27

27

[Осень 1962. Коми. — Ленинград]

Дорогой Донат, дело в том, что я сам не твердо знаю, какие мои стишки напечатаны, т. к. я — балда, посылаю штуки по три, а напечатали, судя по денежкам, по одному. Но, приблизительно, ты прав. Из неизвестных тебе послал только одно, мерзкое, про стиляг.

Завтра утром я еду на Весляну лечить зуб, обрадуй мамищу.

Светлана неожиданно оказалась чистокровной коми. Но это не страшно, а даже забавно.

Из боязни быть назойливым занудой, а также, помня, как на протяжении нескольких лет я изнурял окружающих своей амурной непоследовательностью, я не стану писать, какой она ошеломляюще нормальный человек. Она болела, теперь поправляется, но сидит еще дома. Между прочим, ее отец тоже хорошо готовит.

Стихов я писать не буду до тех пор, пока не напишу одного трудного стихотворения про карусель. Делаю огромные усилия, чтоб не рифмовать: карусель-карасей, т. к. стих «глубоко философский», и хочется, чтоб рифмы не перли в глаза.

Будь здоров, Донат, ты уже, очевидно, почувствовал по тону письмеца, что у меня настроение бодрое.

Всем поклоны.

Сережа.