Первые мощные ускорители

Первые мощные ускорители

После памятного обсуждения вопроса о необходимости сооружения ускорителя, превосходящего по мощности ускоритель, строившийся Лоуренсом в Беркли, мы встретились втроём: Владимир Иосифович Векслер, Александр Львович Минц и я. Это было моё первое крещение в новой области. Мне пришлось принимать практическое участие в начальной стадии работ – выборе площадки.

Собрались мы в здании министерства у Ванникова, где мне была отведена небольшая комнатка, в которой мы с трудом разместились. Минц не преминул отметить:

– Хорошо, что нас только трое, четвёртому пришлось бы стоять на пороге.

В.И. Векслер к этой встрече уже подготовил некоторые расчёты и оперировал цифрами. А.Л. Минц интересовался прежде всего возможностью защиты от проникающего излучения.

– В конце концов это в известной степени определит и выбор места для ускорителя, – сказал он и обратился к Векслеру: – А где вы предполагаете его разместить? Вы, вероятно, думали об этом и, может быть, уже присмотрели что-то?

– Да, конечно, – кивнул Векслер. – На этом ускорителе будут работать люди высокой квалификации. Его нельзя отрывать от Москвы. Большинство учёных, занимающихся атомными делами, связаны с Москвой. Нам предложили посмотреть площадку недалеко от университета. Там расположен совхоз с большой фермой индюшек, но его предполагалось переместить в другой район. Когда мы проходили мимо сетчатых заграждений, индюки подняли невероятный гвалт.

Минц засмеялся и сказал:

– Видимо, протестуют. Да и я считаю, что эта площадка не подходит. Мне кажется, что место для строительства должно отвечать следующим двум основным условиям. Оно должно быть изолированным, а здесь проходят две дороги и одна из них чрезвычайно загружена. Опасность облучения хотя и невелика, но все же существует.

Векслер покачал отрицательно головой и, перебивая Минца, стал доказывать, что никакой опасности облучения нет.

– Можно создать такую защиту, что за кольцо ускорителя не выскочит ни одна частица, – убеждал он Александра Львовича. А тот настаивал на своём:

– Помимо надёжной защиты и исключения всяких случайностей, вторым определяющим условием при выборе места строительства должно быть наличие надёжного источника энергии. Необходимо иметь бесперебойно действующую электростанцию, вырабатывающую энергию с постоянными параметрами. В окрестностях Москвы мы такого источника энергии не найдём. Его надо искать дальше.

Векслер тоже упорствовал:

– На канале Москва-Волга есть электростанция достаточной для нас мощности, мы могли бы к ней подключиться.

Вскоре мы поехали осматривать названную Векслером электростанцию.

– Вот рядом с ней можно было бы соорудить и ускоритель, – сказал Владимир Иосифович. – Площадка вполне достаточная по размерам, район тихий, ни дорог, ни больших населённых пунктов поблизости нет. Все ваши условия соблюдены, – и Векслер с улыбкой посмотрел на Минца.

Александр Львович, видимо, не разделял мнения Векслера. Это явствовало из его вопроса:

– А какой мощности электростанция нужна будет для вашего ускорителя, Владимир Иосифович?

Векслер назвал величину.

– А мощность этой электростанции какова?

– Её вполне хватит. Она почти на тысячу киловатт больше.

– Тысяча киловатт это не такой уже большой резерв, и если согласиться с таким предложением, тогда мы полностью ограничим возможности дальнейшего развития института, который вырастет на базе этого ускорителя. Одним словом, я считаю необходимым посмотреть другие площадки.

Векслер, видимо, внутренне согласился с Минцем и не стал возражать.

На этом закончился наш первый день поисков. Уже несколько позже они были продолжены Д.И. Блохинцевым, и место сооружения ускорителя было определено примерно в ста тридцати километрах от Москвы при впадении реки Дубны в Волгу.

На выбранной площадке находилась небольшая деревенька. Место удовлетворяло всем требованиям. Но две реки создавали большие трудности для строителей, потому что грунтовые воды были близко и возникала необходимость проведения больших дренажных работ.

Следует напомнить, что проектирование и строительство самого мощного в мире ускорителя происходило в стране, только что закончившей кровопролитную войну, в стране, которая должна была возрождать районы, опустошённые во время военных действий, восстанавливать промышленность, научные учреждения.

И вот в это тяжёлое время Советский Союз приступал к строительству самого мощного в мире ускорителя. Курчатов прекрасно понимал, что для дальнейшего развития ядерной физики необходимо создать солидную экспериментальную базу – без неё прогресс физической науки остановился бы. И, несмотря на то что для решения конкретной задачи по созданию ядерного оружия ускоритель не требовался, Курчатов все же настоял, чтобы создание ускорителя было включено в план первоочередных работ. Будущее показало, что он был прав.

Возведение этого сооружения вооружило советских физиков могучим средством экспериментирования и сразу же вывело их исследовательские работы на передний край науки. Энергия разгоняемых в нем ядерных частиц достигала 700 миллионов электрон-вольт.

Вскоре после введения в действие этого ускорителя началось проектирование, а затем и сооружение ещё более мощного – на энергию разгоняемых частиц в 10 миллиардов электрон-вольт. При этом возникало много сложнейших вопросов, решение которых очень часто трудно было найти. Курчатов лично вмешивался, когда создавались такие ситуации. Длительное время не находилось разумного решения одной из проблем, связанных с будущей работой на ускорителе. Все, что предлагалось, было очень сложным и затрудняло бы проведение экспериментальных работ. На одном из совещаний, когда обсуждался этот вопрос, один из участников предложил привлечь к работам двух крупных специалистов. Один из них великолепно знал одну часть проблемы, второй – другую. Но было хорошо известно также, что они настолько враждуют друг с другом, что их совместная работа невозможна. Раздавались голоса:

– Да они совершенно некоммуникабельны! Это же абсолютно несовместимые люди!

– И думать нечего. Это же все равно, что пытаться протон и антипротон удержать вместе. Кроме вспышки с выделением огромного количества брани, ничего не получится, – сказал один из присутствовавших.

– А может быть, все-таки попытаться? – предложил Курчатов. – Аналогии с протоном и антипротоном здесь не подходят – ведь они все-таки советские люди.

После совещания Игорь Васильевич подошёл ко мне и сказал:

– Давайте поступим так: одного пригласите вы, а другого – я. Я с ним приду к вам, когда у вас уже будет находиться первый.

Игорь Васильевич озорно улыбнулся.

«Что он задумал?» – начал было я ломать голову.

Но он раскрыл свой замысел сам.

– Я сведу их вместе у вас, будто бы они встретились невзначай, и поговорю с ними обоими сразу. Если бы я или вы пригласили их вместе, они могли бы и не прийти. А тут деваться им некуда будет. Нужна небольшая хитрость, – как бы оправдываясь в чем-то, с грустью проговорил Игорь Васильевич, и огоньки в его глазах потухли. – Давайте пригласим их на завтра в одиннадцать ноль-ноль. Если это время для них будет неприемлемым, тогда созвонимся и договоримся.

…Я пригласил одного из «трудных» людей и только стал объяснять ему, о чем бы мы хотели вместе с Курчатовым с ним поговорить, как дверь кабинета открылась и вошли двое. Курчатов поздоровался с нами, а его спутник что-то буркнул себе под нос и сел в дальний угол. Игорь Васильевич с места в карьер стал объяснять суть проблемы. Он остановился в центре комнаты и, обращаясь к двум враждующим специалистам, поворачивал голову то в сторону одного, то другого. С большой экспрессией он сказал:

– По общему нашему убеждению, проблему могли бы успешно решить вы вдвоём, объединив усилия. Нам также известно, что взаимоотношения у вас таковы, что я и слов не нахожу, как их назвать. Да это и сейчас видно!

В таком раздражении я Курчатова ещё не видел.

– Но я плевать хотел на ваши взаимоотношения, – заявил он. – Если вы порядочные люди, то будьте выше ваших личных симпатий и антипатий. Речь идёт о решении таких задач, перед значимостью которых должно отойти в сторону все личное. Ну, а если вы не люди, а дерьмо, то можете уходить. Такие нам не нужны.

Голос Курчатова гремел, глаза метали молнии. Наши посетители, казалось, окаменели.

– Я вам объяснил задачу. Мы можем её решить и без вас. Но путь решения, который нам приходит в голову, очень труден. Вот как он нам представляется. – Курчатов подошёл к доске и стал чертить схему. – Мы и сами понимаем, что это не то, что нам хотелось бы внести в проект.

Оба специалиста все время следили за каждым движением руки Курчатова. И вдруг один из них поднялся и заговорил:

– А зачем так, когда можно все сделать иначе. – Он подошёл к доске и стал рисовать другую схему. – Здесь я условно оставляю вот этот ромб – его надо раскрыть, – и, обращаясь к своему неприятелю, сказал: – Думаю, что Пётр Николаевич согласится со мной и вместо ромба нарисует конкретную схему.

Пётр Николаевич быстро поднялся со своего стула, подошёл к доске, взял кусок мела из рук стоящего у доски своего антипода и дружелюбно произнёс:

– В принципе вы правы, а эту часть схемы лучше всего, мне думается, осуществить так. – И он стал рисовать вместо ромба своё решение этой части.

Если бы в этот момент в комнату вошёл кто-то не посвящённый в отношения между этими двумя людьми, он не поверил бы, что глухая вражда долгое время разделяла их. И вот они стояли сейчас у чёрной доски, передавали друг другу кусок мела и мирно обменивались между собой короткими репликами. Шло деловое обсуждение интересной для обоих проблемы, и они старались помочь друг другу отыскать наилучший путь её решения.

Курчатов смотрел на них, взгляд его излучал радость.

Вскоре ускоритель был успешно сооружён и введён в действие.

В земных условиях стало возможным получать потоки заряженных ядерных частиц, которые до этого регистрировались только как пришельцы из космического пространства.

Перед окончанием работ по сооружению этого ускорителя Организацией Объединённых Наций в Женеве была созвана Международная конференция по мирному использованию атомной энергии. Туда прибыла большая группа советских учёных, в числе которых был и я. Мне было поручено прозондировать, как отнесутся руководители действовавшего в то время в Женеве Международного института ядерных исследований – ЦЕРНа к тому, чтобы советские учёные приняли участие в его работе. Я попросил В.И. Векслера, бывшего участником конференции, проехать в ЦЕРН и переговорить с руководителями института по этому вопросу.

Вернувшись из ЦЕРНа, Владимир Иосифович сообщил мне, что его миссия закончилась безуспешно. Руководящие деятели института сообщили ему, что приём новых членов в институт прекращён на пять лет. Только после окончания этого срока можно будет рассмотреть вопрос. В дни работы конференции, открывавшей, казалось, новые возможности для международного научного сотрудничества, этот акт был воспринят советскими учёными как холодный душ.

– Не хотят нас пускать! – было единодушное мнение наших физиков.

В этот день глава французской делегации Гастон Палевский устраивал приём. Приём был организован на борту парохода на Женевском озере.

После двадцатилетнего перерыва я впервые попал за границу. Я ещё хорошо помнил, как широко развивались научно-технические связи в двадцатых годах и даже в начале тридцатых. А теперь руководители западного научного коллектива не хотят идти на сотрудничество с нами. Почему?

На пароходе, когда мы плыли по озеру, я встретил академика Г.С. Наджакова из Болгарии и рассказал ему о том, что услышал от В.И. Векслера о поведении ЦЕРНа. И вот тогда у нас с ним и появилась мысль о создании своего исследовательского института по ядерной физике, института социалистических стран, и проведении в нем совместных исследований. К нам подошёл польский учёный, также принимавший участие в конференции. Он был такого же мнения.

Мы хотим сотрудничать. Западные учёные уклоняются от этого Ну, что же, как говорится, была бы честь предложена. У нас создана солидная экспериментальная база, мы можем и одни проводить исследовательские работы. В Дубне, где уже действуют мощные ускорители, можно будет собрать учёных социалистических стран и объединёнными усилиями создать исследовательский институт по ядерной физике.

Возникшая там, на Женевском озере, идея была вскоре реализована. В 1956 году был учреждён Объединённый институт ядерных исследований в Дубне, действующий в соответствии с Уставом, которым предусмотрено равноправие всех участников и принцип открытых дверей. Работы, выполненные в этом институте, рассылаются во все крупные научные центры Европы, Америки, Азии, Африки.

Объединённый институт ядерных исследований успешно действует, обогащая мировую науку своими открытиями. Установлены связи со многими научными центрами, в том числе с ЦЕРНом, который осознал важность и полезность научного сотрудничества. Между институтом в Дубне и ЦЕРНом в Женеве происходит обмен сотрудниками – работники ЦЕРНа часто появляются в стенах института в Дубне и принимают участие в его работах, а сотрудники дубненского института участвуют в совместных исследованиях в ЦЕРНе.

Мне часто приходится встречаться с учёными зарубежных стран. Они с удовлетворением отмечают благоприятные условия для проведения совместных исследований, сложившиеся в последние годы, и с сожалением вспоминают о потерянном времени, когда носители штандартов «холодной» войны. ставили всяческие препоны на путях международного научного сотрудничества.

Уже позже в исследованиях на ускорителе, сооружённом в Серпухове под Москвой, международное сотрудничество получило дальнейшее развитие и охватило не только область самих исследований, но также участие в оснащении ускорителя. Французские учёные смонтировали в Серпухове уникальную водородную камеру «Мирабель». Советские и французские учёные разработали обширную программу совместных исследований.

Но вернёмся к тем временам, когда решались проблемы, до сих пор находящиеся в центре внимания мировой общественности.