О нелюбви к школе и о других неприятных вещах
О нелюбви к школе и о других неприятных вещах
С самого первого класса! не приемлю школу. Не скажу «ненавижу», ибо ненависть – слишком возвышенное, романтическое чувство. А школа – рутина и тоска.
Но так заведено, все туда ходят, по-другому не бывает. Только инвалиды сидят дома, и порой я даже мечтала стать инвалидом, чтобы не ходить больше в школу: не слышать, как учитель называет мою фамилию, которую я безумно стесняюсь, не слышать запахов физического и химического кабинета, от которых меня мутит, не слышать скучнейшего: «Кто хочет рассказать о положительных (отрицательных) героях в романе…», или: «Кто хочет решить уравнение на доске?» Или: «Сегодня тема: девятнадцатый съезд компартии…» Боже мой, Боже мой, какой несусветной мурой забивают нам головы! Да, порой хотелось стать инвалидом. Я думала: была бы я совсем немая, не ходила бы в школу.
Но… но это означало бы сидение дома, а дома – та же рутина и тоска. И если в школе ещё можно укрыться на последней парте у окна, забиться в самый дальний уголок и, пока не вызовут, думать свои мысли и писать стихи, то дома… Дома не спрятаться от всевидящего бабушкиного ока! «Я тебя вижу, как облупленную!» – говорит она мне частенько, и я от этого её заявления впадаю в жесточайшую тоску. Иногда начинаю кричать, или плакать, или, закусив губу, смотрю в потолок и молчу.
«Как партизанка!» – говорят домашние. И это я принимаю, почти как похвалу. Да, если мне удаётся не закричать и не заплакать, я считаю, что я победила. Но после таких побед что-то болит и долго ноет внутри…
Мама говорит не так грубо, но от её слов становится ещё страшнее. Она говорит: «Я тебя вижу насквозь!» – и мне становится зябко, как в рентгеновском кабинете. Да, чувствовать себя в родном доме – как на рентгене – жутковато…
Одного не могу понять: если они так хорошо видели меня, отчего же они не разглядели того, что было у меня внутри? А внутри было одно-единственное желание: ЛЮБВИ. Я хотела, чтобы меня любили. Хотелось тепла и понимания. Хотелось, чтобы меня принимали – такую, какая я есть: молчаливую и часто угрюмую, мучительно спотыкающуюся на каждом слове. А то и просто молчащую в ответ.
«Ты что, считаешь, что мы к тебе плохо относимся?!» – порой грозно или язвительно (по обстоятельствам) спрашивала меня мама. Я в ответ молчу. «Ты чего молчишь, как на допросе?» – сразу, с пол-оборота, заводится бабушка. Я – молчу. «Да ладно, оставь её, ты же видишь, она уже набычилась, – говорит раздражённо мама. – От такой разве благодарности дождёшься?»