Разве можно отсюда уехать?
Разве можно отсюда уехать?
Возвращаюсь домой и застаю маму и Фёдора бурно спорящими. Оказывается, Фёдору предложили командировку в Германию – на целых два года. Ужас!
– Я – не поеду, – говорю тихо, но твёрдо.
– Видишь, видишь! И ребёнок не хочет! – воскликнула обрадовано мама.
– Как это ты не поедешь? – спросил Фёдор строго. – Что значит не поедешь? Как родители решат – так и будет.
– Не поеду – и всё! – повторяю тихо, но твёрдо, а в горле уже закипают слёзы. – Езжайте сами. Втроём. Или вдвоём. Как хотите. А мы с бабушкой здесь останемся. С бабушкой и с Лёлей.
– Ишь ты! Как быстро за всех решила! – удивился Фёдор и мне показалось, что в его голосе послышалось плохо скрываемое одобрение. – А какие у тебя аргументы против?
Разве могла я им сказать свой главный аргумент?! Но у меня были и другие, тоже весомые:
– Я не хочу бросать Лёлю. Это нечестно. Она только что к нам приехала, а мы возьмём и бросим её.
– Лёля взрослый самостоятельный человек.
– Я люблю её, мы подружились.
– Будете переписываться.
– Но это же совсем не то!… И ещё: я не хочу бросать наш город.
Я действительно не могла себе представить, что мы возьмём вот так и бросим НАШ город, который мы ещё не достроили (смешно, но я думала именно так: МЫ еще не достроили). Бросим нашу степь, курган, друзей… Но самое ужасное – мне придётся бросить музыкальную школу. У меня это в голове не укладывалось!
Мы уже столько раз всё бросали, и в прежние времена любопытство к новизне у меня пересиливало всё остальное, но сейчас я всем своим существом чувствовала: НЕ МОГУ. И мама тоже так чувствовала. Мы обе плакали…
– Ведь через два года мы вернёмся сюда, – говорил, обескураженный нашими слезами, Фёдор.
– Но ведь тут уже всё будет другое! – кричала я – И зачем мы туда поедем? И где мы там будем жить?…
– В маленьком закрытом городке для русских.
– Это же как в концлагере! – кричала я.
– Ну, ты, Елена, загнула!
– Езжайте сами, если хотите! Езжайте!
– Да я вовсе не хочу! – кричала мама. – На два года бросить Родину – и из-за чего? Из-за денег?! А с кем мы там будем общаться?
– Ну, там же живут наши люди, советские специалисты, – говорил Фёдор.
– Совсем узкий круг, в котором можно сойти с ума! – плакала мама, как будто уже побывала там и знает, как сходят с ума в узком кругу специалистов.
– А главное, чем я там буду заниматься? – сказала мама. – Варить вам борщи и смотреть телевизор? Ведь для меня там нет работы.
– Будешь заниматься детьми, – предположил Фёдор. – Ну, вязать научишься, к примеру. Или чем ещё женщины занимаются?… Можно, думаю, найти себе занятие по душе. Отдохнёшь, в конце концов.
Эти мудрые, в общем-то, слова Фёдора ввергли маму в полное отчаяние:
– За два года я потеряю квалификацию! Я сойду с ума без работы…
Вот это было точно: мама не могла жить без работы. Без чувства собственной значимости для общества. А ведение домашнего хозяйства и рукоделие её никогда не привлекало. Невозможно себе представить мою маму, упоённо колдующую у плиты над кастрюлями, или маму со спицами в руках. Смешно! Это – не про неё.
Одним словом, мы вдвоём так набросились на Фёдора, что он махнул рукой и с облегчением отказался от заманчивого предложения. Мы в Германию не поехали. А Фёдор и сам был рад, ведь для него бросить Вольногорск в самый разгар строительства – было равносильно тому, как бросить малого ребёнка. Он признался: «Я бы поехал только в том случае, если бы вы с мамой очень настаивали. Мне даже приятно, что вы обе так воспротивились».
Мы все были счастливы нашим общим выбором. Благодаря этой истории, я почувствовала, что, несмотря на сложности наших внутрисемейных отношений, на главные вещи в жизни мы с мамой и Фёдором смотрим одинаково. Это меня утешило и ободрило. Эта наша не-поездка сплотила нашу семью. По крайней мере, на тот момент жизни. Я ещё раз убедилась, что для моих родителей главное в жизни их ДЕЛО, а не деньги. И я гордилась ними.
А в Германию вместо Фёдора поехал отец моей одноклассницы. Ну, и моя одноклассница со своей мамой, естественно, тоже последовали следом за главой семейства.