на церемонию Новелла Николаевна так и не смогла. Чуть-чуть голосов для премии не хватило. Но люди в зале, особенно пожилые, аплодировали от души, услышав само ее имя.