55. Дизель и дискотека

55. Дизель и дискотека

Летний отпуск, между вторым и третьим курсом обучения, пролетел весело и стремительно, как один день. Пришло время возвращаться в альма-матер. Нельзя сказать, что кто-то из ребят горел особым желанием вернуться за высокий забор, в крепкие объятья строгой воинской дисциплины. Но, время, отпущенное для летних каникул, закончилось и нас ждали суровые армейские будни. Одно успокаивало, что вместе с такими неизменно сопутствующими радостями воинской службы, как любимая тумбочка дневального, добрые глаза, ласковые речи заботливого Пиночета и сногсшибательный вкус остродефицитного и желанного бигуса на завтрак, обед и ужин, ожидалась еще и искренне приятная встреча с ребятами. Как ни странно, но за прошедший месяц, мы успели соскучиться друг по другу. Поэтому, обратная дорога в училище не казалась такой отвратной. Всем парням не терпелось поделиться с друзьями своими позитивными впечатлениями о проведенном отпуске.

К тому же, в училище прижилась и поддерживалась хорошая традиция, когда все ребята привозили из отпуска разные домашние вкусности. В результате, еще пару недель, рота питалась за счет внутренних резервов и домашних заготовок, игнорируя такие изыски военной кулинарии, как перловая каша и мясо «белого медведя» — волосатое сало в подливке, приготовленной, наверное, на отработанном машинном масле. По вкусу и цвету, очень похоже на правду.

Эта подливка с большим трудом отмывалась от тарелок, ее не брал даже концентрированный стиральный порошок. Ацетон и бензин жалко и беспомощно стекали по любой поверхности, смазанной этой подливкой, не желая растворять ее термоядерные ингредиенты. В желудках курсантов это замечательное блюдо переваривалось очень неохотно, основательно и неспешно — вместе со стенками пищевода и самими желудками, недели за две, не раньше, смазывая кишечник изнутри нерастворимой жирной пленкой. С зубов эта субстанция счищалась только фактически вместе с эмалью, безнадежно забиваясь между щетинками зубных щеток, которые потом приходилось или выбрасывать или долго и нудно отмывать хозяйственным мылом.

Вот, именно поэтому, чтобы отложить неизбежное свидание с такими изысканными кушаньями наших училищных поваров, курсанты волокли из отпуска огромные чемоданы и баулы, битком набитые всякой домашней снедью. А, исходя из обширной географии СССР, это было достойное разнообразие — от прибалтийских копченых колбас и доброго украинского сала, таящего во рту, черной астраханской икры до пресных таджикских лепешек и острого армянского сыра и прочее, прочее, прочее. И все это великолепие, и разнообразие многонациональной кухни великой страны было к нашим услугам и радикально скрашивало скудный училищный рацион, особенно в первые дни после отпуска.

В автобусе № 12, который проезжал мимо училища ВВС, ехали одни курсанты. Веселая, разбитная братия живо и горячо делилась самыми яркими воспоминаниями о проведенном отпуске, задорно пересказывая животрепещущие и смешные моменты своего отдыха — достаточно напряженного и насыщенного различными приятными событиями. Кто-то хвалился ровным шикарным загаром, кто-то показывал фотографию своей новой подружки-красотки и т. д. и т. п.

Но, смеялись и веселились, далеко не все пассажиры автобуса. Известный краснобай и баламут — Витя Копыто, скромно сидел на огромной сумке, небрежно брошенной на пол автобуса, и с молчаливой тоской слушал рассказы о стремительных любовных похождениях и категорически отказывался смотреть на фотоснимки умопомрачительных красавиц. На него это было совершенно не похоже. Причина такого пуританского поведения Виктора вскрылась через пару автобусных остановок.

Оказывается, Витя Копыто умудрился скоропостижно жениться, и на его безымянном пальце блестело новенькое обручальное кольцо. Это известие повергло всех курсантов в глубокий шок. От кого-кого, но от любвеобильного ловеласа Копыто, с его гиперпотенцией, такого решительно необдуманного шага, никто не ожидал.

Самое смешное, что в не меньшем шоке, чем мы, находился и сам молодой муж. На все многочисленные ненавязчивые вопросы о его второй половинке и причинах, приведших к таким плачевным и необратимым последствиям, Витя лишь часто, глубоко и тяжело вздыхал, и молча отмахивался рукой с золотым колечком. Парень был, явно, в глубокой депрессии и прострации. Вот угораздило, так угораздило?! Витька реально попал! Хотелось бы, посмотреть на эту даму, которая за такие короткие сроки умудрилась окрутить нашего искушенного в амурных делах казарменного Казанову и успешно довести его до дверей ЗАГСа. Скорее всего, Копыто опьяненный сладким воздухом свободы, ушел в глубокий разудалый загул и женился, фактически не приходя в сознание. Практически, на автопилоте! Очнулся, так сказать, уже мужем, и не дай бог, многодетным отцом?! Ладно, не будем гадать и домысливать! Отойдет от шока, сам расскажет.

Вытряхнувшись из автобуса на нужной остановке с названием «Авиаучилище», шумная, галдящая толпа, подхватив свои чемоданы и объемные спортивные сумки, дружно двинулась к КПП — контрольно-пропускному пункту.

От остановки автобуса до КПП вела прямолинейная асфальтированная дорога, протяженностью метров 800-т. Уже виднелся знаменитый училищный пруд, расположенный непосредственно возле двухэтажного здания КПП и задранный в небо памятник легендарному истребителю МИГ-21. Сладкое волнение и легкая нервозность охватили всех нас. По спине забегали мурашки, размером с упитанную кошку. К горлу подступил комок, на глазах навернулись непроизвольные слезы умиления и сопливого восторга. Дома! Пусть не в родительском доме, но за два года учебы, училище стало нашим вторым домом. Не очень уютным и комфортным конечно, но все же родным и почти любимым.

По мере приближения к училищу, нас стало охватывать чувство, похожее на смутное беспокойство. Еще бы, у ворот нашей военной альма-матер, творилось нечто непонятное. У здания КПП колыхалось и штормило однородное зеленое море, состоящее из курсантов-отпускников.

Итак, прямо перед воротами КПП, толпился весь наш батальон в полном составе — без малого 1000 человек. Все в парадной форме, с чемоданами в руках. Ворота КПП были наглухо закрыты, и открывать их, похоже, никто не торопился. Вот это да?! Такого, в истории училища еще не было. Понятно, когда ворота закрывают, чтобы лишить курсантов свободы и запереть их внутри охраняемой территории, обтянутой многочисленными рядами колючей проволоки, но чтобы держать ребят на свободе и не принимать их в свои крепкие и заботливые объятья?! Это уже, что-то из области фантастики! Чтобы армия добровольно отказалась от 1000 молодых и крепких парней и спокойно отпустила их на все четыре стороны. Не бывало такого!

Приблизившись к волнующемуся морю из курсантских тел, мы окунулись в его край, став частью прибрежной волны. Пробиться к воротам КПП через плотную толпу не было шансов, и мы, оттопырив уши, начали впитывать слухи и догадки, тоесть — собирать информацию. Толком никто ничего не знал, но галдели все и сразу. Слухи были один страшнее другого.

— Училище расформировали. Армию разгоняют. Новый курс партии, во как! Перестройка гребаная! Горбачеву ВВС не нужны! Пошел по стопам Хрущева, оставляют только ракетчиков, Америку пугать, и внутренние войска, чтобы народ сажать и охранять где положено. Дадуда! Лучше бы разговаривать, по-русски научился без ошибок! Знаете, его новое прозвище? Нет?! Переведите на английский: «Мир, дверь, мяч!» Что получается?

— Peace Door Ball — «Писдобол!»

— То-то!

— А нас куда?

— Куда-куда?! На кудыкину гору, воровать помидоры. Кто изъявит желание доучиться и стать офицерами Красной армии, тех переведут в Ракетное училище, причем, только на первый курс.

— Да иди ты!

— Сам не хочу! Но это чистая правда. Наши два года, на фиг — коту под хвост! Типа, потренировались! Слышите эхо? Это ракетчики в своем сраном училище ржут над нами. Потешаются.

— Не может быть! Это же полный писец!

— Точно, уже списки составляют! Говорят, даже казарму у стратегов для наших перебежчиков выделили. Но, это не все плохие новости. Есть еще одна. Правда, те же яйца, но вид сбоку! Кто не захочет в ракетчики подать, берут в конвоиры!

— Вот уж, точно, конец света!

— Но что характерно радует, сразу на второй курс. Правда, мест не очень много, казематов и тюрем на всех не хватает. Конкурс большой! Надо еще заслужить такое счастье, полизать где надо и у кого следует. Для сексотов предпочтение.

— Трещишь?!

— Не хотите, не верьте. Кстати, у комсомольских активистов и отличников есть право выбора. Остальным, тупо засчитают два года учебы за «срочку» в армию, и на «дембель». Вот так! Говорят, что будут предлагать прапорщиками в строевые части. Предпочтительно в Афганистан.

— Не, не может быть. Горбатый, конечно, еще тот мудак, но до Хрущева ему далеко.

— Дело ваше, но говорят, что уже «помидорные» погоны привезли, чтобы все желающие смогли перешить на своей форме. И, с чистой совестью в новые войска!

В наш разговор включались все новые собеседники, готовые поделиться тем, что узнали сами. Некоторые были очень раздражены и несли законченную чушь.

— Закрой вафельник, пока не нагрузили! Не слушайте, балалайку. Он глумится над вами, а сам ни хрена не знает. Короче, из достоверных источников, только для вас. Эксклюзивная информация! Короче, в училище под главный учебным корпусом, нашли авиабомбу времен Второй мировой, немецкую. Фашисты бомбили город, а она упала и все. Лежит в повале здоровенная германская подлюка, ржавая чушка, килограмм на 500-т! Не взорвалась в свое время. А мы по ней, сколько лет бегали?! На волосок от смерти были! Саперов уже вызвали. Обещали скоро подъехать, чтобы разминировать. Ждем! Полтонны тротила — аргумент! Все разнесет в пыль! Мало не покажется!

— Ты что, дурак? Нет, ты не дурак! Ты — люфтваффельник, вот кто!!! Какая, на хрен, бомба германская?! Мы с тобой, на Урале, в глубине страны, 1500 километров от Москвы. А Москва — это столица нашей Родины. Немец в Москве никогда не был, и бомбил ее раз в год, да и то, по обещанию Геринга. А все больше, в дерзких мечтаниях и в речах главного сказочника Германии — доктора Геббельса. Какая немецкая бомба?! Каким ветром ее сюда занесло? Может, на воздушном шаре или на бумажном змее, немчура свою бомбу до Урала тащили? А?! Включи мозг, подумай! Если еще есть чем думать?! Иди отсюда, дятел! Люфтганза сраная! Вермахт водоплавающий! Сейчас в пруду искупаем, дурилка фанерная. Учи историю, двоечник! Ганс Христиан Андерсен! Тебя послушать, так сейчас посреди нашего пруда, атомная субмарина ВМС США всплывет! Капитан выйдет на мостик и заблеет жалобно: «Извините, мы сами не местные! Компас сломался, уран для реактора на исходе, корпус течет. Укажите, пожалуйста, направление на запад, люди добрые! Не дайте пропасть, в Уральской тайге!» Не говори больше никому, а то ненароком в бубен получишь! Все! Больше не отнимай время у солидных людей! Иди отсюда, внук доктора Геббельса, правнук Троцкого!

Посрамленный «всезнайка» скрылся в толпе, корректировать свою байку и искать более достойные и благодарные уши, чем наши. Но, незамедлительно, появился новый осведомленный источник информации.

— Мужики, дело говно! В училище зараза, эпидемия! То ли ящур, то ли чума?! А возможно, что холера или черная оспа! Короче, два батальона, уже передохло. Реально! В училище море трупов! Все казармы забиты, складировать негде. Сначала, в столовой складывали в холодильнике, вместе с мясом, теперь прямо в казармах, на своих койках лежат, голубчики. А сверху, ребятушки усопшие, хлоркой засыпаны. Вот так парни, на кладбище приехали. В морг! За свинарником, экскаватор работает, братскую могилу роет. Огромную! Такие дела наши, скорбные.

Долго бы, коротко, народ кормился бы небылицами, но скрипнули петли калитки, и нам навстречу вышел офицер в белом халате. Опаньки, врач! Толпа курсантов, инстинктивно, отшатнулась и попятилась назад. Значит, точно, эпидемия! Шум и галдеж мгновенно затих.

Врач, взял в руки мегафон, залез на широкий фундамент КПП и начал говорить.

— Товарищи курсанты, попрошу без паники! В училище эпидемия!

1000 человек курсантов шарахнулась и еще активнее попятилась назад, оставляя перед доктором проплешину пустого пространства. Врач придвинулся ближе, ребята отступили еще дальше. Кто-то из парней, выдавленный плотной толпой, оказался на самом краю берега пруда и отчаянно балансируя, хватался за впередистоящих ребят, чтобы не упасть в воду, густо заросшую ряской. Тем временем, доктор продолжил.

— Товарищи курсанты! Командование училища поручило мне довести до вас важную информацию. В настоящий момент, в училище зафиксирована вспышка заболевания дизентерией. Источник заразы пока не выявлен. На территории училища установлен карантин, со всеми вытекающими отсюда последствиями и ограничениями. В настоящий момент, командование училища решает вопрос о целесообразности вашего присутствия на территории, объявленной в зоне карантина. Начальник училища просит соблюдать спокойствие и воинскую дисциплину. Сейчас проводится экстренное совещание. По факту его завершения, результаты вам сообщат дополнительно. Всем спасибо за внимание. Никому никуда не расходиться. Всем ждать здесь!

Медик слез с возвышения и скрылся на территории училища. Металлическая калитка тихо закрылась за его спиной. Толпа загудела и зашевелилась с новой силой, курсанты, начали перетекать с места на место, выискивая ребят из своих подразделений. Все горячо обсуждали услышанное. В воздухе, разносились новые слухи. Наше классное отделение компактно собралось под памятником МИГ-21, в принципе, это была территория, закрепленная за нашим классным отделением, и мы регулярно вычищали ее от опавших листьев и снега. Поэтому, все ребята спонтанно собрались в знакомом и привычном для нас месте и стали высказываться по поводу последних официальных известий. Курсант Полимонов сиял от счастья и болтал без умолку.

— Парни, сейчас, нам выпишут новые отпускные билеты и продлят отпуск. Вот свезло, так свезло. Опять по домам. Ура! Да здравствует эпидемия!

Рассудительный Лелик был иного мнения, его аргументы весомо ложились на воздушные замки и розовые эмоции Полимона.

— Погоди веселиться. Мне не верится, что нас так легко отпустят. Ведь, если мы разъедемся по домам, то родители нас спросят: «А что случилось?» И мы все, дружно, расскажем про целую армию военных засранцев, побежденных эпидемией дизентерии. А дальше, во всех концах нашей необъятной Родины, поползут слухи. Один страшнее, другого причем. Люди такое придумают и наплетут?! Мама не горюй! То, что нам объявили о дизентерии — это очень плохой симптом! Хренушки нас отпустят. Волнует другое! Если источник заразы не найден, как мы жрать будем? Мы же все тоже заразимся и обосремся реально!

Ребята задумались. Всем стало не по себе. Да и кушать уже хотелось, аж под ложечкой сосало. Было слышно, как у многих урчало в животе. Молодые здоровые организмы требовали калорий в виде вкусной и обильной пищи.

Витя Копыто первым нарушил гнетущую тишину, он пнул ногой по своей тяжелой спортивной сумке, которая отозвалась, до боли знакомым всем и каждому, звоном стекла.

— Парни, я тут женился давеча. Короче, так получилось! Пока не спрашивайте, потом сам расскажу. Насколько я понимаю дизентерия — это зараза! А супротив заразы, у меня есть знатная дезинфекция. Я когда, на своей свадьбе женихом оказался, то о вас, кстати, сразу вспомнил и позаботился. Тут, в сумке, ровно 20-ть бутылок «беленькой», еле допер, чуть пупок не развязался. Давайте, пожуем что-нибудь и заодно кишки продезинфицируем заранее. Все равно, чемоданы обшманают и все продукты отберут, с этим долбанным карантином. Вот увидите! Кстати, Адиль, полный чемодан копченой мастурбы привез. У меня уже слюнки текут, по запаху чую. Адиль, я прав?!

Смуглолицый Адиль белоснежно улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Ребята дружно повеселели, наша ситуация, явно имела и положительные моменты. Все начали поспешно раскрывать свои сумки, чемоданы, пакеты и выкладывать продукты, привезенные из дома на пьедестал МИГ-21. Курсант Филин под общий хохот, поправил Копыто.

— Витя! Наш дорогой Адиль привез умопомрачительную по вкусу бастурму. За что ему огромное человеческое спасибо, честь и хвала, поклон до земли. А мастурба — это то, чем ты каждую ночь, у себя под одеялом занимаешься! Когда правой рукой, а когда — левой! Вот подрастешь немного, тогда, двумя ручонками начнешь свою мастурбу гонять, если тебя молодая жена с полового довольствия снимет и на сухой паек переведет!

Под общий хохот настроение улучшалось, прямо пропорционально количеству съеденного и выпитого. В результате незапланированного обеда, мы спонтанно отметили неожиданную свадьбу Виктора, выпили за скорейшее выздоровление всех заболевших и еще много за что. Солнце клонилось к закату, гора пустых бутылочек пополнялась, запасы продуктов таяли. Вокруг нашего 45-го отделения, остальные ребята из нашего батальона так же сформировали импровизированные пикники и с завидным аппетитом подъедали многочисленные домашние припасы.

Когда уже начало темнеть, неожиданно, ворота КПП распахнулись, и родное училище все же приняло нас в свои объятья. Командование училища решило не продлять нам отпуск, а возложить на наши хрупкие плечи всю заботу об обеспечении полномасштабного функционирования инфраструктуры всего училища.

Пока мы ели и пили, сидя на травке у закрытых ворот КПП, в отделе планирования училища, умные офицерские головы расписали все наряды, хозяйственные работы и прочее, между подразделениями нашего батальона. Каждому из 1000 человек определили свое место на весь период карантина. Курсантов запрягли в двухсменную систему несения дежурств. Получалось, что мы заступали на работы и в наряды через сутки. Заработал военный принцип внеочередных нарядов: «Через день на ремень». Сутки нарядов, сутки отдыха и такая карусель до особого распоряжения.

1-ой роте нашего батальона повезло особо. На нее возложили заботу об «обсерватории». Оказывается, больных и немощных было настолько много, что под «обсервацию» выделили 3-х этажное отдельностоящее здание, куда складировали всех обгадившихся.

Дизентерия славится слабостью живота и поэтому в туалеты «обсерватории», стояла постоянная живая очередь. Многие страждущие, просто не успевали ее выстоять и гадили прямо себе в штаны. Запах в помещении, стоял сногсшибательный. Угроза заразиться и занять койку по соседству, для ребят из 1-ой роты была более чем актуальной. Не позавидуешь.

Неунывающие парни из 1-ой роты внесли рационализаторское предложение, чтобы переименовать дизентерию в «дизель». Ибо, больной человек, находясь на своем постоянном месте дислокации, тоесть — в туалете на очке, издавал такие же звуки, как старый дизельный двигатель, работающий на некачественной солярке. Правда, у дизеля запах выхлопа был гораздо приятней, чем от обдриставшегося курсанта. Тем не менее, предложение прижилось и даже на уровне высшего руководства, данная зараза, свалившая на лопатки большую часть курсантов училища ВВС, именовалась, исключительно, как «дизель».

Что ни говори, а на героических ребят из 1-ой роты свалилась самая грязная, тяжелая и вонючая работа. Они кормили, поили больных ребят, разносили лекарства, выполняли работу сиделок и санитарок. Мыли и убирали помещения «обсерватории». Тащили всю внутреннюю службу. Помогали, валившимся с ног от усталости, дипломированным военным врачам. Им никто не завидовал, их все жалели и желали им выдержки, терпения и крепкого здоровья. Попасть на их место, пусть даже на время, желающих, не было. Вообще!

Остальным курсантам нашего батальона, тоже досталось «будь здоров», заняты были все и каждый. Из курсантов были сформированы команды по законам военного времени. В батальоне был собран резерв, призванный оперативно затыкать дыры в рядах борцов с «дизелем», которых этот самый «дизель», в перспективе неизбежно свалит с ног.

Ваш покорный слуга, получил распоряжение возглавить команду из пяти человек и заступить в бессменное дежурство по посудомойке в курсантской столовой. Но, не через день на ремень! Нет, нас назначили мыть посуду ежедневно, без права замены и отдыха! Нашу команду, даже не водили в баню, справедливо полагая что, работая по уши в воде, курсанты помоются сами, автоматически. А спинку потереть и белье сменить на чистое — это уже изыски, сейчас, не до них. Грязное белье и портянки можно вместе с посудой постирать, в одной ванной. Короче, проявите смекалку, подумайте, выкрутитесь, не первый день в армии. Тяготы и лишения воинской службы в тексте Присяги прописаны. Дерзайте, ребята! Успехов вам и крепкого здоровья, менять вас, просто некем. Будет совсем тяжко — пишите письма в ООН, этому… как его… Пересу де Куэлеру, во!

Посудомойка, так называемая «дискотека» — это небольшое помещение в столовой, где в центре комнаты, расположена вечносломанная посудомоечная машина, а в остальном стесненном пространстве, стоят шесть обычных эмалированных ванн. Таких же, как те, что стоят у вас дома. В этих ваннах и приходилось мыть бачки, кастрюли, тарелки, ложки, вилки для 1000 курсантов из нашего 1-го батальона. И так три раза в день, после завтрака, обеда и ужина. Учитывая, что посудомойка, находилась на втором этаже, а варочный цех с горячей водой на первом, то подогретую воду приходилось таскать вверх по лестнице, в объемах, необходимых для наполнения шести ванн. И так три раза в день. Хорошая зарядка, не правда ли?!

Перед мытьем грязной посуды, ее надо было собрать со столов, вычистить объедки и, спустив их вниз, на первый этаж, загрузить в огромную бочку для отправки на свинарник. Военные свинки тоже стояли на продовольственно-объедочном довольствии и ждали своего трехразового питания, не смотря на различные эпидемии и прочие напасти. И так, тоже, три раза в день. Учитывая, что при любой кишечно-пищевой эпидемии, особое внимание уделяется чистоте посуды, то и проверяющие от медсанчасти и штаба, организованного для борьбы с «дизелем», проверяли и пороли нас с особым пристрастием и садистскими наклонностями — с каким-то фанатичным остервенением и бессильной злобой.

Наша пятерка «ди джеев» с пониманием и достоинством принимала все замечания и пожелания суровых и строгих проверяющих лиц. Посуда отмывалась до характерного скрипа, который возникал при малейшей попытке провести пальцем по ее идеально чистой поверхности.

От использования стирального порошка и хлорки в огромных количествах, а так же такой дряни, как лизол и прочая химия, призванная эффективно и безжалостно уничтожать все виды бацилл и бактерий, наши руки сначала побелели, а потом, кожа истончилась, начала трескаться и покрылась незаживающими язвами и болячками. На все просьбы хотя бы о кратковременной замене, нам отвечали, что людей нет, и ко всему прочему, наша команда очень хорошо справляется с поставленной задачей. Достойной замены для нас просто не найти. Родина нами гордится! Ура!

Конечно, приятно услышать такой лестный отзыв о наших скромных персонах. Но, руки нещадно болели и кровоточили. В адском коктейле из моющих средств бесследно растворились толстенные грубые мозоли, которые была набиты на ладонях ребят от ежедневных занятий на турнике и брусьях в спортивном уголке.

Чистая посуда давалась нам тяжело, очень тяжело. Днями напролет, мы работали в мокрой одежде, с руками изъеденными хлоркой. Таская тяжеленные баки с кипятком, наши руки вытянулись как у обезьян, ниже колен, почти до самого пола. Трое ребят, включая меня, обварили паром глаза. В медсанчасти, нам заложили за нижнее веко какую-то глазную мазь, которая несколько заглушила болевые ощущения, облегчив наши страдания, и отправили мыть посуду дальше. Повторно, обработать воспалившиеся глаза, времени не нашлось. Это так, лирика.

В расположение родной роты, мы возвращались, зачастую уже после вечерней поверки. Молча кивали головой дневальному, в знак приветствия и проходили в спальное помещение. Нас никто ни о чем не спрашивал. Говорить не хотелось, язык от хронической усталости совсем не ворочался. Мы не умывались, так как на воду смотреть уже никто не мог. От постоянного пребывания по колено в воде разбухли сапоги. Стащить их с ног, перед сном и обуть утром, было весьма проблематично. Снять сапоги можно было только при помощи товарища. За ночь, яловые сапоги почти не просыхали. Летом казарменная сушилка не работала.

Мы обессиленные валились на койку. По ночам нам снились тарелки, «дискотека» не отпускала нас даже во сне. Моя самая нелюбимая песня с той поры, та в которой есть фраза: «Кружатся диски!»

Положение остальных ребят, тоже, мягко говоря, было не фонтан. Кое-кто ходил в караул через день, а там боевые посты, оружие, боеприпасы. Измотанные ребята, при разряжении оружия путали последовательность своих действий и частенько по ночам, особенно где-то в районе 4-х часов утра, когда сон накатывается вопреки желания и воли курсанта, раздавалась короткая очередь. Ничего не поделаешь, объективная реальность! Хронический недосып и патологическая усталость делали свое дело!

Одно хорошо — пули летели в резиновый коврик пулеулавливателя, пострадавших не было и, как правило, на следующую ночь или через ночь, сонную тишину опять разрывали звуки, очередных незапланированных выстрелов. Парни реально валились с ног, тупили и страшно «тормозили».

Доставалось всем. Курсанты напоминали некачественных роботов с их характерными отрывистыми движениями и с горящими в темноте красными глазами — «Терминаторы». Хроническая усталость стала ближайшей подругой каждого, оставшегося на ногах парня. Самое парадоксальное, что эпидемия не прекращалась, не смотря на все титанические усилия военных медиков. Каждый день, новые группы обгадившихся ребят исчезали за дверью бездонной обсерватории. В войне с заразой, перевес и подавляющее превосходство было явно на стороне коварного «дизеля».

Командование училища в порыве отчаяния пошло на крайние меры. В воду, предназначенную, для приготовления пищи стали добавлять лошадиные дозы хлорки и лизола. Думаю, что это не очень полезно для растущих организмов 18-20-ти летних парней. Но, нашего мнения, никто не спрашивал.

Перед входом в столовую поставили алюминиевые баки с зелеными плодами лимона. Подразделение курсантов, перед посещением столовой, выстраивалось в колонну по одному и, заходя во внутрь здания, каждый из ребят брал из бака зеленый лимон, который был обязан съесть целиком и полностью — вместе с кожурой.

Затем нам строго запретили пользоваться училищным водопроводом и стали завозить воду в цистернах из города. Эту воду, каждый из курсантов набирал в свою личную 800-граммовую фляжку, разрешалось пить только ее.

Во время проведения вечерней поверки, каждому выдавались какие-то таблетки, которые надлежало проглотить, после того как ответственный офицер, огласил твою фамилию. Факт заглатывания таблеток, строго контролировался. И так далее, и тому подобное.

Не смотря на хроническое недосыпание и усталость, мы набирались ума и опыту. Делали разумные выводы из происходящего и пытались по возможности облегчить жизнь самим себе и окружающим. Покумекав пару дней, нам удалось реанимировать «безнадежную» посудомоечную машину, которая без движения простояла далеко не один год. Жить стало веселей, появилось время отдышаться. Контактировать с хлоркой стали меньше, раны на руках стали постепенно затягиваться. Жизнь начала налаживаться. Появилась небольшая возможность, кратковременно вздремнуть после обеда или недолго понежиться на солнышке.

Вот как раз за этим занятием нас и застал Пиночет. Однажды, зайдя в столовую, проконтролировать наличие личного состава, он был несказанно удивлен. В помещении посудомойки со страшным скрежетом и лязганьем, вопреки всем законам физики и здравому смыслу, работала древняя посудомоечная машина. Один из курсантов, не торопясь и без лишней суеты, ставил на ленту транспортера грязные тарелки, а другой курсант, снимал уже чистые тарелки и аккуратно раскладывал их на стеллажи для просушки. Пиночет озадаченно призадумался. На его памяти эту машину, неоднократно и безуспешно, пыталась отремонтировать многочисленная бригада наладчиков с завода изготовителя, которая раздраженно посоветовала безжалостно выкинуть данный безнадежный образец металлохлама на ближайшую свалку металлолом. Пиночет нахмурился.

— Курсант Петровский! А где остальные три тела из состава наряда?

— Выносят объедки, для своевременной доставки их на свинарник, товарищ полковник.

Петровский не успел предупредить о надвигающейся опасности и Пиночет нашел нас троих, мирно загорающих на трубах теплотрассы. Пустые бачки из под объедков валялись рядом. Бочка с едой для свинок, давно была отбуксирована на свинарник. Мы полусонно нежились на солнышке и не заметили приближающегося комбата, который находился в крайней степени раздражения (впрочем, это было его стандартное состояние). А когда заметили, то было уже поздно.

— Симонов!

— Я, товарищ полковник!

— Ага, Пономарев и Копыто! Все здесь, голубчики! Загораете, значит?! Все училище, в поте лица, не жалея сил воюет с заразой, а вы тут балдеете?!

— Товарищ полковник, мы только-только вышли. Замотались в конец, и просто валимся с ног. Машину вот посудомоечную отремонтировали своими силами, чтобы полегче…

— Симонов, трое суток ареста!

— За что, товарищ полковник?

— Пять суток!

— Есть, пять суток! (лучше ограничиться на 5-ти сутках, чем неизбежно раскрутиться на «червонец» и не дай бог, еще на «гарнизонку», там вообще можно на месяц зависнуть) Кому прикажете передать дискотеку? Тьфу, тоесть посудомойку!

— Никому, после карантина отсидишь, голубчик! Кстати, на счет посудомоечной машины. За мной!

Волоча пустые бачки из-под объедков, мы еле поспевали за Пиночетом, который был свеж и бодр. На бегу, я по наивности предполагал, что комбат оценит наш рационализаторский талант и объявит амнистию, а может даже и заслуженную благодарность, но я ошибся. Надо было знать полковника Серова!

Пиночет легко взбежал по ступенькам на второй этаж и зашел в помещение посудомойки. Обойдя работающую машину со всех сторон и тщательно осмотрев ее, он взял штыковую лопату, которой мы размешивали стиральный порошок в ваннах с водой, и вставил ее черенок в ленту транспортера. Машина жалобно хрюкнула, в ее недрах что-то рыкнуло, запахло горелой изоляцией. Клемная коробка ярко заискрила и машина, жалобно звякнув, остановилась. Чудо автоматической техники умерло на наших глазах. Навсегда.

Удовлетворенный Пиночет выдернул силовые кабеля из щитка управления, помахал ими у нас перед носами. Затем, сурово посмотрел на нас и изрек следующее.

— Вот так! Не хрен бездельем маяться. Ишь, чего удумали. Загорают! Слишком много свободного времени у вас появилось, того и гляди, в самоволки начнете бегать. Заразу по городу разносить!

— Товарищ полковник, мы хотели как лучше! Чтобы быстрее и посуда чище отмывается. Ее только сполоснуть остается. Рукам, однако, тоже полегче стало. Кожа буквально растворяется. Посмотрите, мозоли и те исчезли. Мы старались как лучше…

— А мне не надо быстрее. Мне не надо лучше. Надо, чтобы вы были всегда при деле. Праздношатающийся курсант — это предпосылка к нарушению воинской дисциплины. А чище, грязнее?! Какая разница?! Механизацию им подавай?! Ручками, ручками! Может, еще прикажете вам маникюр сделать?!

Довольный комбат ушел проверять остальные места работы курсантов. Научно-технический прогресс прошел стороной мимо нашей посудомойки. Технологический этап в развитии курсантского общества закончился, мы опять вернулись в каменный век, и перешли к низкопроизводительному ручному труду. Эра автоматизации монотонных и трудозатратных процессов была пресечена на корню ярым ретроградом и мракобесом — Пиночетом.

Полковник Серов сопровождая 1-й батальон в столовую, три раза в день заглядывал в посудомойку и лично контролировал, чтобы состав наряда «дискотеки» работал своими руками, а посудомоечная машина продолжала стоять без движения. И так продолжалось больше месяца.