Проблема «кухаркиных детей»

Проблема «кухаркиных детей»

26 апреля

Директор мужской гимназии Н-в, являясь противником проникновения в среднюю школу «кухаркиных детей», открыто выражает эту свою тенденцию и, донимая своих учеников, разоряет непроизводительными расходами, старается выжить из гимназии всех менее обеспеченных учеников. На днях к одному из них приехала мать, простая крестьянка. Ученик был на уроке, и вызвать его, конечно, не разрешили. Директор же, узнав, кто она такая, стал разговаривать с ней; причем упрекал ее за то, что она сдала сынка в гимназию, говоря, что здесь ему не место и что, по ее состоянию, достаточно бы сдать его в городское училище. Бедная женщина, конечно, была смущена такими рассуждениями. А как должно это отозваться на самочувствии самого ученика? В разговоре со мной Н-в также выражал свое недовольство демократическим составом учениц гимназии, развивая ту мысль, что дети из неинтеллигентных сомой неспособны к какой-либо культуре. А с каким презрением он изрекал иногда, в бытность свою у нас в гимназии, при рассмотрении прошения какого-то бедного родителя: «Ответьте этому мещанину…». С такой точки зрения вся деятельность разных благотворительных обществ, помогающих учащимся действительно, не что иное как преступление. Ведь задача их в том и состоит, чтобы поддержать демократический элемент средне-учебных заведений. Долго ли будет еще держаться этот взгляд на культуру как на дело чисто барское?

27 апреля

Местные «союзники», со вступлением в их число такого энергичного деятеля, как Б-ский, почувствовали себя смелее и ударились в активную, даже боевую политику. На днях председатель родительского комитета Л-ский, избранный в городские головы, получил анонимное письмо от какой-то местной «народной расправы», угрожающее ему и сто имуществу «судом Линча», если он не откажется от звания городского головы.

Теперь того же остается ждать и нам, педагогам, против которых наш председатель ведет и устно и через печать самую возмутительную травлю.

28 апреля

Экзамены теперь в полном ходу, но только в VII и VIII классах. В остальных же классах идет еще учение. С наибольшей охотой занимаюсь я в V классе. Тяжелый инцидент с А-вой теперь уже сгладился, и сама она относится ко мне, по-видимому, без всякой враждебности. Остальные же ученицы и раньше относились ко мне хорошо. Но особенно оживляют наши уроки несколько бойких и умных девочек, которые — благодаря той слабой дисциплине, которая царит у меня в этом классе, — чувствуют себя свободно, не выходя, впрочем, из границ благопристойности. Составляем характеристику какого-нибудь литературного героя. Одна ученица «отвечает» и указывает его характерные черты. Другие (чаще всего З-на) возражают с мест, что той или другой черты у него нет. Я обращаюсь к оппонентке и прошу изложить, почему она не соглашается с той характеристикой, какая дается. Та приводит свои доказательства. Другие ей возражают. Я прошу не говорить голословно и тоже доказать свое положение. Происходят небольшие трения. Урок оживляется. Начинает работать самостоятельная мысль. Ученицы привыкают публично высказываться и доказывать свои мысли. Таким образом, сами ученицы содействуют тому, что складывается некоторое подобие литературных бесед, ввести которые я уже давно собираюсь. Если я останусь здесь и на будущий год, надо будет воспользоваться подходящим составом класса и осуществить такие беседы в какой-нибудь более упорядоченной форме. Но при всех таких опытах, конечно, необходимо, чтобы за плечами не стояло такого «начальника», как наш Б-ский, стремящийся только «тащить и не пущать».

29 апреля

Сегодня у нас в городе был «праздник белого цветка». В нашей гимназии продавщицы беспрепятственно продавали цветки, т<ак> к<ак> Б-ского не было (он и Ч-ва опять не ходят). Когда же пришли продавать в мужскую гимназию, директор Н-в не пустил их, заявив: «Все это глупости! Я никакого предписания начальства об этом не получал».

1 мая

Учительница Ч-ва опять не ходит в гимназию, и занятия в приготовительных классах совсем стали. А между тем девочкам придется держать конкурсный экзамен для поступления в I класс. Но на это наш председатель, конечно, не обращает внимания и, наоборот, восхваляет Ч-ву в своих корреспонденциях. Сам он тоже то и дело попускает свои уроки. А придя в класс, или занимается сыском относительно преподавания других предметов, или молча сидит, погрузившись в какие-то думы, а когда ученицы, не выдержав, начинают разговаривать между собой, Б-ский обрушивается на них за нарушение дисциплины. Самые занятия его по французскому языку настолько успешны, что ученицы сами сознаются, что в этот год они не только ничего не приобрели, но и позабыли то, что знали раньше (например, в VI классе в прошлом году грамматику проходили на французском языке, а в VII ныне Б-ский занимается исключительно по-русски). Но зато сегодня, придя после нескольких дней «лодырничанья» в гимназию, Б-ский обрушился не на тех, кто пропускает уроки, а на тех, кто давал дополнительные уроки. Строго допросил и меня, не делаю ли я добавочных уроков. Какое преступление, подумаешь!

2 мая

В VII классе был экзамен закона Божьего — первый устный экзамен в присутствии Б-ского. Желая показать свои знания, он не раз вмешивался в спрашивание, задавая, например, вопросы о том, как зовут по именам разных нечистых духов. При выводе баллов оказалось, что он систематически всем понижал балл, за исключением… своей поклонницы В-ской, которой поставил 4, тогда как по отзыву остальных экзаменаторов она едва отвечала на 3. Такое же «беспристрастие» он проявляет и в других случаях. Например, в своих французских работах он наставил всем хороших баллов, выдавая почти все ошибки за «описки». Посмотрим, как он отнесется к работам, например, моих учениц.

Занятия теперь идут у меня только в VI и V классах. Но жара в классе утомляет и учителей, и учениц. А за стенами гимназии так хорошо! Свежая весенняя зелень, первые цветы, первые пароходы! Само собой разумеется, что все наши сентиментализмы и романтизмы на ум не идут. Но в VI и V классах атмосфера все-таки разная. В VI я как-то не могу сдержаться и часто перехожу в раздражительный тон. В V же классе хотя и часто делаешь замечания, но все идет в мирном тоне. Сегодня чуть было не вышел в этом классе инцидент.

После урока я стал разговаривать с ученицами, которые тесной толпой окружили меня. Стоящие в задних рядах начали шалить, бросать бумажки, и одна из них попала мне в голову. Стоявшая тут же классная дама вмешалась тогда в это дело, и после ее окрика шалости прекратились. Началось расследование. Классная дама потребовала выдать виновных, угрожая в противном случае сбавить балл за поведение всему классу. Виновные назвались. Начальница сделала им нотацию и послала ко мне извиняться. Я же лично против этих трех девочек ничего не имел, да и они относились всегда ко мне хорошо. Никакого злого умысла с их стороны, конечно, не было. Поэтому я от души их извинил. Тем дело и ограничилось.

3 мая

В город приехал архиерей. При представлении ему нашего законоучителя П., архиерей в присутствии многих посторонних сказал ему: «В Вашем лице я вижу старца, а мысли-то у Вас молодые». Этот намек, очевидно на его либеральные взгляды, является, вероятно, плодом доносов нашего Б-ского или его корреспонденций в черносотенных газетах. А архиерей, видимо, почитатель их. Еще недавно был нашим законоучителем, равно как и всеми священниками получен циркуляр, гласивший, что духовенство должно быть в курсе политических дел, но при этом следует ознакомляться с ними только в соответствующем освещении, а потому предписывается всему духовенству выписать местные черносотенные газетки, позаимствовав для этого церковные средства. Придется, значит, и гимназии выписывать эти органы человеконенавистничества, т. е. поддерживать ту самую прессу, где нас бранят чуть не площадной бранью и где на каждом шагу заведомо клевещут на нас.

4 мая

Сегодня был «бенефис» самого Б-ского: восьмиклассницы держали экзамен по французскому языку. Экзамен был, как говорят, прямо позорный. Сам Б-ский, не желая показать своего невежества, все время молчал, как будто экзамен был вовсе не его. Спрашивали только учительница французского языка в младших классах и начальница. Вся экзаменационная работа учениц состояла в том, что они переводили одну и ту же статью, причем одна начала, а другие продолжали. Таким образом, даже без всякой подготовки и без всякого знания французского языка они, подготовляясь друг за другом по каким-нибудь «шпаргалкам», могли на память, как попугаи, сделать «перевод». Так, наверно, и было, потому что, когда у них спрашивали разбор и особенно грамматику, ученицы обнаруживали полное невежество и не могли ответить на такие вопросы, которые во II и III классах считаются элементарными. Когда же начали выводить баллы, то оказалось, что Б-ский, желая поддержать свой престиж как преподавателя, наставил, несмотря на такие ответы, хороших баллов, причем у него оказались пятерки даже тем, кому остальные поставили по двойке. Выводил впрочем он не свои баллы, как собирался делать, а среднеарифметические. Ревизор, которому я изложил его претензии, все-таки «разъяснил» его.

6 мая

Сегодня было традиционное майское гулянье гимназисток. Ходили в ближайший лес, за город, все классы, кроме выпускных (которым теперь не до того). Веселую картину представляли группы гимназисток, разодетых в разноцветные платьица и рассыпавшихся по зеленой траве, как живой цветник. Все были настроены весело, непринужденно. Нас, педагогов, нарасхват (буквально!) приглашали «в гости» то к тому, то к другому классу, которые сидели отдельными кучками под тенью какой-нибудь сосны или березы. Были и игры, и танцы под аккомпанемент мандолины. Я почти все время на этот раз был с пятиклассницами, которые всего больше и приглашали меня идти на гулянье. Шестиклассницы же были как-то особняком. Сначала звали меня, потом куда-то исчезали, и у них «в гостях», кажется, так никто и не побывал, на что они выражали потом свои претензии. Председатель Б-ский и его «приспешницы» В-ва и Ч-ва, конечно, отсутствовали, неуклонно «бойкотируя» гимназию. Но это было и к лучшему, так как без этих шпионов дышалось гораздо свободнее. Опять, как и в прошлом году, играли в мнения (с V классом). На этот раз мнения обо мне оказались довольно благоприятными. Одна высказалась, между прочим, что я «люблю сердиться, но скоро прощаю», другая же заметила, что, по ее мнению, я не из таких, чтобы прощать. Подробностей последнего мнения, к сожалению, выяснить не удалось, а было бы интересно. Зашел как-то разговор и о баллах, причем одна из наиболее симпатичных для меня пятиклассниц В. С. выразила неудовольствие, что ей за отказ не во время я поставил единицу, а другой ученице Ш-вой при таких же условиях ничего не поставил. Действительно, следовало бы поставить и той, но эта болезненная девочка стояла с таким видом, что того и гляди заплачет, и я «пощадил» ее. Ученицы же, оказывается, следят за каждым шагом с точки зрения справедливости (как они ее понимают).

Недавно был и другой аналогичный случай. При поправке сочинений V класса я, строго требуя исправления предыдущих работ, одной ученице сбавил балл за отсутствие исправлений, а другой, у которой исправлений тоже не было, балла не сбавил, т<ак> к<ак> она пишет почти без ошибок, и требовать от нее исправлений мне казалось излишним педантизмом. Но потом, после раздачи сочинений, эта же последняя ученица и указала мне на то, что я допустил несправедливость. Пришлось потребовать исправления от обеих, а потом, когда представила исправления и первая, повысить ей балл.

Вообще в этом отношении нашему брату надо быть очень и очень чутким. И, пожалуй, лучше погрешить несколько педантизмом, чем дать повод называть себя несправедливым или пристрастным.

7 мая

Был первый у меня устный экзамен — педагогика в VIII классе. Сидел на экзамене и «мой друг» Б-ский, но сидел молча, не задавая ни одного вопроса. А при выводе баллов, хотя и оказалось, что он почти всем занижал, но вывод делал арифметический из всех баллов, получив, очевидно, на этот счет надлежащее разъяснение из округа. Сдавали ученицы хорошо, даже лучше, чем в прошлом году. Из 29 учениц ни у одной не вышло в среднем даже тройки, а все четверки и пятерки.

Относительно Б-ского открываются новые факты, освещающие его и как частного человека с весьма несимпатичной стороны. Оказалось, что он женат (хотя тщательнее скрывал это), но оказался настолько «хорошим» семьянином, что жена не стала с ним жить, а теперь у них идет дело по суду. Оказалось также, что он не платит своих долгов, хотя и пьет ликеры и шампанское, и теперь один из кредиторов предъявил уже исполнительный лист на его жалование.

Я со своей стороны тоже хочу расквитаться с ним за ту травлю, которую он поднял против меня в черносотенной прессе. Собрав некоторые доказательства того, что автором статей и в «Русском знамени», и «Стреле» является сам Б-ский, я послал сегодня заявление бывшему ревизором здесь окружному инспектору с просьбой привлечь Б-ского к законной ответственности, а против самих газет намереваюсь возбудить судебное преследование в частном порядке. Доколе, в самом деле, эта шайка будет измываться над нами?

8 мая

Председатель Б-ский эти дни довольно корректен с нами. Вероятно, опять устроил какую-нибудь пакость: написал либо донос, либо корреспонденцию. У него любезностью всегда прикрываются какие-нибудь подлости. И теперь тоже он что-то подкапывается под меня, но — по обыкновению — окольными путями. Когда я пришел сегодня в VI класс, ученицы обратились ко мне с вопросом, как обратить выражение «человек купил лошадь» в страдательный залог. Я, конечно, сказал: «Лошадь куплена человеком». Тогда ученицы, смеясь, рассказали мне, что когда они сегодня на уроке французского языка сказали так, то Б-ский не согласился, но не сказал, как будет по его мнению и оставил их в недоумении. Такое невежество в области родного языка даже и ученицам бросается в глаза. И этот-то господин призван контролировать всех нас, а в области русского языка считает себя даже «специалистом». Не меньшую «образованность» проявил он на сегодняшнем французском уроке в VI классе и в области преподавания литературы, спросив учениц, по Саводнику или нет проходят они иностранную литературу. Это опять вызвало у учениц самые нелестные для него комментарии, т<ак> к<ак> учебник Саводника исключительно по русской литературе. Но спрашивал он, конечно, не без цели. Опять, вероятно, подготовляет материал для какого-нибудь доноса.

В V классе сегодня составляли характеристику Катерины (из «Грозы»). Среди учениц все время почти шли споры относительно разных черт ее характера, а мне приходилось только регулировать эти прения, высказывая иногда и свое мнение. В заключение я посоветовал особенно горячо спорившим ученицам З-ной и Б-ной почитать критические статьи о Катерине. При этом оказалось, что З-на уже читала «Луч света» Добролюбова, что, видимо, и повлияло на ее взгляды. Я посоветовал ей тогда для освещения вопроса с другой стороны прочесть статью Писарева. После таких споров стремление разобраться в вопросе и интерес к критическим статьям может, конечно, развиваться больше. А это уже большой плюс.

Под конец учебного года утомление заметно уже дает себя знать. Теперь работы не так уж много, но и за нее очень трудно браться. Появляется какая-то лень, дело идет вяло, медленно, внимание отвлекается в сторону. Вполне понятно становится, что такое же состояние бывает иногда и у учениц. А им теперь, под конец учебного года, когда силы и так уже порастрачены, приходится особенно напрягать их, готовясь к экзаменам и волнуясь при ответах.

10 мая

Сегодня были последние уроки в V и VI классах. Повторяли старое, исправлялись на высшие баллы. В VI вышло 6 двоек за год, а в V — две. Но расстались с обоими классами вполне мирно. Так же мирно (как это ни удивительно) прошел у нас вечером педагогический совет.

11 мая

Прошел и устный экзамен у моих специалисток — словесниц. Б-ский, уже заранее заявивший мне, что он, будучи учителем словесности, — проходил Некрасова, только его одного, видимо, и знает, т<ак> к<ак> все вопросы, задававшиеся им, были исключительно из стихотворений Некрасова, хотя ученицы сдавали, сверх того, и Герцена, и Л. Толстого, и Достоевского. За устные ответы и за сочинение Б-ский баллы систематически всем понижал (некоторым за сочинения, оцененные четырьмя другими экзаменаторами баллом 5, он поставил даже 3– и 3=, ни словом не мотивировав это понижение). Но при выводе среднего балла вопрос решался по большинству, и так как остальные все были солидарны, то его баллы оставались ни при чем. Поэтому в результате отметки оказались даже значительно выше годовых. Из девяти специалисток ни у одной не вышло тройки: трое получили по 5 и шестеро по 4. В заключение, прочитавши им баллы, я поздравил их с окончанием курса, так как у семи из них (не имеющих других специальностей) все экзамены уже кончены.

П-ной, подавшей вместо экзаменационного сочинения почти чистый лист, даже Б-ский поставил единицу. Теперь, когда она воочию показала еще раз свои знания, остается уволить ее по малоуспешности (в других гимназиях даже и с годовой двойкой не допускают, а П-на была допущена). Но ее покровителю Б-скому этого, видимо, не хочется, т<ак> к<ак> провал на экзамене подтвердил справедливость моей оценки. Поэтому, когда на последнем совете поднялся вопрос с П-ной, председатель замял его, а на следующий день, очевидно по его указанию, отец П-ной подал прошение об увольнении его дочери, так чтобы она была уволена не по безуспешности, а по желанию родителей, как не державшая экзаменов. И Б-скому так хотелось осуществить эту комбинацию, что во время экзамена словесности в VIII классе, он вместо того, чтобы слушать ответы учениц, все время толковал об этом свидетельстве то с начальницей, то с ее секретарем, уводил их в другую комнату и т. д. Одним словом, ясно показал, что П-на для него важнее всех экзаменов и всех учениц.

13 мая

Я всегда был того мнения, что излишняя снисходительность только вредит в учебном деле. И с каждым годом это для меня становится очевиднее. Я помню, с какими натяжками вытянули в прошлом году из VII класса некую В-ву, ничего не смыслившую по всем отделам математики. И что же? Когда мне пришлось заниматься с ней по методике арифметики, то оказалось, что она не в состоянии постигнуть и этого предмета, т<ак> к<ак> благодаря снисходительности окончила 7 классов, совсем не усвоив математики. За весь год у нее был по методике арифметики только один удовлетворительный балл, а за все остальные ответы, и устные, и письменные, и за репетицию, были двойки. За год поставил, однако, с натяжкой 3. А на письменном экзамене она написала опять таких нелепостей, что вполне можно было поставить 2. Но т<ак> к<ак> устного экзамена по этому предмету нет и двойка имела бы для нее роковое значение, то я поставил все-таки 3–. Так и кончила девица с полным невежеством в области математики. Но будь бы преподаватели к ней построже, и ей волей-неволей пришлось бы подтянуться, хотя бы даже и с помощью репетиторов (т<ак> к<ак> родители ее — люди вполне обеспеченные).

15 мая

Б-ский продолжает самодурствовать. Внушения, данного ему ревизором, хватит ненадолго. Да такого субъекта, действительно, только могила исправит. Понижал всем баллы за сочинения по словесности и, ничем не мотивируя это, он — при выводе среднего балла — считался все-таки и с баллами других. Но теперь дошла очередь до математики, и он проявил себя еще лучше. Он понизил баллы не только за арифметические работы, но даже и за алгебраические. И при том как? Лучшей математичке в классе, которой оба специалиста-математика поставили 5, Б-ский «влепил» 2, хотя ни одной лишней ошибки не указал и, по обыкновению, оценки своей ничем не мотивировал. И в результате при четырех пятерках и своей двойке вывел четыре; но четыре же вывел и другой ученице — при четырех четверках и своей двойке. Вот человек, не признающий ни логики, ни арифметики!

16 мая

Начались переводные экзамены во всех классах. А ученицы-то все мечтали ныне о каком-то манифесте, который освободит их от переводных экзаменов по случаю юбилея!

Проверяли работы четвероклассниц по русскому языку, которому ныне обучила их фаворитка Б-ского классная дама В-ва. И что же оказалось? Она напропускала в диктовке по крайней мере половину ошибок и наставила ученицам высоких баллов, видимо, стремясь создать дутую успешность. Пришлось отметить все пропущенные ею ошибки (по две и больше грубых ошибок в каждой работе) и понизить баллы чуть не всем. Теперь у В-вой будет зато лишний повод агитировать против меня и характеризовать меня перед ученицами как виновника их провала. А что же я буду делать с безграмотными ученицами в V классе, когда теперь предъявляются к орфографии такие строгие требования? В старших классах заниматься орфографией некогда: при том числе уроков, какое отводится на словесность, едва успеваешь и литературу-то пройти (и то в меньшем объеме, чем в мужских учебных заведениях). Перешедшие в V класс безграмотными такими же и остаются. А на меня летят доносы в округ и корреспонденции в черносотенные газеты, издевающиеся над слабой орфографией моих учениц. Чем же я виноват, когда в младшие классы садят таких «педагогов», как В-ва, которые ни к чему не способны, кроме «подхалимства»? А попробуй оставить из-за безграмотности хотя бы треть класса, какие вопли подымут тогда на меня почтенные родители!

17 мая

На гимназию свалился новый сюрприз. Пришла циркулярная бумага от попечителя, по которой закрываются приготовительные классы по всем гимназиям нашего округа. Мотивируется это тем, что благодаря приготовительным классам бывает очень большой наплыв учениц в первый класс, что вызывает переполнение классов или требует открытия параллелей. А так как наше начальство стремится к тому, чтобы число учащихся было как можно меньше, то оно и додумалось до такой меры. Но цель эта, конечно, не будет достигнута такой мерой, т<ак> к<ак> родители, отдававшие дочерей в приготовительные классы (т. е. люди более состоятельные), все равно не оставят своих дочерей неучами, будут так или иначе готовить их и опять сдавать в первый класс. Но, издавая это распоряжение, окружное начальство не подумало, что приготовительные классы при гимназиях с VIII классом играют роль образцовой школы, где восьмиклассницы практикуются в деле обучения. Что же получится теперь, когда этих классов не будет? Хождение по чужим школам сопряжено с лишней потерей времени и со многими другими неудобствами. Придется, значит, сократить и число уроков по начальному обучению, что должно вредно отозваться на педагогической подготовке восьмиклассниц. Неужели окружное начальство столько же смыслит в этом деле, сколько наш Б-ский, который сегодня заявил мне, что в начальном обучении восьмиклассницам совсем незачем практиковаться? Остается тогда закрыть заодно и восьмой класс!

18 мая

До чего мы, педагога, запуганы! За последнее время пошли слухи, что приедет попечитель с окружным инспектором. И вот маленькому сыну одной учительницы показалось, что по улице шел окружной инспектор. Слух разнесся по гимназии, и некоторые из педагогов, опасаясь «как бы чего не вышло», устремились по домам, чтобы принять более парадный вид. Но тревога оказалась ложной… А нас выставляют еще как каких-то революционеров!

19 мая

Проверяю экзаменационные работы своих шестиклассниц и пятиклассниц. Написавшим неудовлетворительно придется сдавать повторный устный экзамен. Этого требуют министерские правила, которые сами таким образом культивируют безграмотность, которую потом сваливают на нашу голову. В самом деле, если ученица пишет плохо, разве поможет ей устный экзамен? И не полезнее ли было бы для нее назначить ей письменный же экзамен на осень. Вместо этого мы всех «двоешниц» должны экзаменовать устно и, если они получат хотя бы 4 (что совсем не трудно), они, не умея писать больше, чем на 2, механически переводятся в следующий класс, т<ак> к<ак> в среднем получается 3, т.е. переводной балл. А начальство потом удивляется и возмущается, что в старших классах могут оказаться малограмотные ученицы.

Ввиду этих строгих требований к орфографии, которые теперь предъявляются, приходится за орфографические ошибки сильно понижать балл (тем более что нынешние работы пойдут на просмотр не только Б-скому, но и в округ). А между тем родители и репетиторы, которые теперь осаждают меня, справляясь об отметках своих питомцев, готовы счесть всякий плохой балл за личное оскорбление, воображая, должно быть, что мы можем поставить, сколько хотим. Сегодня, например, одна мамаша, узнав, что я поставил ее дочери 3– (она и вообще-то учится у меня или на тройки, или на двойки), осталась недовольна, и, не видав самой работы, не зная и общих требований, предъявляемых к ним, стала настаивать на своем — чтобы я зачеркнул хотя минус. «Хоть ради меня это сделайте!» — мотивировала она.

Бывает иногда, к сожалению, и еще хуже. Сегодня газета сообщает, что в соседнем городе одна ученица VII класса, узнав, что ей за за сочинение по словесности 2, перерезала себе кровеносные сосуды… Ученица, как пишут, бедная, и, по-видимому, едва ли могла лучше учиться. Но виноват ли в этом и учитель? Я лично знаю его как человека порядочного и благожелательного к учащимся. И такие трагедии каждый день висят над нашей головой — трагедии, предотвратить которые не в нашей власти.

Свалилась гора с плеч! Прошел самый трудный из моих устных экзаменов словесности в VII классе, и прошел притом хорошо. Несмотря на присутствие Б-ского, который спрашивал очень многих учениц и почти веем понижал баллы, результаты получились отрадные: баллы получились выше годовых; вместо одной пятерки вышли пятерки у четверых, никто не провалился, и даже троек получилось в общем выводе только девять (из 32-х учениц). И я, и ученицы были довольны. Особенно приятно было, что Ю-ва, провалившаяся в прошлом году на словесности, ныне в среднем выводе получила пять.

Вечером заходил ко мне словесник из реального училища узнать баллы двум шестиклассницам, с которыми он занимался как репетитор. Оказалось, что обе они получили по два и должны будут сдавать устный экзамен. Прощаясь, этот педагог, которого притом намечают к нам в председатели вместо Б-ского, попросил, чтобы я «поддержал» их на устных экзаменах. Этак, пожалуй, опять наживешь себе врага!

21 мая

С 9 ч. утра и до 8 ч. вечера сидел на экзамене по русскому языку, т. е. у учениц, которые переходят от фаворитки Б-ского — В-вой ко мне. Отвечали из рук вон плохо, хотя спрашивали только по одному билету. За диктовку вышло тоже много двоек, т<ак> к<ак> В-ва, напропускавшая в некоторых работах по 14 грубых ошибок, со своими высокими баллами осталась в меньшинстве. В результате из 54 учениц В-вой у 22-х в среднем выводе вышли двойки, т. е. будет дана осенняя переэкзаменовка. Тогда как из 22-х экстернов (которых спрашивали по всей программе и у которых не было для поддержки годовых баллов) двойки получили только четверо. Это был настоящий скандал для В-вой как для учительницы. А она, в подтверждение собственной грамотности, приложила еще к делам собственноручно написанную и подписанную ей программу, где слово «местоимение» все время изображается через два «?». Для учениц, конечно, такой провал неприятен. И В-ва уже занялась сваливанием с больной головы на здоровую, т. е. агитацией прежде всего против меня. Она не только сказала ученицам те баллы, которые поставила им сама (т. е. баллы более высокие), но даже показывала им письменные работы, чтобы те видели, кто понизил им балл. И теперь, конечно, как ученицы, так и родители в претензии на меня. Но как же я мог им не понижать, когда она пропускала иногда по целому десятку грубых ошибок?

22 мая

Проверка работ V и VI классов окончилась. Но результаты получились какие-то странные. VI класс, который шел у меня хуже, исполнил работу лучше (6 двоек), а V класс, что называется, отличился: из 39 учениц у 17-ти оказались двойки. Объясняется это, по всей вероятности, тем, что в VI классе была более легкая тема («Характер Молчалина»), чем в V («Сравнительная характеристика Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны»), что всегда отражается и на орфографии. Притом и самые сочинения пятиклассниц больше по объему, следовательно, и ошибок пропорционально должно быть больше. Возможно также, что повлияло и то, что в VI классе наиболее слабый элемент (6 учениц) к экзаменам не был допущен, в V же осенняя переэкзаменовка назначена только двоим. Интересно, не отразились ли на успешности пятиклассниц и те занятия орфографией, которые я ввел у них за последнее время (повторение правил, списывание, диктовки). К сожалению, этого в точности выяснить невозможно.

Но зато среди работ шестиклассниц нашлось два сочинения, буквально списанных из учебника Саводника. Вчера приходила мать одной из этих учениц, спрашивая, что ей за это будет, и опасаясь, чтобы Б-ский не поднял вопрос об ее исключении, т<ак> к<ак> она еврейка, а он, как союзник, является юдофобом. Насчет исключения я ее успокоил, но т<ак> к<ак> за работу поставлено 2, то будет дан повторный устный экзамен, в крайнем же случае осенняя переэкзаменовка. Сегодня заходила ко мне и сама ученица. В противоположность матери, которая стыдится поступка дочери, сама ученица, стоя на точке зрения школьной морали, не видит в списывании ничего позорного и сожалеет только, что «шпаргалка», которой она воспользовалась, списана с учебника, отчего ее «преступление» и оказалось возможным так легко открыть.