4

2 августа 1962. [Коми — Ленинград]

Дорогой Донат!

Получил твое письмо и газетную вырезку. Стихи Волгина[8] мне не понравилось. Спасибо за будущую посылку. Только что получил от мамы шпиг и проч. Так что я очень хорошо себя чувствую. Всем приветы (Люсе, Ксюше). Здесь я пробуду до 27 (приблизительно) августа. Новый адрес немедленно сообщу.

Донат! Я тут написал штук 20 стихов. Посылаю тебе два из них. Жду отзыва. Потом пришлю еще. Стихи, к сожалению, опять специфические, профессиональные, но я надеюсь все будет понятно. Жду писем. Обнимаю. Еще раз всем привет.

С. Д.

Р. S. Оказывается посылаю не два, а штук семь. Потом еще.

Сережа.

ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ КОЛЫМЫ

(первое)

посв. Л. Филиппову

Послушайте насчет Колымских мест

Послушайте насчет задворков мира

Ты не гляди, братишка, в этот лес,

Ты не беги, братишка, в этот лес,

Ты пожалей, братишка, конвоира.

Не знаю, что там вытертый талмуд

Толкует о чистилище и аде

Но я не сам пришел в твою тайгу

Да кто из нас другого виноватей.

Но, закури, вопрос предельно прост,

И самодельный месырь спрячь получше

СССР лежит на тыщи верст

По обе стороны от проводки колючей.

О! дай мне бог волненья рыбака

Глядящего на кончик поплавка.

(второе)

Мы уходили оставляя женщин

Последних сигарет не докурив,

Послушайте, во сне тихонько шепчут

Колымские мои богатыри

Небритые и хмурые солдаты,

Но снятся им пленительные сны,

О женщинах, растрепанных, в халатах

О чайниках пузатых расписных

Им снятся ароматнейшие вина

И белых книг тяжелые тома

Будь справедливой, отпусти невинных

Освободи невинных, Колыма!

ПОГОНЯ

(веселая песенка)

А след по снегу катится

Как по листу строка

И смерть висит, как капелька

На кончике штыка

Под ветром лес качается

И понимает лес,

Что там, где след кончается

Сосновый будет крест

А снег сверкает кафелем

Дорога далека

И смерть висит, как капелька

На кончике штыка

ПАМЯТЬ

Асе

Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях

Как на питерских шлюхах учились когда-то любви

Николай Харабаров, черниговский вор и мошенник

При попытке к побегу был мною убит.

Я до гроба запомню сутулую черную спину

И над мушкой испуганный, скошенный глаз

Я вернусь дорогая, сапоги надоевшие скину,

Расстегну гимнастерку и спокойно скажу, наклонясь:

«Посмотри, как таинственно листьев круженье

Эту долгую зиму я не смог бы прожить не любя»

Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях

А потом, те кто были слабее, стреляли в себя[9].

РАЗГОВОР

Примечание: полосатиками называют заключенных лагерей особого режима за их полосатую одежду. Стих воспроизводит воображаемый издевательский разговор конвоира с полосатиком.

Ну как живете, полосатики?

Какие папиросы курите?

Ну как там ваши палисадники?

Как ваши козы, ваши курицы?

Как ваши деньги, ваши жемчуги?

Как ваши девки, ваши женщины?

Напротив лес, грибы и ягоды

Гляди-ка здесь ограда, я да ты.

Но помни, я стою до крайнего

За жизнь держусь волчицей раненой

Убью, на предпоследней мысли.

Я был застенчивым….

при жизни.

Я местный Авиценна

С достоинством муллы

Я мыл у офицеров

Дощатые полы

Я драил, стиснув зубы

Я весь от пота взмок

Я прочитал их судьбы

По каблукам сапог

Мне тайны их утробы

Изгиб любой кишки

Поведали подробно

Зеленые плевки

Я знал любую тайну

Я знал любой секрет

По длинным, по нахальным

Окуркам сигарет

Со мною щей не сваришь

При помощи команд

Нет. Я вам не товарищ

Товарищ лейтенант.

ПРОЩАНЬЕ

Асе

Вот и все, пришла пора прощаться

Будь благоразумной, не реви.

Коль на то пошло, то оба мы причастны

К радостям и подвигам любви

Ты должна понять, что в этом мире

Всем не суждено найти покой

Часть идет дорогами прямыми

Я вот, извини меня, такой.

Это только грустная случайность

То, что счастье в дверь мне постучалось.

Еще одно.

НА ТЕМУ О ЛЮБВИ

Асе

Будь вокзал тот единственным в жизни вокзалом

А перрон, как трибуна, последним твоим рубежом

Я б пошел за тобой озорным скоморохом базарным

Промышляя красивые вещи для тебя грабежом.

Я баюкал ладони твои в своих огрубевших ладонях,

И Варшавский вокзал был, как церковь, угрюм и суров.

Жизнь моя лишь дорога, вернее погоня

Мимо сонных улыбок влюбленных в тебя фраеров.

Может песня моя прочих песен была незаметней

Может сердце мое слишком громко стучит по ночам

Все равно я доволен отслуженной мною обедней

И одно остается, едри ее в душу, печаль.

Я стоял на дощатом перроне,

свисток паровозный, как выстрел.

И слова, я поверил им этим последним словам

И запомнил тот вечер, до последней отрывистой мысли

И запомнил те руки, которым я след от кольца целовал.