ОДИННАДЦАТЬ ТРУПОВ БЕЗ ГОЛОВЫ

ОДИННАДЦАТЬ ТРУПОВ БЕЗ ГОЛОВЫ

(Атаманша Груня-«головорезка»)

СТРАШНАЯ ПОСЫЛКА

— Это было, — начал доктор, — в 187... году, вско­ре после назначения моего друга начальником сыск­ной полиции. Надо вам сказать, что два последние го­да перед этим были особенно чреваты зверскими кро­вавыми происшествиями. Путилин просто с ног сбился. Иногда ночью он посылал за мной:

? Друг мой, мне нужна твоя помощь. Определи, сколько времени, по-твоему, мог жить этот убитый после полученной им раны. Мне это необходимо знать.

Так как Путилин никогда не спрашивал ничего зря, я всегда старался дать ему как можно более точ­ный ответ.

Был февраль. В воздухе уже пахло весной.

Я сидел у Путилина в его служебном кабинете, и мы вели с ним задушевную беседу.

Вдруг в дверь нервно постучали.

? Войдите! — крикнул Путилин. На пороге кабинета стоял старший дежурный агент, взволнованный, бледный.

? Ваше превосходительство, страшные преступле­ния! — заикаясь проговорил он.

? В чем дело? — озабоченно спросил Путилин.

? Сию минуту нам сообщено, что в трех различ­ных районах города найдены три трупа.

? Что же в этом особенно страшного, голубчик? — слегка усмехнулся Путилин.

? Вы не дослушали меня, ваше превосходительст­во. Дело в том, что все три трупа без головы.

? Как без головы? — привскочил Путилин.

? Так-с. Головы у всех отрезаны. Судя по свежести крови, головы отрезаны очень недавно и, очевид­но, не от трупов, а от живых людей.

Путилина передернуло. Каюсь, и я почувствовал себя нехорошо.

? Вот что, голубчик, сию секунду дайте знать прокурору, судебному следователю и врачу. Я еду сейчас туда. Ты поедешь со мной, Иван Николаевич?

? Что за вопрос? Разумеется... — ответил я.

? Где трупы? — отрывисто спросил Путилин.

? Один — за Нарвской заставой, другой — близ деревни Волково, третий — близ Новодевичьего мона­стыря.

? Все — окраины... — вырвалось у Путилина. Только что мы собирались выйти из кабинета, как в дверь послышался новый стук.

? Ну, что еще там? Кто там? Входите!..

Два сторожа бережно внесли объемный ящик, за­вернутый в черную клеенку.

? Это что? — удивленно спросил Путилин.

? Посылка на ваше имя, ваше превосходительст­во! — гаркнули сторожа.

? Кто принес?

? Час тому назад доставлена посыльным. Велено доставить в ваши собственные руки.

Путилин сделал досадливый жест рукой.

? Нельзя терять времени... А между тем...

И Иван Дмитриевич выразительно посмотрел на меня.

? Надо вскрыть посылку, — ответил я ему.

? Живо! Живо! Вскрывайте! — отдал он приказа­ние сторожам.

Ловкими привычными руками те распутали бечевки и разрезали черную клеенку. Под ней — грубо оте­санный белый деревянный ящик.

Мы все близко подвинулись к нему. Путилин был впереди.

? Подымай крышку! — нетерпеливо бросил он сторожам.

? Ишь ты... как крепко гвоздями приколочена, — ответили сторожа, стараясь ножами поднять крышку таинственного ящика.

Наконец доски отскочили с треском и характерным сухим лязгом сломанных гвоздей.

? С нами крестная сила! — раздался дико испуганный крик отпрянувших от ящика сторожей. — Го­ловы! Головы!!

Путилина тоже словно отшвырнуло назад.

Старший дежурный агент замер на месте. Лицо его было белее полотна.

В ящике на смоченном кровью грубом холсте ле­жали рядом, одна к другой, три отрезанные головы.

На что уж я, как доктор, привык к всевозможным кровавым ужасам, а тут, поверите ли, при виде этих страшных мертвых мужских голов задрожал, как ка­кая-нибудь нервная барынька.

? Ваше... ваше превосходительство... — первый нарушил столбняк, охвативший всех, здоровенный де­тина-сторож. — Тут бумага какая-то лежит!

И, бережно сняв с одной из голов лист в четвертин­ку плохонькой бумаги, смоченный по краям кровью, он протянул ее Путилину.

С дрожью в руках взял это страшное послание Путилин.

? Вы... вы ступайте пока! — отдал он приказ сто­рожам.

Те, словно радуясь, что могут избежать дальней­шего лицезрения страшных голов, быстро покинули кабинет.

Путилин начал громко читать: «Посылаем тебе, твое превосходительство, в дар гостинец — три головы. Жалуем тебя этой наградой за твое усердие, с коим ты раскрыл, накрыл и предал шайку «Стеньки Разина». Исполать[2] тебе, мудрый сы­щик! А еще скажем, что таких голов получишь ты еще восемь, всего будет одиннадцать. А двенадцатую го­лову получить тебе уж не придется, потому голова эта будет твоя собственная. Бьет челом тебе А. Г. Г.»

 ? Недурно! — вырвалось у Путилина.

? Ловко! — вырвалось у меня.

Я быстро подошел к ящику и, схватив одну голо­ву, низко нагнулся надее широко раскрытыми гла­зами.

? Что ты делаешь? — испуганно спросил меня та­лантливый сыщик. Я усмехнулся.

? Разве тебе, Иван Дмитриевич, не известно, что порой в зрачках убитого запечатлевается образ убий­цы? Зрачки глаз убиваемого воспринимают, как нега­тив, черты лица убийцы.

Увы! Как я ни бился, я ничего не мог узреть в мертвых, остекленевших глазах. В них засты­ли только ужас и невыразимое физическое страдание.

? Ну? — с надеждой в голосе спросил меня мой друг.

? Ничего!

? В таком случае едем, не теряя времени... Я при­нимаю вызов этой страшной банды. Клянусь, что я или первый из восьми сложу свою голову, или раскрою этих чудовищ!..

ОДИННАДЦАТАЯ ГОЛОВА. В МЕРТВЕЦКОЙ. «ХРУСТАЛЬНЫЙ ДВОРЕЦ»

Петербург был объят паникой.

Весть о том, что появилась какая-то страшная шай­ка злодеев, обезглавливающих обывате-лей, момен­тально облетела при-невскую столицу.

Стоустая молва преувеличивала, как это всегда бы­вает, число жертв, и петербуржцы в ужасе кричали:

? Не выходите из домов! Сидите дома! По ночам бродят ужасные люди-звери! Они нуждаются в теплой человеческой крови. Отрезав голову, они выбирают из тела всю кровь для каких-то особенных целей.

Высшим начальством моему другу Путилину было вежливо, но категорически поставлено на вид, что он обязан как можно скорее раскрыть эти неслыханные злодеяния. «Вы, Путилин, большой талант. Окажитесь на высоте вашего призвания и на этот раз. Население страшно взволновано. Необходимо успокоить общест­венное мнение». ? Я сделаю все, что в моих силах... — скромно, но твердо ответил Путилин.

Осмотр трупов и местностей, где они были найде­ны, не дал никаких положительных и интересных ре­зультатов.

Районы эти были глухими, кишащими отбросами сто­личного населения, а трупы — совершенно голые. Мор­гов тогда у нас не существовало, как не существует и до сих пор. Опознать личности убитых, таким обра­зом, являлось делом далеко не легким.

На ноги было поставлено все: внезапные осмотры всех подозрительных притонов, ночлежек, целая рать опытных сыщиков-агентов дневала и ночевала в раз­ных местах.

Прошло восемь дней. А знаете ли вы, господа, что это были за дни?

Каждый день неукоснительно в сыскное отделение доставлялось по одной свежеотрезанной мертвой го­лове. Как, каким таинственно-чудесным образом ухит­рялись страшные злодеи посылать Путилину «в дар гостинец» эти зловещие презенты, до сих пор осталось нераскрытой тайной.

Теперь Петербург уже не волновался, а прямо за­мер от ужаса. «Последние времена настали! Близко пришест­вие Антихриста! Скоро будет светопреставление!»

Я никогда не видал моего друга Путилина в таком состоянии духа, как в эти проклятые дни! Он не гово­рилни слова, а по своей привычке все что-то чертил ногтем указательного пальца на бумаге.

? Ваше превосходительство, одиннадцатая голова прибыла!.. — трясясь от ужаса, доложили ему. Путилин даже бровью не повел.

? Стало быть, дело остается за двенадцатой, то есть за моей?

? Помилуйте, ваше превосходительство, что вы... храни Господь!

В течение этих страшных восьми дней, что прибы­вали мертвые головы, я сопутствовал великому сыщи­ку во многих его безумно смелых похождениях, иногда с переодеваниями, разумеется.

Особенно любопытными и врезавшимися мне в память являются два: одно — посещение мертвецкой при Н-ской больнице, куда были свезены все обезглавленные трупы и все отрезанные головы, и другое — посещение страшного «Хрустального дворца», о котором я впер­вые получил представление.

Столичное население было широко оповещено, что все желающие могут в течение целого дня являться в покойницкую больницы для опознания трупов.

Я приехал туда с моим гениальным другом утром. Он распорядился, чтобы у входа в мертвецкую были по­ставлены сторожа, которые впускали бы посетителей не более одного человека сразу.

Когда мы первый раз вошли в мертвецкую, я невольно вздрогнул, и чувство неприятного холода про­низало все мое существо.

На что уж, кажется, я по моей профессии доктора должен был бы привыкнуть к всевозможным тяже­лым картинам, а главное — к трупам, однако, тут, по­верите ли, пробрало и меня.

Тяжелый, отвратительный запах мертвечины, вер­нее, смрадное зловоние разлагающихся тел ударяло в лицо. Казалось, этот страшный запах залезает всюду: и в рот, и в нос, и в уши, и в глаза.

? Бр-р! — с отвращением вырвалось у великого сыщика. — Не особенно приятное помещение. И если принять еще во внимание, что нам придется пробыть здесь несколько часов, а то и весь день.

? Как?! — в ужасе воскликнул я. — Здесь? В этом аду? Но для чего? Что мы будем тут делать?

? Смотреть... наблюдать, — невозмутимо ответил он. — Видишь ли, несколько раз в моей практике при­ходилось убеждаться, что какая-то таинственная, не­преодолимая сила влечет убийц поглядеть на свои жертвы. Вспомни хотя бы страшного горбуна, Квази­модо церкви Спаса на Сенной.

? Но где же мы будем наблюдать? Откуда?

? Для этого мы должны спрятаться, доктор, вот и все.

? Но куда же здесь спрятаться?

? А вот из этих гробов мы устроим великолепное прикрытие, откуда нам будет все видно и слышно.

Я закурил сигару и стал отчаянно ею дымить. Путилин не отнимал от лица платка, надушенного силь­ными духами. Но разве все это могло заглушить до ужаса резкий трупный запах?

Пока мой друг сооружал нечто вроде высокой бар­рикады из гробов, я с содроганием глядел на покатые столы мертвецкой.

Какое страшное зрелище, какая душу леденящая картина!

Рядом, близко друг к другу, лежало восемь голых трупов без голов. Все это были сильные, здоровые те­ла мужчин, но страшно обезображенные предсмерт­ными страданиями-судорогами. Так, у одного трупа были скорчены руки и ноги чуть не в дугу, у друго­го — пятки были прижаты почти к спине.

Рядом же лежали восемь отрезанных голов.

Эти головы были еще ужаснее трупов! Волосы ше­велились на голове...

Точно головы безумного царя Ииуйи, в которые он играл, как в бирюльки.

У большинства глаза были закрыты, но у некоторых открыты, и в них застыло выражение смертельного ужаса и смертельных мук.

Тусклый, хмурый свет из высокого оконца покойниц­кой падал на эту страшную груду мертвых тел.

? Ну, доктор, пора! Пожалуйте сюда! — пригла­сил меня великий сыщик.

Поверите ли, я был рад спрятаться даже за такое мрачное «прикрытие», лишь бы только не видеть этого зрелища.

По условному знаку в мертвецкую стали по одному впус­кать посетителей. Кого тут только не было, в этой пестрой, непрерыв­но тянущейся ленте публики! Это был живой, крайне разнообразный калейдо­скоп столичных типов. Начиная от нищенки и кончая расфранченными барыньками, любительницами, очевидно, сильных ощу­щений; начиная от последних простолюдинов и кончая денди в блестящих цилиндрах.

Они входили и почти все без исключения в ужасе отшатывались назад, особенно в первый момент.

? О, Господи! — в страхе шептали-шамкали вет­хие старушки, творя молитвы и крестя себя дрожащей рукой.

Были и такие посетители обоего пола, кото­рые с громким криком страха сию же секунду вылета­ли обратно, даже хорошенько еще ничего не разгля­дев.

С двумя дамами сделалось дурно: с одной — исте­рика, с другой — обморок. Их обеих подхватил и вы­вел сторож.

? И чего, дуры, лезут? — недовольно ворчал та­лантливейший сыщик.

Тут, кстати, не могу не упомянуть об одном воде­вильном, курьезном эпизоде, столь мало подходящем к этому страшному и мрачному месту.

В мертвецкую вошел какой-то хмурый, понурый мещанин. Он истово перекрестился и только соб­рался начать лицезрение этой «веселенькой» картины, как вдруг я, наступив на край гробовой крышки, по­терял равновесие и грянулся вместе с ней на пол.

Крик ужаса огласил покойницкую.

Мещанин с перекошенным от ужаса лицом выле­тел, как пуля, крича не своим голосом:

— Спасите!Спасите! Покойники летят, покойники!

Я быстро, еле удерживаясь от хохота, вскочил и пристроился, как и прежде.

? Это черт знает что такое, доктор! — начал мой друг шепотом строго распекать меня, хотя я отлично видел, что губы его трясутся от сдерживаемого смеха. — Ты, ба­тенька, не Бобчинский, который в «Ревизоре» влетает в комнату вместе с дверью. Эдак ты мне все дело мо­жешь испортить...

Продолжать шепот было невозможно, так как в это царство ужаса вошла новая посетительница.

Меня несколько удивило то обстоятельство, что, войдя, она не перекрестилась, как делали это все, а без тени страха и какого-либо смущения решитель­но подошла к трупам и головам.

Она стояла к нам вполоборота, так что мне был виден профиль ее лица.

Этот профиль был поразительно красив, как кра­сива была и вся ее роскошная фигура с высокой грудью. Среднего роста, одета она была в щегольской драповый полудипломат, в белом шелковом платке на голове.

Она несколько секунд простояла молча, не сводя взора с трупов и голов, потом вдруг быстрым движе­нием схватила одну из голов и приставила к обезглав­ленному туловищу.

Затем через несколько секунд она так же быстро сдернула мертвую голову и, положив ее на прежнее место, пошла к выходу.

Лишь только успела она перешагнуть порог, как Путилин быстрее молнии выскочил из своей мрачной засады, бросился к двери и закрыл ее на задвижку.

? Скорее, доктор, помоги мне расставить гробы на их прежнее место.

Я стал помогать ему.

? Ну, а теперь быстро в путь!

Он высоко поднял воротник шубы, так что лицо его не стало видно, и, отдернув задвижку, вышел из покойницкой.

? А как же ты врешь, что поодиночке пускают? — напустилась на сторожа вереница посетителей. Аих вон там трое было.

Путилин быстро шел больничным двором, направ­ляясь к воротам. Я еле поспевал за ним.

Впереди мелькал белый платок.

? Чуть-чуть потише, — шепнул мне великий сыщик.

Когда платок скрылся в воротах, мы опять при­бавили шагу и вскоре вышли на тротуар 3-го про­спекта.

Тут на углу больничного здания, на тротуаре, стояла женщина в белом платке рядом с высоким, дюжим парнем в кожаной куртке и высокой бараш­ковой шапке. Они о чем-то оживленно и тихо говорили.

Когдамы поравнялись с ними, женщина присталь­но и долго поглядела на нас.

Потом, быстро подозвав ехавшего извозчика, они уселись в сани и скоро скрылись из наших глаз.

? Ну, и мы отправимся восвояси! — спокойно про­говорил Путилин.

В тот же день, под вечер, он приехал ко мне пере­одетый и загримированный под самого отпетого золото­ротца.

Обрядив и меня в ужасные отребья, он протянул серебряный портсигар.

? Эту вещь ты будешь продавать в «Хрустальном дворце», если понадобится.

? Где? — удивился я.

? Увидишь... — лаконично бросил он.

И вскоре действительно я увидел этот «великолепный» дворец.

В одном из флигелей большого дома в Тарасовом переулке, рядом с «Ершами», внизу в подвальном этаже висела крохотная грязная вывеска — «Закусоч­ная».

Когда мы подошли к обледенелым ступеням, веду­щим в это логовище, нам преградил дорогу какой-то негодяй с лицом настоящего каторжника.

? А как Богу молитесь? — сиплым голосом про­рычал он, подозрительно впиваясь в нас щелками своих узких, заплывших от пьянства глаз.

? По Ермилу-ножичку, по Фомушке-Фоме да по отвертке-куме! — быстро ответил бесстрашный сы­щик.

? А-а... — довольным тоном прорычал негодяй. — Много охулили[3]?

 ? Кисет с табаком да кошель с пятаком.

Путилин быстро спустился в подвал, я за ним. Когда мы вошли во внутрь этого диковинно­го логовища, я невольно попятился назад: таким от­вратительным зловонием ударило в лицо.

Несмотря на то что тут было очень много народа, холод стоял страшный. Ледяные сосульки висели на грязных окнах, снег искрился в углах этого воровского подвала. Только бесконечно меткий и злой юмор воров и мо­шенников мог придумать для этой страшной дыры та­кое название — «Хрустальный дворец»!

В первой конуре виднелось нечто вроде стойки с какой-то омерзительной снедью.

Во второй «комнате», очень большой, занимающей все пространство подвального помещения, шла целая эпическая комедия из жизни преступного Петербурга. Столов и стульев практически не было. Посереди­не стояла высокая бочка, опрокинутая вверх дном. Около нее стоял седой старик в продранной лисьей шубе с типичным лицом скопца. Вокруг него полукругом теснилась толпа столич­ной сволочи, то и дело разражаясь громовым пьяным хохотом.

? Кто еще найдет, что продать? Принимаю все, кроме девичьего целомудрия, как вещи, ровно ничего не стоящей... для меня, по крайней мере, почтенные дамы и кавалеры! — высоким, пискливо-бабьим голо­сом выкликал скопец-скупщик краденого.

? Ха-ха-ха! Ах, шут тебя дери! — заливалась сип­лыми голосами воровская братия «Хрустального дворца».

? А штаны примешь? — спросил кто-то.

? А в чем же к столбу пойдешь, миленький, ког­да кнутом стегать тебя будут? Что же тогда ты спус­тишь?..

Новый взрыв хохота прокатился по подвалу.

Но были и такие, которые с хмурым лицом подхо­дили и бросали на дно бочки серебряные, золотые и иные ценные вещи.

Высохшая рука страшного скопца быстро, цепко, с какой-то особой жадностью хватала вещь.

? Две канарейки, миленький...

? Обалдел, знать, старый мерин? — злобно свер­кал глазами продающий. — За такую вещь — и две канарейки?

? Как хочешь, — апатично отвечал скопец.

Я не спускал глаз с лица моего друга. Я видел, что он словно кого-то высматривает.

Вдруг еле заметная усмешка тронула концы его губ.

Я проследил за его взором и увидел высокого пар­ня в кожаной куртке и барашковой шапке.

«Где я видел этого молодчика? Что-то знако­мое... » — мелькает у меня в голове.

? А вы чего же стоите, миленькие? — вдруг повернулся к нам отвратительный старик-скопец. — Имеете что обменять на фальшивые государственные деньги, ибо настоящие-то фабрикуете только вы?

На нас сразу обратили внимание.

Не скажу, чтобы я почувствовал себя особенно приятно. Я знал, что, если заметят наш грим, нам не сдобровать или в лучшем случае придется выдер­жать жаркую схватку.

? Ну, ты, сударь-батюшка, Христос из Кипарисо­вого сада, нас не учи, какие у нас деньги. У нас-то деньги кровью достаются, не то что у тебя, обкорналого жеребца!

Глазки скопца засверкали бешенством, но зато эта фраза имела решительный успех среди «отвержен­ных».

? Ловко его! Молодчага! Так его, старого пса!..

Путилин швырнул на дно бочки серебряные часы.

? Не возьму! — резко взвизгнул скопец.

? А... а ежели в таком случае сумочку твою да на шарапа я пущу? Ась?

— О-го-го-го! — загрохотал подвал «Хрусталь­ного дворца».

Трясущимися от злобы руками старик схватил ча­сы и швырнул Путилину пять рублей.

Это была огромная цифра, попросту говоря — взятка. Старый негодяй испугался угрозы переодето­го сыщика и хотел его задобрить.

Когда мы выходили из страшного подвала, около дверей стоял парень в кожаной куртке. Он о чем-то тихо шептался с чернобородым золоторотцем.

? Так, стало, сегодня придешь туда?

? Приду...

? Упомни: «Расста...»

В эту секунду он заметил нас и сразу смолк. На девятый день, после довольно обширной про­гулки, навестив чуть не двенадцать больных, я, уста­лый, сидел перед горящим камином. Мысль о моем друге Путилине неотступно преследовала меня. Я ду­мал об этом таинственном отрезании одиннадцати го­лов. Все трупы вместе с полицейским врачом исследо­вал и я. Меня поразила одна особенность: все один­надцать людей были обезглавлены одним способом: сначала нож втыкался острием в сонную артерию, а затем сильным и ловким движением производился дьявольский «кружный пояс», благодаря которому го­лова отделялась от туловища.

Утомленный этими страшными бессонными ноча­ми и дневной практикой, я, согретый огоньком камина, задремал. Это был не сон, а так, какое-то кошмарное забытье. Рисовались голые трупы, кровь, отрезанные головы.

Громкий звонок вывел меня из состояния этого полубреда, полукошмара. Я вздрогнул и вскочил с кресла. Передо мной стоял мой лакей.

? Что такое?

? Так что, барин, какая-то компания подъехала на тройке. Важный, но хмельной купчик молодой же­лает вас видеть, — доложил он мне.

? Пусть войдет!

Дверь моего кабинета распахнулась. На пороге в роскошной собольей шубе, отороченной бобрами, стоял красавец — молодой купчик. Сзади него во фраке со значками вытянулись два лакея в летних пальто.

? Что вам угодно? — направился я к собольей шубе.

Лицо красавца-купчика осветилось веселой улыб­кой.

? Помощь нам подать, господин доктор!

? Позвольте, господа, в чем дело? Кто из вас бо­лен? Почему вы все трое ввалились в мой кабинет? Там есть приемная.

Какой-то леденящий ужас и страх под влиянием кошмарного забытья охватили меня.

? Не узнаешь? — подошел ко мне вплотную куп­чик в собольей шубе.

? Позвольте... Кто вы?.. Я вас не знаю...

? Будто бы? Неужели ты, Иван Николаевич, не знаешь, что на свете появляются материализованные духи?

Я обомлел.

? Кто такой, сударь, вы будете?

Саркастический хохот пронесся по моему кабинету.

? Я-то кто? А Ивана Дмитриевича Путилина знаешь?

? Как?!! Ты?!!

? Я. Собственной своей персоной, дружище! До­вольно заниматься маскарадом. Едем. Ты, конечно, не откажешься присутствовать при том, как будут сни­мать «двенадцатую голову», а именно голову с туло­вища твоего друга?

Затем, переменив шутливый тон на серьезный, он тихо мне проговорил:

? Захвати с собой хирургический набор и все во­обще, что требуется для оказания первой помощи. Я боюсь, что дело будет жаркое.

Через несколько секунд мы находились уже в тройке. Пошевни[4] были покрыты красным бархатом.

 ? Хорошо загримировался? — смеясь, тихо обра­тился ко мне Путилин.

? Чудесно! — искренно вырвалось у меня. — Но, ради Бога, скажи, куда мы едем?

Наступила долгая пауза. Мой друг что-то сосредо­точенно чертил пальцем по заиндевевшим крыльям пошевней-саней.

? Прости, ты о чем-то меня спрашивал? — словно пробуждаясь после долгого сна, спросил он меня.

? Куда мы едем, Иван Дмитриевич?

? Ах, куда мы едем? Довольно далеко... может быть, на тот свет. Предупреждаю тебя, если ты бо­ишься, сойди, пока есть время. Потом при неуспехе поздно будет. Ты веришь в меня?

? Верю! — вырвалось восторженно у меня.

? Так о чем же ты спрашиваешь?

? Неужели ты напал на верный след? — спросил я моего друга.

? Тс-с! И уши лошадиные имеют уши! — тихо рассмеялся Путилин.

? Но-но-о-о, ми-лы-е-е! — лихо гаркнул ямщик, пристав с облучка.

ЧУТЬ НЕ НА ТОТ СВЕТ

Чем дальше, тем местность, которой мы ехали, ста­новилась все глуше и глуше. Огромный гранитный го­род остался далеко позади нас. Потянулись какие-то пустыри, огороды. Изредка мелькали огоньки маленьких домиков.

? Это агенты? — указал я глазами на двух офи­циантов во фраках.

? Конечно, — тихо рассмеялся Путилин. — Теперь слушай меня внимательно. Мы едем в кабачок-трактир «Расставанье». Я богатый загулявший куп­чик. Эти агенты — лакеи ресторана Бореля, сопровож­дающие меня как важного клиента их дома. Я не уп­латил по крупному счету. Я кучу. У меня десятки ты­сяч в кармане. Лакеи это знают и хотят поживиться. Ты — шулер.

? Благодарю покорно! — расхохотался я.

? Тс-с! Ты в этом грязном притоне будешь пред­лагать мне играть. Вынешь карты. Я выну деньги. А потом... а потом ты увидишь, что из этого выйдет. На, держи колоду карт.

? Но ведь это безумно смелая игра! — вырвалось у меня.

? Другого исхода нет. Ты знаешь меня: я никогда не отступаю ни перед какой опасностью. Я или выиг­раю, или проиграю это дело!

На углу двух дорог, с начала одной из которых виднелся пролесок, стоял двухэтажный деревянный домик, ярко освещенный.

? Ну-ну-у, милые, тпр-ру! — дико взвизгнул, ух­нул и гаркнул ямщик.

Сани тихо подкатили к трактиру, над подъездом которого вывеска гласила: Трактир «Расставанье».

Громкий звон бубенчиков и лихой окрик ямщика, очевидно, были услышаны в мрачном притоне, о кото­ром давно уже ходила недобрая слава.

Дверь отворилась, из нее вырвались клубы белого пара.

Я быстро взглянул на Путилина и не узнал его. Моментально все лицо его преобразилось. Пьяная, глупая улыбка расплылась по лицу, и он сильно кач­нулся всем телом в мою сторону.

? Ваше сиятельство, купец хороший, приеха­ли! — отстегивая полость троечных саней, громко воз­гласил ямщик.

В ту же минуту «лакеи» бросились высаживать «его сиятельство».

? Кто такой будет? — подозрительно поглядывая узкими щелками глаз, прохрипел высокий рыжий трактирщик, типичный целовальник былых времен.

? Ха-а-ароший гость! — чмокнул языком ямщик. Один из «официантов» юрко подлетел к рыжему трактирщику.

? От «Бореля» мы. Они-с — первеющий миллио­нер. Захмелели малость... ну, и того, по счету забыли уплатить. Мы решили их прокатить, авось очухаются, денежки с лихвой нам заплатят. А только скажите, хозяин, у вас насчет карманного баловства не практи­куется? Потому — деньги ба-а-а-льшие при нем име­ются... В случае чего нам в ответе придется быть.

? Не боись, не съедим, — усмехнулся рыжий трактирщик, — и тебе еще с лихвой останется...

? Хи-хи-хи!.. Сразу видать образованного чело­века! — восторженно хихикнул «лакей» от «Бореля».

? А это кто сним рядышком сидит? — ткнул пер­стом по моему направлению негодяй.

? А так, примерно сказать, лизоблюд. Около их увивается. А коли говорить откровенно — так шулер. Он, шут его дери, ловко из семерки туза делает!

Путилин тихо мне шепнул:

? Да выводи же меня из саней…

? Mon bon! Ардальоша! Да очнись же! — громко начал я, расталкивая Путилина.

? А? Что?.. — глупо хлопал он глазами.

? Помоги ему! — важно процедил содержатель «Расставанья», подталкивая лакея. Но другой «лакей» уже спешил мне на помощь.

? Пшли прочь! — нагло заявил он мне. — Обо­брали купца хорошего на сорок тысяч, а теперь слад­ко поете: «Ардальоша, Ардальоша!» Без вас выса­дим!..

Путилина поволокли из саней. Он, качнувшись несколько раз, вдруг обратился к рыжему трактир­щику:

? А... а шампанское есть у тебя, дурак?

? Так точно-с, ваше сиятельство, имеется для име­нитых гостей, — поспешно ответил негодяй.

До сих пор, господа, я не могу забыть той страш­ной усмешки, которая искривила лицо этого рыже­го негодяя. Клянусь, это была улыбка самого дья­вола! «Что будет? Что будет? Ведь мы идем на верную смерть!» — пронеслось у меня в голове.

В ВОЛЧЬЕЙ ЯМЕ. «ДВЕНАДЦАТАЯ» ГОЛОВА. НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

В первую минуту, когда мы вошли в ужасный трактир, ровно ничего нельзя было увидеть. Клубы удушливого табачного дыма и точно бан­ного пара колыхались в отвратительном воздухе, на­полненном ужасным запахом водочного и пивного перегара и острым испарением — потом массы гряз­ных человеческих существ.

Уверяю вас, господа, это был один из кругов ада! Какое-то дикое звериное рычание, дикий хохот, от ко­торого, казалось, лопнут барабанные перепонки, визг бабьих голосов, самая циничная площадная ругань — все эти звуки, соединяясь в одно целое, давали по­истине адский концерт.

— Сюда, пожалуйте, сюда, ваше сиятельство! — предупредительно позвал нас рыжий негодяй к уголь­ному большому столу.

Мало-помалу глаза свыклись с туманом, колыхаю­щимся в этом вертепе.

Огромная комната... Столы, крытые красными ска­тертями... Лавки... табуреты... Посередине — длинная стойка-буфет, заставленная штофами водки, чайника­ми, пивными бутылками. Почти все столы были за­няты.

За ними сидели пьяные, страшные негодяи, вся накипь, вся сволочь, все подонки столичного насе­ления.

Кого тут только не было! Беглые каторжники, во­ры-домушники, мазурики-карманники, коты тогдаш­ней особенной формации, фальшивомонетчики.

У многих на коленях сидели женщины. Что это были за женщины! Обитательницы «малинника» из Вяземской лавры, молодые, средних лет и старые, они взвизгивали от чересчур откровенных ласк их обожа­телей.

? Ва-ажно, Криворотый! — стоял в воздухе ад­ский хохот. — Ну-ка, ну-ка, хорошенько ее!

А Криворотый, саженный парень с опившимся ли­цом, зверски сжимал в своих объятиях какую-то мо­лодую женщину.

? Ах, ловко! Ах, ловко!

? Ох, пусти! Ой, бесстыдник... — кричала жен­щина.

В другом месте делили дуван.

? Я тебе... голову раскровяню бутылкой, коли ты со мной по-хорошему не поделишься!

? Молчи, проклятый! — хрипел голос. — Получай, что следует, пока кишки тебе не выпустил!

Сначала за общим гвалтом и дымом наше стран­ное появление не было замечено многими.

Но вот мало-помалу мы сделались центром общего изумленного внимания.

? Эй, мошенник, шампанского сюда! — гром­ко кричал Путилин, раскачиваясь из стороны в сто­рону.

Его роскошная соболья шуба распахнулась, на жилете виднелась чудовищно толстая золотая цепь.

Я с тревогой, сжимая ручку револьвера, следил за аборигенами этой вонючей ямы. Боже мой, каким алчным и страшным блеском го­релиих глаза!

Я стал прислушиваться.

? Что это за птицы прилетели?

? Диковинно что-то...

? А что, братцы, не сыщики ли это к нам пожа­ловали?

? А и то, похоже что-то...

? Вынимай скорей карты! — тихо шепнул мне Путилин.

Я быстро вытащил колоду карт.

? Ардальоша, сыграем партийку? — громко про­говорил я на всю страшную комнату.

? Д… д... давай! — заплетающимся языком от­ветил Путилин. И, выхватив из бокового кармана толстую пачку крупных кредиток, бросил ее на стол.

? Ваше сиятельство, отпустите нас! Извольте рас­считаться... Мы свои заплатили, — в голос пристали к Путилину «лакеи» от «Бореля» — агенты сыскной по­лиции.

? Пошли вон, канальи! — пьяным жестом отмах­нулся от них гениальный сыщик

Теперь в «зале» воцарилась томительная тишина. Все повставали со своих мест и стали подходить к на­шему столу.

Вид денег, и таких крупных, совсем ошеломил их. Только я стал сдавать карты, как Путилин пья­ным голосом закричал:

? Н-не надо! Не хочу играть! Кралечку хочу какую ни на есть самую красивую! Нате, держите, честные господа-мазурики!

И он швырнул столпившимся ворам и преступни­кам несколько ассигнаций.

? Сию минуту, ваше сиятельство, прибудет рас­чудесная краля! — подобострастно доложил рыжий содержатель вертепа-трактира. — Останетесь довольны!

Прошла секунда, и перед нами предстала краса­вица в буквальном смысле этого слова.

Когда она появилась, все почтительно почему-то расступились перед ней.

Это была, героиня путилинского триумфа, средне­го роста, роскошно слаженная женщина. Высокая уп­ругая грудь. Широкие бедра. Роскошные синие, уди­вительно синие, глаза были опушены длинными чер­ными ресницами. Красивый нос, ярко-красные губы, зубы ослепительной белизны. Из-под дорогого белого шелкового платка прихотливыми прядками спускались на прелестный белый лоб локоны.

Это была настоящая русская красавица, за­дорная, манящая, как-то невольно притягивающая к себе.

Она, насмешливо улыбаясь, подошла к Путилину.

? Ну, здравствуй, добрый молодец!

? Ах! — притворно всхлипнул Путилин.

Пьяно-сладострастная улыбка, блаженно-счастли­вая, осветила его лицо.

«Как гениально играет!» — невольно подумал я.

? Эй, рыжий пес, ну... ну, спасибо! Разодолжил! И взаправду чудесную к-кралю предоставил. На, лови сей момент сотенную! Эх, за такую красоту и сто тысяч отдать не жалко!

? А есть у тебя эти сто тысяч? — кладя свои руки на плечи Путилина, спросила красавица.

? На, смотри!

Путилин выхватил толстый бумажник и раскрыл его перед красавицей «Расставанья».

? Видишь? Ну все отдам за ласку твою!

Пьяный, гикающий вопль огласил вертеп.

? А вам, брат... братцы, тысячу пожертвую, по­мните, дескать, о купце Силе Парфеныче, который кралечку в смрадном месте отыскал!

Я не спускал взора ни с Путилина, ни с этой кра­савицы. Я видел, как Путилин быстро-быстро скольз­нул взглядом по ее рукам, на пальцах которых вид­нелись еле зажившие порезы. Видел я также, каким быстрым, как молния, взглядом обменялась красави­ца с тремя огромными субъектами в куртках и ба­рашковых шапках.

? В... вот что, хозяин! — чуть качнувшись, вы­крикнул Путилин. — Держи еще сотенную и угощай всех твоих с... гостей! Я сейчас с раскрасавицей пое­ду. Эх, дорогая, как звать-то тебя?

? Аграфена! — сверкнула та плотоядными гла­зами.

? А я скоро вернусь. Часика этак через три, а может, и раньше. Поедешь со мной, Грунечка?

? Зачем ехать? Мы лучше пешком дойдем. До­мишко мой убогий близко отсюда отстоит. Перины мягкие, пуховые, водочка сладкая есть... Эх, да раз-молодчик купец, сладко тебя пригрею! Заворожу тебя чарами моими, обовью руками тебя белыми, на грудях моих белых сладко уснешь ты.

? Га-га-га! Хо-хо-хо! — загремел страшный ка­бак-трактир.

? Ну что ж! Ехать так ехать! — воскликнул Путилин, грузно поднимаясь из-за стола.

Красавица Аграфена о чем-то тихо шепталась с двумя рослыми парнями с самой разбойничьей на­ружностью. Обрадованный даровым угощением ка­бак-притон ликовал.

Отовсюду неслись восторженные клики. Путилин сильным голосом запел:

Вот мчится троечка лихая

Вдоль по дороге столбовой...

И между словами песни удивительно ловко шепнул мне:

? Если они опоздают хоть на минуту, мы по­гибли.

? Кто «они»? — еле слышно проговорил я.

? Агенты и полицейские.

? Ну, в путь-дорожку! — пошла к выходу краса­вица Груня, пропуская впереди себя Путилина.

Меня словно осенило. Я подошел к ней и тихо ей шепнул:

? Возьми и меня с собою. Если я его обыграю, а обыграю я его наверное, ты получишь от меня пять тысяч.

? Ладно!.. Идите с нами, господин хороший! — сверкнула она глазами.

? А вы здесь меня дожидайтесь! — отдал приказ «подгулявший купчик»— Путилин.

Этого маневра Путилина я не мог понять.

Но теперь уже поздно было спрашивать каких бы то ни было объяснений: с нас двоих «расстанная кралечка» не спускала острого наблюдательного взора.

Мы вышли на крыльцо разбойничьего вертепа.

Взглянули — и, должно быть, одновременно испы­тали одно и то же чувство леденящего ужаса.

Тройки не было, тройка исчезла!

Преждечем я успел издать какой-либо звук, я почувствовал, как Путилин незаметным движением сильно сжал мою руку.

? А где же, где моя троечка, разлапушка?

«Расстанная» красотка расхохоталась.

? А я к дому моему направила ее. Тут домик мой ведь недалеко. Вот пройдем лесочком этим, свернем направо — там он и будет. Я так решила: лучше ты разгуляешься, коли пешочком пройдешься, хмель-то с тебя сойдет. А то на что ты похож? Ха-ха-ха!..

? Ах ты умница-разумница моя, — качнулся Путилин.

Мы свернули за угол.

Очевидно, что тройка здесь не проезжала: выпав­ший пушистый снег был девственно не тронут. Следов полозьев не было и в помине.

Путилин шел несколько впереди. За ним — краса­вица Аграфена, я — сзади нее.

Месяц светил вовсю, заливая дивный пейзаж сво­им мертвенно бледным, таинственно чудным светом.

Вдруг три огромные черные тени вырисовались на снегу.

Я быстро обернулся.

Сзади нас, прикрываясь ветвями придорожных елей, на расстоянии приблизительно саженей десяти тихо крались трое высоких мужчин.

Этого момента, господа, я не забуду никогда, до гробовой доски. Не хвастаясь, скажу, я не из трус­ливого десятка, но тут я почувствовал какой-то не­преодолимый ужас. Вы должны представить себе, где все это происходило. Глухая, отдаленная пригородная местность. Кругом ни души. Только ели в снегу, толь­ко бесстрастный месяц. Позади — вертеп преступни­ков, прямо по пятам — выслеживающие нас,как хищ­ные звери, злодеи. Впереди — неведомая даль темного перелеска, где смерть, неумолимая смерть, казалось, уже заносила над нами свою дьявольскую косу!

«Что он сделал, что он сделал? — молнией проне­слось у меня в голове. — Как мог он, гениальный Иван Дмитриевич Путилин, так попасться?»

Я еще раз оглянулся назад и удивился: трех фигур уже не виднелось.

Зато я ясно увидел нечто неизмеримо более страшное и диковинное: пушистая белая пелена снега как бы шевелилась все время. Очевидно, кто-то полз под снегом.

Для меня вдруг стало все совершенно ясно. Оче­видно, негодяи, кравшиеся за нами, сообразили, что я их заметил, и придумали этот хитрый маневр: бро­сились в глубокую канаву, наполненную снегом, и по­ползли под снегом.

Вдруг Путилин круто остановился.

В ту же секунду, испустив короткий крик, краса­вица Аграфена одним прыжком бросилась на него.

В руках ее сверкнул огромный нож, которым она взмахнула над шеей Путилина.

? Убирайте того! — громко крикнула она.

Из канавы, как белые привидения, выскочили трое разбойников, и два из них бросились на меня, а тре­тий — на помощь к разбойнице.

Быстрее молнии я выхватил револьвер и выстре­лил в негодяев.

Один из них с воем и хрипом раненого кабана грохнулся на снег.

Вслед за моим выстрелом, почти одновременно, гулко прокатился второй.

«Господи! Слава Богу! Стало быть, жив Путилин!» — пронизала меня радостная мысль.

Негодяй с ножом на меня наседал. Отстреливаясь от него, я обернулся и увидел такую картину: раз­бойник, бросившийся на помощь к своей страшной сообщнице, корчился на снегу, очевидно раненый, а Путилин с Груней катались по снегу в упорной, оже­сточенной борьбе.

? Помоги, друг... Это не женщина, а дьявол! — хрипел Путилин.

? Отрежу! Сейчас отрежу твою поганую голо­ву! — неистово-дико кричала страшная злодейка.

Я видел, как нож сверкал в воздухе и опускался на Путилина.

Не помня себя, я бросился к нему на помощь, но вдруг страшным ударом рыжего детины, по которому делал промахи, был сшиблен с ног.

? Попались дьяволы! — захрипел он.

Я закрыл глаза, приготовившись умереть.

? Держитесь! Напрягайте последние силы! — вдруг загремели голоса.

Я раскрыл глаза, потрясенный, недоумевающий, и увидел, как разбойник, уже заносивший над моим горлом нож, задрожал, выпустил меня из своих же­лезных объятий и бросился бежать.

Я быстро вскочил на ноги, не веря произошедшему чуду: со всех сторон из леса к нам бежали полицейские и солдаты.

Груню отрывали от Путилина. Она так крепко и цепко впилась в него, что потре­бовались усилия нескольких полицейских, чтобы ото­рвать ее от моего друга.

? Ты жив? Не ранен? — подбежал я к нему.

? Кажется, не ранен! — хладнокровно проговорил Путилин.

? Ну и баба! — громко смеялись солдаты и поли­цейские, обрадованные, что мы живы. — Этакая си­лища!

Они крепко держали ее за руки. Красавица Аграфена вырывалась из их рук отчаянно. Она волочила за собою то в ту, то в другую сторо­ну четырех здоровых мужчин!

? Ну, здравствуй, Грунечка! — подошел к ней Путилин. — Небось догадываешься, кто я? А? Я — тот самый, которому ты хотела отрезать двенадцатую голову.

? Постылый! Эх, жаль, сорвалось! — исступленно вырвалось у нее.

Лицо ее было страшно. Красивые глаза ее почти вышли из орбит и мета­ли пламя какого-то животного бешенства.

? Ну, а теперь, господа, скорее, скорее к прито­ну! Оцепите всю местность, да, кстати, подберите этих негодяев. Они, кажется, еще живы! А красавицу мою держите крепче!

Мы, сопровождаемые полицейскими и частью солдат, почти бегом бросились к кабаку-притону «Рас­ставанье».

Он был темен, как могила!

? Где же мои агенты? Неужели негодяи убили их? — тревожно шепнул мне Путилин.

С револьверами в руках мы поднялись на крыльцо трактира. Ни луча света! Ни звука!

? Стойте здесь, молодцы! — приказал Путилин солдатам. — Охраняйте этот выход, а мы пойдем во двор.

Ворота были раскрыты настежь. Виднелись све­жие следы полозьев троечных саней.

? Так и есть: они только что удрали на нашей тройке!

Мы принялись осматривать внутренность двора.

? Васюков, Герасимов! — громко кричал Пути­лин, обегая двор.

? Скорее! Скорее! На помощь! — вдруг раздались крики из темного вертепа.

Блеснул огонек. Он моментально стал разгорать­ся в яркое пламя, и в ту секунду, когда мы ломились в заднюю дверь, чем-то забаррикадированную, в трак­тире уже бушевало море пламени.

Вдруг со звоном разлетелась оконная рама, и один за другим оттуда выскочили наши агенты.

? Живы? — радостно вырвалось у Путилина. — Говорите скорее, что там делается?

Агенты были в крови.

? При ваших выстрелах и при вашем приближе­нии негодяи поняли, что все погибло. Часть их успела удрать, а хозяин, быстро потушив лампы, заметался, как угорелый. Мы притаились за столами. Тогда, оче­видно, хозяин и еще несколько оставшихся воров вы­плеснули керосин и зажгли его, чтобы, пользуясь су­матохой пожара, спастись бегством.

Внутри домика все трещало.

? Сдавайтесь! — крикнул Путилин. — Вам не уй­ти, вы оцеплены. Сдавайтесь или вы сгорите!

Минута, другая... Наконец, задняя дверь распах­нулась и из нее прямо в руки полицейским попало человек десять мрачных аборигенов страшного вер­тепа.

Наступало уже утро этой зловещей ночи, когда мы, разбитые, потрясенные, привезли, вернее, приве­ли нашу славную добычу.

Только у заставы мы нашли подводы ломовых, на которые усадили пленных и сели сами.

Путилин ликовал. Мы все горячо поздравляли его с блестящей по­бедой.

Вся его шуба была в клочьях. Это красавица Груня во время борьбы располосовала ее своим страш­ным ножом.

Несмотря на ужасное утомление, Путилин сейчас же по прибытии приступил к ее допросу.

? Слушай, Аграфена, ты попалась. Запираться теперь поздно, глупо. Скажи, неужели это ты отреза­ла все одиннадцать голов?

? А тебе не все ли это равно? — дерзко ответила она, ни на йоту не смущаясь и хищно оскаливая свои ослепительно белые зубы. — Что вот тебя не прире­зала — про это жалею!

? Скажи, ты догадалась, что это я приехал к те­бе в гости? — полюбопытствовал Путилин.

? А ты полагал нас провести? — цинично расхо­хоталась Груня.

? Ты что же — атаманша?

? Атаманша.

? Кто же твои сообщники? Предупреждаю тебя: если ты откровенно сознаешься во всем и выдашь твоих молодцов-удальцов, ты можешь рассчитывать на снисхождение суда.

? А если и не выдам, так дальше Сибири не уго­ните! — расхохоталась она. — А оттуда — эх, как лег­ко убежать!

Я не буду рассказывать вам всех подробностей длинного, запутанного следствия. Главное мое вни­мание было сосредоточено, конечно, на яркой, по­разительной личности атаманши-»головорезки» Груни.

Ни до, ни после этого мне не случалось видеть женщины, подобной ей. Это был действительно дья­вол в женском образе.

Чтобы вырвать у нее признание, ее подвергли пыт­ке: ей давали есть исключительно селедку и... ни кап­ли воды.

Семь суток — чувствуете ли вы огромность этого срока? — она превозмогала страшную, мучительную жажду.

О, если бы вы видели, какими глазами глядела эта страшная преступница на Путилина!

Наконец она сдалась.

? Пить... Я все расскажу!.. — взмолилась она. И рассказала, выдав главарей шайки.

? На своем веку зарезала я, — показывала она с поразительным хладнокровием, — двадцать восемь человек. Мне это все равно, лишь бы ножик был удобный, острый — по руке. Сначала ткнешь в зашею, потом — рраз! — кругом шейки, только хрящики за­хрустят. Эх, хорошо!

Никто не мог без содрогания слушать эту страш­ную исповедь.

Я, доктор, привычный ко всевозможным кровавым ужасам, бледнел.

Торжество Путилина, нашедшего этого изверга естества, было полное.

Ее судили и приговорили к бессрочной каторге.