КОНТРАБАНДИСТЫ
КОНТРАБАНДИСТЫ
ИНТЕРЕСНОЕ ДЕЛО
Как-то приехал я к моему знаменитому другу Ивану Дмитриевичу Путилину и застал его в отличнейшем настроении духа.
— Держу пари, Иван Дмитриевич, что-нибудь случилось необыкновенное! — воскликнул я шутливо.
— Почему ты думаешь?
— По твоему лицу.
— Браво, доктор, ты на этот раз угадал! Я не скажу, чтобы случилось что-либо необыкновенное, как ты изволил выразиться, но во всяком случае предстоит одно довольно интересное дело.
— Раз ты говоришь: «довольно интересное», — это значит, что дело в высокой степени примечательное.
— Не увлекайся, не забегай вперед, а садись и спокойно слушай.
Я повиновался, сел и с живейшим любопытством приготовился слушать.
— Мы, доктор, много раскрыли с тобой всевозможнейших преступлений, разрешили немало трудных задач-загадок. Перед нами точно в какой-то волшебной панораме прошли интереснейшие типы преступников всех родов и видов.
— О, да, да!
— На этот раз мне предстоит заняться делом, впервые встречающемся в моей практике.
— Какое же это дело, Иван Дмитриевич?
— Дело о контрабандном провозе из-за границы бриллиантов камнями и драгоценных вещей в уже законченном виде.
— Как это дело попало к тебе?
— Вчера я был вызван к моему наивысшему начальству. Граф Л.-М. шутливо мне сказал: «Ай-ай, дорогой Иван Дмитриевич, что же это вы, наш «несравненный» и «знаменитый», так хладнокровно относитесь к контрабандистам?» Я, доктор, был изумлен донельзя.
«Как так, ваше сиятельство», — спрашиваю.
«Очень просто. Я совершенно случайно узнал, будучи в Гамбурге, от одного крупного бриллиантщика, что он продает целыми партиями драгоценности двум неизвестным ему лицам, которые провозят их в Россию. Заинтересованный, я навел справки в нашей таможне, и... и оказалось, что там ровно ничего об этом не знают, никого с бриллиантами и иными драгоценностями не ловили. Очевидно, все это провозится контрабандой. Так вот теперь я и решил попросить вас, Иван Дмитриевич, заняться этим делом».
Услышав это, я иронически пожал плечами и ответил всесильному графу:
«Ваше сиятельство, вы изволите задавать мне чрезвычайно мудреную задачу».
«Для вас нет трудных задач», — ответил сановник.
«Но эту задачу я считаю таковой, ваше сиятельство».
«Почему?»
«Во-первых, потому, что провоз контрабандным путем бриллиантов и иных драгоценностей чрезвычайно трудноуловим... Нет ничего легче, как провести подобные вещи... А, во-вторых...»
«Что, во-вторых?» — спросил меня граф Л.-М.
«А, во-вторых, для того чтобы пролить луч света на это дело, необходимо проследить его на месте.
«Вы подразумеваете поездку за границу?»
«Безусловно».
«Так за чем же дело стало? Кто же вам мешает, Иван Дмитриевич, прокатиться за границу?»
«У меня есть здесь неотложные дела...» — ответил я.
«Ничего. Подождут. Нет, вы уж уважьте мою просьбу и сделайте так, как я... приказываю».
Путилин тихо рассмеялся.
— Не правда ли, доктор, как это логически звучит: «уважить просьбу»... и «исполнить приказание»? Помилуй Бог, какие они чудаки! Что оставалось мне возразить на это? Я поклонился и кратко ответил:
«Я постараюсь...»
Тогда граф Л.-М. меня полуобнял:
«Окажитесь, ваше превосходительство, на высоте своего исключительного таланта».
Мой великий друг прошелся по кабинету.
— Курьез заключался в том, что всесильный граф так уверен в моих «исключительных способностях», что не потрудился даже задать себе вопрос: а на основании каких данных Путилин может раскрыть это дело? Совершенно просто: «обнаружить, поймать!» И все! А как, каким образом смертный человек может оказаться провидцем — стоит ли об этом думать?
— Итак, Иван Дмитриевич, ты взялся за дело контрабандистов?
— Мне ничего иного не остается.
— Но, ведь, это опасно, Иван Дмитриевич! — воскликнул я.
— В каком смысле?
— Да в том, что, принимаясь за расследование этого дела, абсолютно темного, ты ставишь на карту свою репутацию, свою славу «непобедимого Путилина». А что если на этот раз «сорвется»? Если тебе не удастся из-за отсутствия каких бы то ни было улик или данных раскрыть преступность провоза?
— Отчасти ты прав, доктор, но, повторяю, только отчасти прав. Скажи, разве во всех делах, раскрытых мною, был я избалован этими «уликами», «данными»?
— Конечно... — начал было я.
— Скажу тебе больше: меня прельщают только такие дела, которые загадочны, как лики сфинксов. Ну, какое, скажи на милость, удовольствие распутывать то, что ясно, как дважды два черыре?
— Однако...
Путилин меня перебил:
— Однако, хочешь ты сказать, надо иметь хоть какой-нибудь кончик, за который можно было бы ухватиться? Совершенно справедливо. Что же, будем его отыскивать.
— Но где? Как?
— А вот одевайся. Мы проедем сейчас в одно место.
Через несколько минут мы выходили из подъезда сыскной полиции.
У ЮВЕЛИРА Д. КАБАЛИСТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА
Мы подъехали к небольшому двухэтажному дому с зеркальными стеклами.
— Знаешь ли ты, кто здесь живет? — спросил меня Путилин.
Я отрицательно покачал головой.
— Понятия не имею, Иван Дмитриевич.
— Здесь живет знаменитый петербургский бриллиантщик Д. Он, так сказать, оптовик «сырьем». Он не имеет собственного магазина, а продает бриллианты и драгоценные «случайные» вещи своим коллегам-магазинщикам.
— Господи помилуй, Иван Дмитриевич, и как это ты все и всех знаешь? — воскликнул я.
Путилин улыбнулся.
— Всех? Это чересчур сильно сказано, милый доктор. Но многих — да. Начальник сыскной полиции обязан знать многое и многих.
В гостиной, убранной богато, нас встретил бриллиантщик Д., человек весьма почтенной наружности.
Без тени торгашеской лести, подобострастия и угодливости, с чувством большого собственного достоинства обратился он к нам:
— Что вам угодно, господа?
— Посмотреть у вас кое-какие вещицы, господин Д... — ответил Путилин.
— Пожалуйста. Прошу покорно присесть. В каком роде вы желали бы иметь вещи?
Путилин пристально смотрел на хозяина дома.
— Мне говорили, господин Д., что у вас можно достать вещицы большой художественной ценности...
— О, да!
— Но не нашей, русской, а заграничной работы?
— Есть и такие. Я получаю почти все из-за границы.
— Каким способом? Вы сами выписываете, или привозите, или, быть может, вам доставляют агенты?
На лице ювелира-оптовика появилась ироническая усмешка.
— Виноват, я не имею удовольствия знать, с кем имею честь говорить, — проговорил Д. — Почему вас это интересует?
— А разве вы из этого делаете секрет? — ответил ему в тон Путилин.
— А почему же и не так? Разве я не коммерсант? Разве я, наконец, обязан разглашать свои профессиональные сделки?
И Д. торжествующе поглядел на Путилина.
— Lieber Gott! Ihr seid ein Kaufmann sehr weise![28] — воскликнул Путилин. — Итак, вам угодно знать, с кем вы говорите?
— Отчего бы и не так?.. — чуть-чуть насмешливо пробормотал ювелир-немец.
— Извольте. Пред вами стоит начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции — тайный советник Путилин. Чувствуете, любезнейший господин Д.?
Бриллиантщик остолбенел.
— Ваше превосходительство. Тысячу извинений. Я не знал… — пролепетал он в сильном смущении.
— Разумеется, вы не могли этого знать, но теперь, когда знаете, будьте любезны отвечать на мои вопросы, — холодно проговорил Путилин.
— Я к услугам вашего превосходительства...
— Итак, скажите, каким способом вы получаете драгоценные вещи заграничной работы?
— Двояко. Раз, два в год я езжу сам за границу, делаю там закупки.
— Вы платите пошлину?
— Разумеется, ваше превосходительство.
— Пошлина высока?
— Очень. Как вам известно, пошлина на заграничные предметы роскоши и драгоценности весьма значительна.
— Ну, а еще каким путем вы получаете вещи?
— Путем выписки. Я делаю письменные заказы, и мне присылают.
— И это все? Иначе вы не приобретаете драгоценностей? — спросил Путилин, пристально впиваясь взором своих удивительных глаз в лицо немца-ювелира.
— Да.
— Отлично. Будьте любезны, господин Д., покажите мне какие-нибудь мелкие драгоценные вещицы заграничной работы высокой ценности.
— Пожалуйста, ваше превосходительство! Д. вышел из гостиной и вскоре вернулся с серебряным ларцом чеканной работы.
— Неугодно ли полюбоваться, ваше превосходительство, хотя бы вот этими запонками. Удивительная вещица!
Он подал драгоценные запонки. Представляли они собою жучков. Посередине — большой черный бриллиант: усики, крылышки, лапки — все из мельчайших различных драгоценных камней: рубинов, изумрудов, сапфиров и др.
Работа была, действительно, артистическая, высокохудожественная.
— Какая прелесть! — воскликнул Путилин. И вдруг, «по-путилински», быстро задал ювелиру-оптовику вопрос:
— Привезли? Выписали?
— Выписал! — не подумав, сразу брякнул Д.
Путилин усмехнулся:
— А как же вы мне только что говорили, что вы выписываете исключительно камни, а вещицы привозите сами?
Ювелир смутился.
— Как это так, за глаза, вы удумали выписать такие запонки? Ну-с, господин Д., вы попались. Вы мне солгали. Есть еще и третий способ, которым вы приобретаете заграничные драгоценности.
— Как же это? — вспыхнул ювелир.
— Вы покупаете их у лиц, привозящих драгоценности контрабандным путем, без оплаты пошлины. Собственно говоря, я не вижу в этом никакого особенного греха с вашей стороны и потому несколько удивляюсь вашему запирательству. Давайте-ка лучше говорить откровенно, на чистоту. Покупали у таких лиц?
— Да... — глухо ответил ювелир. — Но даю вам честное слово, ваше превосходительству, что всего два раза!
— Я верю вам. Когда и что последний раз вы приобрели у господ контрабандистов?
— Три недели тому назад. Я приобрел бриллианты и несколько вот подобных вещиц.
— На какую сумму?
— На сто десять тысяч.
— Кто эти люди, господин Д.?
— Один — еврей, другой — поляк.
— Вы знаете их фамилии?
— Нет. Оба раза они не назывались. Когда я их спрашивал об этом, они смеялись и говорили: «Разве, Herr D., контрабандистов спрашивают об имени? И на что вам знать это? Вот вам товар. Если он нравится, покупайте его; если нет, — мы сбудем его в другом месте».
— Опишите мне их наружность.
Д. довольно подробно описал как еврея, так и поляка. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
— Позвольте, ваше превосходительство, позвольте! У меня есть бумажка одна, которая, может быть, вам пригодится.
Взволнованный ювелир порылся в бумажнике и вскоре отыскал какую-то небольшую записку.
— Вот она, ваше превосходительство. После последнего посещения моих продавцов — еврея и поляка — я нашел под стулом, на котором сидел еврей, эту записку. Очевидно, она выпала у него из бумажника в то время, когда он клал в него деньги, полученные от меня. Я проглядел записку, но ровно ничего не мог понять из той, простите, чертовщины, какая там нацарапана. Я спрятал ее, решив ее возвратить еврею, если бы он явился ко мне снова.
— А ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там изображено! — оживленно воскликнул Путилин.
Чер. 38 бр. 400 к.
Таз. 13 руб. 8 сап.
1 рук. 10 см.
9 позв. — 9 из. каб.
бер. пусто
Зак. нов. бол. чер. Лейп.
Он долго и внимательно разглядывал записку. По выражению его лица я хотел угадать, представляет ли она какой-нибудь интерес для дела, но лицо моего знаменитого друга было, по обыкновению, невозмутимо спокойно, бесстрастно.
— Хорошо, господин Д., я захвачу с собой эту записку... — сказал Путилин.
— Ваше превосходительство! — обратился к Путилину Д. — Скажите: что же со мной будет? У меня отберут эти камни?
Путилин рассмеялся и похлопал ювелира-немца по плечу.
— Успокойтесь, господин Д.: ваше преступление не так велико, чтобы наказывать вас за него столь сурово. Дело обойдется проще.
— А как именно? — пролепетал ювелир.
— Очень просто. Вы потрудитесь внести следуемую за вашу последнюю покупку пошлину. Это будет справедливо и для вас весьма полезно: отвадитъ вас от охотки покупать драгоценности у господ-контрабандистов. А теперь слушайте внимательно: если к вам вновь явятся эти господа, ни словом не проговоритесь о том, что случилось!
— Может быть, вы желаете, чтобы я их задержал?
— Нет. Этого не надо. Наоборот, дайте им заказ на очень крупную сумму. А пока — до свидания!
ПУТИЛИН У МЕНЯ В ГОСТЯХ
В карете я обратился к Путилину:
— Ну, что же, Иван Дмитриевич, придется ехать за границу?
Он помолчал.
— Это будет зависеть от того, доктор, удастся ли мне расшифровать эту записку. Если нет — мы поедем за границу, если да — мы поедем с тобой, но только не за границу, а на границу, в таможню.
— Записку? Какую?
— Ту, которая найдена Д.
— Ты придаешь ей большое значение?
— Да. Посмотри. Любопытная штучка.
Я взял ее, но сколько ни читал, понять ровно ничего не мог.
— Черт знает, что такое! — воскликнул я. — Разве возможно понять, что тут нацарапано? Обрывки слов с какими-то неведомыми цифрами, буквами...
— А между тем я убежден, что эта бумажонка может пролить луч света на наше дело.
— И ты надеешься разгадать эту абракадабру?
— Попытаюсь. Как тебе известно, доктор, я никогда не отчаиваюсь, а упорно стремлюсь вывести свою кривую.
Сначала мы приехали в сыскное. Путилин прошел в свой кабинет, позвал X. и что-то долго ему говорил. Тот молча кивал головой.
— Ну, а теперь, доктор, поедем к тебе. У меня появилось желание попить у тебя чайку, — оживленно сказал мой великий друг.
— Великолепно, Иван Дмитриевич, отличная мысль!..
Через полчаса он находился у меня в кабинете. Я отправился хлопотать насчет угощения для моего дорогого друга, а когда вернулся в кабинет, застал Путилина, погруженного в глубокую думу.
Он сидел перед столом, на котором лежала загадочная записка с ее «кабалистическим» содержанием.
Руки его были скрещены на груди, взор прикован к бумажке.
Я, зная эти творческо-сосредоточенные минуты путилинского раздумья, взял газету и, сев на оттаманку, незаметно следил за ним.
— Гм, — долетало до меня его тихое бормотание. — Какая связь?.. А если так? Нет, нет... а так?
Он порывисто схватил карандаш и начал что-то быстро записывать в записной книжке, лежащей тут же, на столе, рядом с запиской.
Мой лакей бесшумно внес чай.
— А ром, доктор, имеется? — вдруг загремел Путилин.
Я от неожиданности даже газету уронил из рук. В мертвой тишине могучий голос моего друга прозвучал, как колокол.
— Что же ты так рявкнул, Иван Дмитриевич? — спросил я удивленно.
Лицо Путилина улыбалось.
— Чаю хочу с ромом, вот и все, любезнейший доктор! — отрезал он.
Мой лакей Никифор, обожавший Путилина, поспешно доложил:
— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, Иван Дмитриевич: ром-с ямайский — здесь.
Путилин встал и прошелся по моему кабинету.
— Фу-у! Устал! Надоело. Довольно на сегодня заниматься этими скучными делами. Давай, доктор, болтать о чем-нибудь совершенно постороннем.
Он подошел к моему письменному столу. Против него была ниша. В ней стоял друг моих студенческих лет — скелет, по которому я учился.
— Бр-р, доктор, какая отвратительная фигура! Скажи на милость: что у тебя за фантазия держать перед собой такую страшную образину?
Я рассмеялся.
— Это, Иван Дмитриевич, мой верный приятель.
— Хорош приятель! Разве ты не знаешь поговорки: мертвый живому не товарищ?
Путилин подошел вплотную к скелету.
— Экая отвратительная голова! Как грозно-насмешливо оскаливает она свой рот! Словно смеется над всем живущим, реально существующим: на-ка, погляди, во что обратишься ты скоро.
Я удивленно посмотрел на Ивана Дмитриевича.
— Что это ты сегодня, Иван Дмитриевич, так мрачно расфилософствовался? Плюнь на моего приятеля и принимайся за чай. Ром великолепный, твоей любимой марки.
— Отлично, великолепно! Что у тебя это пугало — сборное?
— Да. Оно славно сработано. Смотри.
Я подошел к моему костлявому приятелю и заставил его проделать перед Путилиным всевозможные штуки: он кланялся своей страшной головой-черепом; грозил рукой; передвигал ногами, словно танцуя какую-то зловещую пляску смерти.
— Помилуй Бог, твой приятель действительно преинтересный господин! — воскликнул Путилин. — А совсем сложить его ты можешь?
— Сколько угодно. Вот смотри. — Я сложил скелет в три части.
— Видишь, какой он получился маленький? Моего приятеля удобно перевозить, ему немного надо места.
— Как называется эта кость?
— Берцовая.
Путилин перевел разговор на другие темы, поболтал около часу, напился чаю и уехал.
ОПЯТЬ КОНТРАБАНДИСТЫ У ЮВЕЛИРА. — ЧУДЕСНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ МОЕГО СКЕЛЕТА
На другой день я заехал к моему знаменитому другу.
— Ну, доктор, черт бы побрал твоего страшного костлявого приятеля! — такими словами встретил меня Путилин.
— Что случилось? За что ты сердишься на него? — рассмеялся я.
— Да какже: всю ночь меня душил отвратительной кошмар. Твой скелет не отходил от меня ни на шаг.
— Что же он делал с тобой?
— Душил меня, показывал язык и хохотал. Я проснулся, облитый холодным потом.
— Гм... я думаю, что в твоем кошмаре неповинен бедняга.
— Так что же за причина?
— Не переложил ли ты вчера в чай лишней дозы ямайского? — пошутил я.
Путилин рассмеялся.
— Нет, доктор, ты сделай уж такую милость: когда я приезжаю к тебе, закрывай хоть простыней, что ли, твоего приятеля!
— Ваше превосходительство, вас желает видеть ювелир господин Д. — доложил дежурный агент.
— Попросите.
Путилин быстро мне шепнул:
— Держу пари, к нему, наверное, вновь пожаловали таинственные контрабандисты.
Вошел почтенный немец-ювелир.
— Здравствуйте, любезный герр Д.! — улыбнулся Путилин.
— Имею честь кланяться вашему превосходительству! — расшаркался тот. — Я позволил себе побеспокоить вас.
— Чтобы сообщить, что к вам пожаловали еврей и поляк?
Д. удивленно-испуганно поглядел на гениального сыщика.
— Вы уже это знаете, ваше превосходительство?
— Я не сомневался в том, что они явятся. Ну-с, с чем же они к вам пожаловали?
— Они заявили, что едут за границу и спросили меня, не дам ли я им заказ.
— И вы, конечно, дали, как я вас просил об этом?
— Я не смел ослушаться приказания вашего превосходительства.
— Отлично, герр Д.! На какую сумму вы заказали?
— Тысяч на восемьдесят.
— Браво! Что вы заказали?
— Бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры.
— Они просили у вас часть денег вперед?
— Да, просили авансом десять тысяч рублей, но я, конечно, отказал, сказав, что имею обыкновение платить за товар, который держу в руках.
— Совершенно справедливо. Скажите, герр Д., не спрашивали ли они у вас про утерянную ими записку?
— Как же, как же, ваше превосходительство! Это были их первые слова. Особенно интересовался еврей. «Не забыл ли, не обронил ли я у вас, господин Д., одной записки?» — допытывался он. Я позвал лакея и спросил его, не находил ли он на полу какой-нибудь бумажки, лакей ответил, что не помнит, что если он и нашел, то, считая ее ненужной, вымел и выбросил в мусор.
— Какое впечатление произвело это сообщение на них?
— Еврей, по-видимому, остался доволен, потому что дал целковый на чай лакею.
— Скажите, господин Д., вы дали срочный заказ?
— Да. Я заявил им, что мне камни необходимо иметь как можно скорее.
— Что они ответили на это?
— Они сказали, что выезжают сегодня же вечером и что вернутся сейчас же, как только приобретут драгоценности.
— Ну, вот и все, господин Д. Вы поступили дельно и толково. В награду я обещаю вам похлопотать перед графом Л.-М., чтобы вам простили ваше знакомство с сими контрабандистами и не взыскивали с вас пошлины за тот товар, который вы получили в последний раз. Д. рассыпался в благодарностях и откланялся. Когда мы остались одни, Путилин обратился ко мне:
— Ну, доктор, готовь чемодан.
— Мы едем?
—Да.
— Куда?
— Я тебе говорил уже: на границу.
— Когда же мы поедем?
— Завтра вечером, а может быть и послезавтра утром.
Я вернулся домой, пообедал и поехал по вечерней визитации больных.
Вернулся я часов в девять вечера. Мне надо было занести в мою докторскую книгу ход болезни некоторых пациентов. Я вошел в кабинет, подошел к письменному столу и зажег свечи.
Вдруг случайно взор мой упал на нишу и в ту же секунду у меня вырвался возглас недоумения и почти испуга:
— Что это? Где же он?
Ниша была пуста. Моего приятеля-скелета не было! Я в сильнейшем изумлении оглядел весь кабинет, так как у меня явилась мысль: не переставил ли мой Никифор скелет в какое-нибудь другое место?
Увы, нигде его не оказалось!
Тогда я позвонил.
— Что это, Никифор? Где скелет? Куда он делся?
Мой слуга посмотрел на нишу, и на его лице появилось не меньшее, чем и у меня, удивление.
— Господи помилуй, куда же он делся?! — в испуге воскликнул он.
— Куда он делся! Куда он делся! — передразнил я моего верного слугу, вспылив. — Это не ты у меня должен спрашивать, а я у тебя.
— Видит Бог, не знаю... Он все время стоял здесь.
— Так куда же, черт возьми, скрылся он?! — затопал я ногами. — Не ушел же он сам!
Никифор хлопал глазами.
— Поми... помилуйте-с, Иван Николаевич, нешто онимогут ходить?
Я обратился в Путилина и, подобно моему знаменитому другу, приступил к дознанию.
— В мое отсутствие был кто-нибудь у нас?
— Никого-с. Ни единой души.
— Ты это твердо знаешь?
— Как нельзя лучше. Потому что я в комнате своей сидел.
— И никуда не отлучался из квартиры?
— Никуда-с.
— Ни на минуту?
— Ни на секунду, можно сказать.
Признаюсь, я растерялся. Что же это такое? Дьявольское наваждение?
Какой-то неприятный холодок пробежал у меня по спине и в первый раз в моей жизни суеверный страх охватил меня.
Вдруг меня осенило.
— А Иван Дмитриевич не приезжал во время моего отсутствия?
— Докладываю-с вам, Иван Николаевич, как есть, ни одной души не было.
Я махнул рукой, наскоро оделся и бросился к Путилину.
Я застал его в его кабинете, за работой. Он что-то писал. Свет лампы бросал блики на его умное, характерное лицо.
Когда я вошел, а вернее влетел в кабинет, он поднял голову и удивленно поглядел на меня.
— Это ты, доктор?
— Да, я, — ответил я, запыхавшись.
— Что с тобой? Ты бледен и растерян.
— Я думаю... будешь тут бледен, когда случаются такие непостижимые вещи! — воскликнул я.
Путилин спокойно отложил в сторону перо и сказал:
— Непостижимые вещи? С тобой? Что же случилось?
— Случилось то, Иван Дмитриевич, что у меня исчез скелет!
— Как так, исчез скелет? Когда?
— Несколько часов тому назад. Я... я, поражен...
— Успокойся, доктор, садись и рассказывай все последовательно.
Я рассказал Путилину все, что произошло сейчас в моей квартире.
— Ты понимаешь, Иван Дмитриевич, никого не было — и вдруг это необъяснимое исчезновение!..
Мой великий друг слушал меня с большим вниманием. Когда я окончил, он проговорил:
— А знаешь, я это предвидел.
Я привскочил со стула.
— Что ты предвидел?! Исчезновение скелета?
— Не исчезновение, а то, что твой приятель устроит с тобой какую-нибудь злокозненную шутку: очень уж у него физиономия отвратительна!
— Ты шутишь, а мне, ей Богу, не до шуток! — воскликнул я в раздражении. — Во-первых, я любил его, как воспоминание, как свидетеля моей юности, студенчества, во-вторых, и это главное, исчезновение его доказывает, что в моей квартире были какие-то таинственные, незримые воры.
Тут Путилин вдруг глухо пробормотал:
— Мой кошмар со скелетом сбывается на яву. В этой истории есть что-то мистически страшное.
Поверите ли, мои нервы в ту минуту были так взвинчены происшедшим, что эти слова заставили зашевелиться волосы на моей голове!
— Что… за ерунда? — скривился я под пристальным, загадочным взором Путилина.
«На свете, друг Горацио, случается и то, что никогда не снилось нашим мудрецам...» — продолжал Путилин.
— А знаешь, Иван Дмитриевич, я, признаться, подумал, уж не ты ли сыграл со мной эту шутку?
— То есть не я ли утащил твоего скелета? Благодарю покорно! Во-первых, я не отлучался отсюда, во-вторых, твой Никифор ясно тебе объяснил, что в твою квартиру никто, буквально никто не являлся, а в-третьих, на что мне твое гнусное пугало? Я и у тебя-то его видеть не мог...
— Так что же все это означает? — пробормотал я, окончательно сбитый с толку.
— Придется расследовать это дело.
— Ты, конечно, Иван Дмитриевич, возьмешься за него?
По кабинету пронесся тихий смех Путилина.
— Что ты смеешься?
— Да как же не смеяться, милый доктор: дело дошло до того, что в числе моих клиентов очутился уж и ты!.. Помилуй Бог, какая прелесть!
— Когда же ты думаешь приступить, Иван Дмитриевич, к розыску?
— Не ранее, как мы вернемся с границы. Надо сначала покончить с этим делом, если мне удастся.
— А ты вывел свою кривую?
— Не совсем. Я ее только вывожу. Ну, поезжай домой, не волнуйся, не кипятись. До сих пор я удачно разыскивал живых людей, теперь мне предстоит отыскать мертвеца-скелета. Авось счастье улыбнется мне и тут! Спокойной ночи! Я должен еще поработать.
В ПУТИ
Мы выехали на другой день вечером.
Путилин был в отличнейшем расположении духа, шутил, смеялся.
Мы комфортабельно расположились вкупе первого класса.
Путилин вез с собой чемодан довольно порядочного размера.
— Что это ты, Иван Дмитриевич, с таким изрядным багажом? — спросил я.
— Разве ты находишь этот чемодан таким большим? — вопросом на вопрос ответил Путилин, улыбаясь.
— Да, он вместительный.
— А между тем, доктор, посмотри, какой он легкий.
— Что же ты везешь в нем, Иван Дмитриевич? Уж не мантию ли антихриста, в которой ты фигурировал несколько раз?
— О, нет! Ты не угадал, доктор...
— Это дело вообще обойдется без переодеваний?
— Без каких бы то ни было.
Я с искренним изумлением глядел на моего талантливейшего друга.
«Что за поразительная способность у этого удивительного человека предвидеть все наперед! То, что для всех — тьма египетская, для него — совершенно открытая книга, в которой, он читает мудреные иероглифы также ясно, свободно, как простые буквы!» — проносилось у меня в голове.
Я не вытерпел и приступил к Путилину:
— Скажи, Иван Дмитриевич, неужели это дело с контрабандным провозом драгоценностей выяснено уже тобой?
— Более или менее — да.
— Это непостижимо! Откуда же ты добыл хоть какие-нибудь указания, данные? Насколько мне известно, у тебя нет никакого другого материала, кроме сведений, искусно добытых тобой от ювелира Д.?
— Совершенно верно. Ничего кроме этого, — невозмутимо ответил Путилин.
— Но что же положительного ты приобрел их этихсведений? Правда, ты установил, что два лица действительно провозят из-за границы драгоценности и по сходной цене сбывают их в Петербурге. Но и только. Ты не знаешь их имен, их наружности, потому что к Д. они могли являться загримированными. Так ведь?
—— Допустим, что так... Дальше что?
— А ты ведь идешь, как я предчувствую, для того, чтобы поймать контрабандистов с поличным... Как же ты их узнаешь в той суетливо торопящейся толпе, какая обыкновенно бывает при осмотре багажа в таможне?
— Попытаюсь, — уклончиво ответил Путилин.
— А если они будут перегримированы? Ты, допустим, знаешь, что еврей-контрабандист, судя по описаниям Д., такой-то наружности. Ты выслеживаешь это лицо в толпе пассажиров — и вдруг такого лица не находится.
— Дельное замечание, — улыбнулся Путилин.
— Не правда ли? — обрадовался я, польщенный одобрением моего великого друга.
— О, да, да! Очень дельное замечание! — повторил Путилин.
— Что же в таком случае ты можешь предпринять!
И я торжествующе поглядел на моего друга. Он сделал печальную физиономию.
— Что я предприму тогда? Только одно: признаю себя побежденным.
— Ты?!
— Я.
— Ты шутишь?
— Ничего подобного. Против рожна не попрешь, милый доктор!
— Я не хочу верить этому, Иван Дмитриевич. Мне сдается...
— Что?
— Что ты хитришь со мной.
— Почему ты полагаешь?
— По твоему веселому, спокойному виду... О, я изучил тебя в совершенстве, Иван Дмитриевич. Если бы ты сомневался в успехе...
— Я был бы беспокойнее? Увы, доктор, ты все-таки меня плохо знаешь... Разве ты не замечал, что я, как раз наоборот, не теряю бодрости, веселости накануне серьезных генеральных сражений?
— Это правда, — пробормотал я.
— Видишь ли: это дело не страшное, но весьма интересное позаданию: мне дали вежливый приказ решить уравнение не с двумя неизвестными, а... совсем без неизвестных. Помилуй Бог, я люблю решать такие задачи!
Путилин вынул из бумажника «кабалистическую» записку еврея и подал мне:
— Разгадай ее, доктор. Попытайся.
Я отрицательно покачал головой.
— Как и раньше, так и теперь я чувствую себя бессильным понять что-либо в этих надписях.
— Досадно! — усмехнулся Путилин. — Я думал, что ты мне поможешь..
— Я? Я могу помочь тебе?! Да разве я — Путилин?
— Но зато ты — доктор. Однако довольно об этом. Предоставим событиям их естественный ход. Победа или поражение — мы увидим это очень скоро. А, кстати: что с твоим пропавшим скелетом? Не нашелся он?
— Помилуй, Иван Дмитриевич, как же он мог найтись, раз его украли каким-то непостижимым образом? Знаешь, всю вчерашнюю ночь я провел в полусне, с револьвером под подушкой.
— Чего же ты боялся?
— Нового явления непрошеных грабителей. Для меня совершенно ясно, что моего приятеля утащили...
— Бедный доктор, я сочувствую тебе: лишиться друга юности — это нелегко!
Курьерский поезд быстро мчал нас вперед, приближая с каждой минутой к конечной цели нашего путешествия — к границе.
Путилин спал богатырским сном.
Уже после Варшавы он вдруг обратился ко мне:
— А я все-таки постараюсь разыскать твоего приятеля-скелета!
— Сделай милость, Иван Дмитриевич! — воскликнул я.
НА ГРАНИЦЕ. НЕЖДАННЫЙ РЕВИЗОР
Был вечер, когда мы приехали на границу. Носильщики вытащили наши чемоданы и обратились к Путилину:
— Куда прикажите, господин, нести вещи?
— В таможенную комнату, на просмотр! — резко бросил Путилин.
Он весь как-то сразу изменился. Передо мной стоял тот энергичный, гордый, властный Путилин, каким он являлся всегда на финише своего блестящего сыскного бега.
Таможенные чиновники дремали. До прихода заграничного поезда оставалось еще около трех часов.
— Что вам угодно? — удивленно спросил один из чиновников, когда носильщик положил на «прилавок» наши чемоданы.
— Мне угодно, чтобы вы лучше исполняли свои обязанности, потому что благодаря вашему ротозейству беспокоят меня! — отчеканил Путилин.
Чиновник вытаращил глаза.
— Виноват-с, о чем вы говорите? Кто вы такой?
Путилин расстегнул пальто.
Он был в форменном вице-мундире, со звездой и лентой через плечо.
— Ваше превосходительство, — пролепетал смущенно чиновник.
— Я знаю без вас, что я «ваше превосходительство», а вот вы потрудитесь сказать мне: как вы осматриваете вещи пассажиров, прибывающих из-за границы?
— Простите, ваше превосходительство, я не знаю... не понимаю, о чем вы изволите говорить...
Путилин раздраженно бросил:
— Ваш начальник, старший, здесь?
— Здесь.
— Так позовите его сюда. Скажите, что по предложению графа Л.-М. прибыл начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Путилин.
Удивительно было обаяние этого имени! Лишь только «Путилин» прозвучало в этом зале, пропахшем запахом чернил, сургуча, табака, плесени, — как все забегали, засуетились.
Через несколько минут мы находились в кабинете старшего таможенного чиновника.
— Ваше превосходительство, я так счастлив приветствовать вас, — начал начальник, пододвигая Путилину кресло.
— Благодарю вас, — сухо промолвил мой гениальный друг. — Скажите, пожалуйста, каким это путем через нашу границу систематически провозятся бриллианты заграничные и иные драгоценности на огромные суммы без оплаты пошлины, без штрафа?
Начальник побледнел.
— Как? Возможно ли? — пролепетал он.
— Стало быть «возможно», раз я приехал сюда. И скажите еще: для чего вы поставлены на эту ответственную должность, если я, обремененный по горло делами, должен... ревизовать вас, находить контрабандистов?.. Или вы, голубчик, полагаете, что для меня это является удовольствием, почетной командировкой?
Начальник обрел дар слова.
— Уверяю вас, ваше превосходительство, что у нас самым тщательным образом осматривается багаж пассажиров... Никаких умышленных послаблений не может случиться. Если же случайно кому-либо удалось провести бдительность наших досмотрщиков, отнесите это не к нерадению их, а к дьявольской ловкости и хитрости провозящих.
— Так не надо давать зевков, государь мой! — усмехнулся Путилин.
И посмотрел на часы.
— Через час должен прийти заграничный поезд?
— Да-с, ваше превосходительство.
— Велите, чтобы все удалились из зала таможенного осмотра. Я на некоторое время желаю остаться в нем один, только один.
— Слушаю-с...
Путилин бросил мне:
— Возьми свой чемодан, доктор, а то он затеряется в массе осматриваемого багажа...
— Затем, господин начальник, я вас попрошу сделать распоряжения такого рода: во-первых, отправление поезда задержите на десять—пятнадцать минут впредь до моего разрешения пустить его через границу; во-вторых, около дверей таможенного осмотра потрудитесь поставить караул. Пассажиры должны впускаться со своим багажом поодиночке. Поняли?
— Как нельзя лучше, ваше превосходительство.
— Весь поезд должен находиться под усиленным надзором жандармов. Прошу вас.
Я притащил мой чемодан в комнату начальника таможенного досмотра, ломая голову над разрешением вопроса: что задумал сотворить мой великий друг?
Путилин скрылся куда-то.
Прошло с полчаса, не менее.
— Доктор, иди за мной! — услышал я знакомый, властный голос.
Это был Иван Дмитриевич. Я молча последовал за ним.
— Куда это ты ведешь меня, Иван Дмитриевич? — шутливо спросил я, заинтригованный до последней степени.
— В таможенное отделение вокзала, откуда ты только что взял свой чемодан, — невозмутимо спокойно ответил Путилин.
Мы вошли в этот зал.
— Садись, доктор. Еще есть время. До прибытия поезда остается четверть часа.
Я огляделся. Зал был пуст.
ДВА СКЕЛЕТА. «ИМЕНЕМ ЗАКОНА Я ВАС АРЕСТУЮ»
Путилин невозмутимо прогуливался по залу, изредка поглядывая на свой хронометр.
— Теперь скоро… — бормотал он.
Как мучительно долго тянулись минуты! Кажется, проходила целая вечность.
Но вот послышался какой-то глухой шум, суетня, шаги бегущих людей.
— Поезд подходит, — обратился ко мне Путилин.
Резкий, дребезжащий звук вокзального колокола донесся до нас.
Прошло несколько секунд, а может быть и минут (я был так взволнован, что не отдавал себе ясного представления о времени), как вдруг у дверей зала, охраняемых патрулем железнодорожных жандармов, послышались топотня ног, резкие, громкие голоса:
— Почему вы задерживаете? Что за новое дурацкое правило?
— По распоряжение начальства.
— Начальства! Начальства! Ваше начальство всюду сует свой нос, нисколько не заботясь об интересах пассажиров! Помилуйте: поезд стоит так недолго, надо вам все показать, вы все перероете, надо все уложить, а вы задерживаете впуском, впускаете поодиночке! Что за безобразие! Когда же мы успеем соблюсти вашу «милую» формальность?!
Негодующий рев голосов усиливался.
Я взглянул на Путилина: лицо его было бесстрастно.
— Иван Дмитриевич, — начал было я.
— Ради Бога, не ори хоть здесь, доктор! — гневно вылетело у него.
Несколько таможенных чиновников-осмотрщиков стояли, выстроившись на своем посту.
— Впускайте! — раздался приказ из-за дверей. Первым вошел чиновник с чемоданом в руках.
— Скорее, скорее, господа! — Я не везу никакой контрабанды! — зло выкрикнул он. — Вот мои вещи. Краткий осмотр — и вежливо-лаконическое:
— Пожалуйста.
За военным влетела дама, вслед за которой носильщик тащил целый транспорт вещей.
— Ради Бога, ради Бога, не мните, скорее, и чтобы я не опоздала! — затараторила она,
— Сию минуту, сударыня, не волнуйтесь, успеете, — успокаивали ее господа чиновники, тщательно перерывая ее саки, сундуки, баулы.
Я, следивший за Путилиным, подметил, что он делает какие-то странные, таинственные знаки одному из чиновников.
— Пожалуйста, вы свободны.
Но вот открылась дверь и в таможенную комнату вошел полный еврей в цилиндре.
Это был тип истого «интернационального» еврея: бакенбарды котлеткой, типичная смесь Запада с библейским Востоком.
Он вошел, гордо выступая вперед, как принц королевской крови.
Сзади него шел носильщик с большим сундуком и свертком, завернутым в плед.
— Что это за безобразие! — начал он визгливо-гортанным говором. — Почему теперь впускают по одному, а не всех вместе?
— Я вас попрошу, милостивый государь, не употреблять слово «безобразие» в казенном месте, — угрожающе произнес чиновник. -Потрудитесь не забывать и помнить, где вы находитесь.
— Что вы меня учите?! Я без вас знаю, где я нахожусь. Будьте добры скорей посмотреть мои вещи. Я, слава Богу, не контрабандист!
Я взглянул на Путилина, который стоял в углу комнаты, около «прилавка» таможни.
Лицо друга было бледно, но спокойно. Ироническая улыбка кривила концы его губ.
И тут произошла поразительная сцена: тихой, крадущейся походкой тигра подошел к еврею Путилин.
— Виноват, — мягко произнес он. — Я принес мой чемодан раньше вас, а поэтому господа таможенные чиновники должны сначала заняться осмотром моих вещей, а не ваших.
— Вы пришли раньше меня?! — выкликнул еврей. — Зачем вы говорите неправду? Я видел, следил, кто вошел первый в эту залу!
— А кто? — тихо, поразительно тихо спросил Путилин.
— Вы? Нет, извините, не вы, а военный, а потом дама. Чего вы меня проводите?!
Носильщик быстро покинул залу.
— Господа, торопитесь! — раздался голос чиновника.
Путилин еще ближе подошел к еврею.
— Хотите, чтобы я показал за вас господам чиновникам ваши вещи? — резко спросил он.
Еврей отшатнулся:
— Вы? А по какому праву вы желаете показывать мои вещи?!
— Смотрите! — загремел Путилин и вдруг, к моему глубокому изумлению, сдернул простыню с угла комнаты.
Там, в углу (о, я никогда не забуду ужаса, который овладел мной в этот момент!), стоял... скелет.
— О-ох! — прокатился по таможенной комнате дико испуганный крик еврея.
Он — в смертельном ужасе — затрясся мелкой дрожью. Зонтик выпал из его рук, цилиндр сполз на затылок.
— Что это? Что это такое?! — хрипло вырвалось у него.
Тут (хотя я перерываю ход рассказа) я сам остолбенел от изумления: этот скелет, стоящий в углу комнаты, был мой украденный приятель! Он, голубчик, стоял так же уверенно спокойно, как стоял в течение долгих лет в нише моего кабинета.
Путилин подошел к еврею.
— Слушайте, любезный: открывайте ваш сундук и как можно скорее! — решительно произнес он.
Таможенный чиновник застыл в позе неописуемого страха: таинственно появившийся скелет в его «ведомстве», очевидно, навел на него ужас, смятение.
— Вы требуете, чтобы я открыл свой сундук? А разве вы — господин чиновник? Разве вы осматриваете вещи?
—Хочу осмотреть, — усмехнулся Путилин.
—А кто вы такой?!
— А не все ли вам равно, кто я? Ну, может быть контрабандист, как и вы, а... может быть и... Путилин.
— Что?! Вы — Путилин?!
Удивительно красив был в эту минуту мой гениальный друг: он снял шляпу и поклонился еврею:
— К вашим услугам, любезнейший. Ну, а теперь я могу вам сказать, что вы контрабандист.
— Я?! — пошатнулся еврей.
— Вы. Вы — собственной персоной.
— Еврей побагровел:
— На каком основании вы, ваше высокопревосходительство, так срамите меня? Вы знаете, что я провожу что-нибудь контрабандой?
— Знаю... — скрестив руки на груди, невозмутимо отвечал Путилин.
— А что вы знаете?! Где же эта контрабанда, если я прихожу к чиновнику и говорю ему: «Обыщите меня?»
Я стал в тупик: неужели мой гениальный друг, гений Иван Дмитриевич, попался впросак?
— Вы желаете знать, сударь мой, где находится ваша контрабанда? Извольте, я вам скажу: в этом сундуке.
Злорадный хохот еврея прокатился по таможне.
— Что?! В этом сундуке, господин Путилин?
— Да, в вашем сундуке.
— Угодно держать пари, что вы, гений русского сыска, осрамились? На десять тысяч?
Путилин сразу видоизменился. Каким огнем загорелись его глаза! Это был поистине взгляд орла.
— Я вам скажу, любезный, что вы везете.
— Господа, — обратился Путилин к чиновникам, прошу вас вскрыть сундук… со скелетом.
— Как?! — испуганно дико закричал еврей.
— Так-с.
Сундук был открыт.
В нем, действительно, оказался сложенный скелет великолепной работы.
— Впускайте всех! — загремел Путилин. — А с вами я покончил, любезный..
Окончился осмотр. Поезд ушел… Еврей хранил на своем лице торжествующую улыбку.
— Скажите, пожалуйста, хотя вы и генерал, но на каком основании вы позволяете задерживать меня?
— Что это такое? — гневно показал Путилин на скелета, не на моего, а на того, который, скрючившись, лежал в сундуке.
— Скелет, ваше превосходительство, — вызывающе ответил еврей.
— Браво, голубчик! Вы остроумны. А вот вы ответьте мне, что находится в этом скелете?
— Ничего! Я привез его из-за границы..
— Из Лейпцига? — перебил Путилин.
Еврей смертельно побледнел.
Путилин вытащил из сундука еврея скелет. Подобно моему скелету, скелет еврея был сложен в три части.
— Ну-с, с чего же прикажете, любезнейший, начать осмотр вашего скелета?..
В руке Путилина оказались нож и маленький молоток.
— Начнем с головы, с черепа, любезный контрабандист. Раз! Два! Три!..
— Какое вы имеете право ломать мою вещь? Я везу сыну моему скелет из-за границы! — бешено-злобно прокричал еврей.
Череп разлетелся в куски.
Оттуда посыпались камни, мелкие драгоценности высокой ценности.
— А это... вы тоже везете вашему сыну? — усмехаясь, спросил Путилин.
Еврея пошатнуло.
Никогда не забуду выражения его глаз! Это был взгляд затравленного зверя.
— Сознаетесь?..
— Да, — глухо пробормотал он. — Я знал, что есть такой знаменитый Путилин, который...
— Который многим нашим честным сородичам оказал помощь, но который не любит плутов, добавьте.
Еврей был арестован, а через день и его товарищ по печальной профессии — поляк.
Оба они отделались пустяками, сравнительно, но слава раскрытия этого запутанно темного дела вплела лишний лавр в венок моего гениального друга.
— Как ты разгадал эту чертовщину? — спрашивал я его после.
— Когда мне попала в руки записка, я принялся ее штудировать и так, и эдак. Что могли означать эти слова: «чер.», «таз.», «1 рук.». « А вот что. Держи перед собой записку и следи: «чер.» = череп: «38 бр.» = 38 бриллиантов; «400 к.» = 400 каратов; «Таз.» = тазовая кость: «13 руб. 8 сап.» = 13 рубинов 8 сапфиров; «1 рук.» = 1 рука; «10 см.» = 10 смарагдов; «9 позв. — 9 из. каб.» = 9 позвонков — 9 изумрудов кабашонов; «бер. пусто» = берцовая кость пуста. «Зак. нов. бол. чер. Лейп.» = заказать новый большой череп в Лейпциге.
— Ну, а как же мой скелет очутился у тебя? Я прямо поражен.
— Украл у тебя, доктор. Мне надо было узнать, какой из евреев в таможне вздрогнет при виде скелета.
— Как же тебе удалось украсть его?
— Очень просто. Когда ты уехал, я подошел к двери и открыл ее французским ключом. Твой Никифор преблагополучно находился в своей комнате. Я сложил скелет в три части, запрятал его под шинель и увез.