Не поминайте лихом!

Не поминайте лихом!

13 мая

В женской гимназии факт увольнения К-й прошел почти незаметно, т<ак> к<ак> директор заявил, чтобы бывшие на совете в мужской гимназии не оглашали происшедшего на совете как служебную тайну. Отношения же между учительской и класснодамской партией за последнее время как-то сгладились, и наступило то, что называется «худым миром». Не берусь судить, лучше ли он «доброй ссоры», как гласит поговорка, в моральном отношении, но в отношении практическом при нем, конечно, спокойнее, и нервы, не раздражаясь разными перепалками, дают по крайней мере возможность работать.

С ученицами же VIII класса отношения были совсем хорошие. За последнее время уроков на них, правда, находило совсем не деловое настроение. Весенняя погода и некоторое утомление оказывали свое влияние, и во время спрашивания часто было их трудно сдержать. Но я относился к этому более снисходительно, чем в течение года, и уроки всегда шли мирно. Наконец, подошли и последние дни занятий. Я проверил последнюю годовую работу восьмиклассниц — характеристику девочек, и еще раз убедился, что такая работа, близкая к жизни и отвечающая исконным интересам девушек как будущих матерей и воспитательниц, исполняется ими всего лучше. Почти все без исключения характеристики со стороны содержания были хороши, а некоторые даже прямо превосходны. Раздавая эти работы восьмиклассницам, я хотел некоторые из них прочесть всему классу, но первая же, у которой я просил разрешения на прочтение, запротестовала, заупрямилась, хотя была всегда раньше послушной и относилась ко мне вполне хорошо. Я был неприятно поражен этим, не стал даже и просить других и вместо чтения начал спрашивать урок по методике. Но это прошло без всяких дурных последствий, т<ак> к<ак> ученицы были, видимо, больше недовольны заупрямившейся С-вой, чем мной. Впрочем, и она после нескольких дней неловкости стала как будто снова относиться ко мне по-прежнему. Наступил, наконец, и последний учебный день — 8 апреля. Я пришел на урок в VIII класс — последний свой урок с этими ученицами, а может быть, и в женской гимназии вообще. Сначала я опять попросил разрешения прочесть характеристику С-вой. На этот раз она согласилась, и я прочел эту живую, интересную работу. За ней прочел еще одну характеристику, написанную нашей поэтессой, богато одаренной, искренней и живой И. С. Оставалось еще с полчаса, и я стал говорить. Напомнил о том, что и я, и они восемь лот назад вступили сюда в стены гимназии, и вот теперь, через какой-нибудь месяц, они расстанутся не только со мной, но и друг с другом, чтобы со многими никогда уже больше не встретиться. До сих пор, — говорил я, — у вас было много общего, гимназическая жизнь вас сближала; но теперь, по окончании гимназии, ваши жизненные пути разойдутся. Одни окажутся в аудиториях курсов, другие — в бедных сельских школах, третьи будут, может быть, выезжать на балы. И многим покажется тогда, что гимназия вам ничего не дала, что все, что вы учили здесь, неприменимо к жизни. Но такое впечатление только кажущееся. Правда, многое из того, что учили, вы позабудете потом, многое вам никогда не понадобится; но жизнь поможет вам сохранить наиболее существенное из того, что вы изучали, — сохранится, наконец, если не знание, то способность к умственной работе, известный умственный уровень, который отличает всякого интеллигентного человека. Стоит только вам сопоставить себя с девушками ваших же лет, но не прошедших систему женской школы, и вы увидите, что между вами большая разница, что гимназия, следовательно, не бесследно прошла для вас. И этот-то уровень интеллигентности, эти умственные запросы и благие стремления, которые внушали вам здесь, вы и должны сохранить в своей последующей жизни.

Если будете вы на курсах, помните, что они доступны для очень немногих и что годы учения там должны быть не годами развлечения, а годами труда, подготовки к жизни. Но и те, кто не попадет на курсы, пусть не сетуют на свою судьбу, потому что в какой-нибудь сельской школе интеллигентный работник еще более нужен, чем в столицах, и какая-нибудь учительница, прошедшая только гимназию, часто бывает гораздо интеллигентнее и полезнее для окружающей среды, чем ее более образованная сестра. Вспомнил я также, что, вступая сюда восемь лет назад, я застал здесь еще отголоски бывшего перед тем общественного движения, когда и среди учащихся были живы общественные интересы, когда ученицы VIII класса устраивали кружки, издавали журнал и т.п. Потом наступили годы реакции, когда общественные интересы заглохли, когда каждый замкнулся в свою личную жизнь и из-за неудач в этой личной жизни готов был пустить себе пулю в лоб. Но эти годы, видимо, прошли. Война снова всколыхнула всю Россию. Все почувствовали себя детьми своей родины, частичками великого целого. Общественный, гражданский интерес снова пробудился, и они, гимназистки, уже на школьной скамье немало работали, чтобы помочь родине в ее борьбе, чтобы облегчать долю страдающих братьев. Пусть же эти впечатления будут живы и впредь, пусть они помнят, что родина нуждается в нашей помощи не только в военное, но и в мирное время; пусть не забывают они, что не только в таких грандиозных событиях, как битва, можно проявить себя гражданином, но и в мирной работе в какой-нибудь школе. В заключение же, вспоминая о тех добрых отношениях, которые я встречал как со стороны этого последнего выпуска, так и со стороны предыдущих, я в лице присутствовавших от души поблагодарил за доброе отношение ко мне своих бывших учениц. «Не поминайте же лихом!» — закончил я и, низко поклонившись, вышел из класса.