ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ Т.ЯКИМОВ На Нейсе
ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ Т.ЯКИМОВ
На Нейсе
Наступала ночь, когда наша самоходная зенитно-пулемётная рота на бронетранспортёрах двинулась к исходному рубежу – к реке Нейсе.
Пробирались мы лесными дорогами, расчищали лесные завалы, преодолевали рвы и овраги. Машины грузли в песчаной почве, застревали между деревьями.
В эту ночь к переднему краю шли сплошным потоком орудия, танки, сотни машин с различными грузами.
Казалось, что лес, где всё это сосредоточивалось, не в состоянии вместить такое огромное количество техники и людей. Всё это было предназначено для того, чтобы обрушигься на немцев, оборонявших западный берег рекп Нейсе.
Противник, ожидая наш удар, укрепил свой берег, покрыл его сетью оборонительных сооружений. По самому берегу тянулись две параллельные сплошные траншеи. Здесь были и проволочные заграждения, и противотанковые рвы, и минные поля. Немцы стянули сюда все свои резервы – охранные батальоны, полицейские бригады, отряды фолькс-штурма.
Ночь в густом сосновом лесу была особенно тёмной. Мы шло без света. Противник был совсем близко.
Преодолев лесные преграды и миновав пустые дома селения Кельне, зенитчики въехали н.а поляну, где должны были занять огневые позиции.
Кругом поляны по опушке леса слышались осторожные звуки лопат и кирок – артиллеристы окапывались и устанавливали пушки. В темноте были видны поднятые вверх длинные стволы орудий, выстроенных рядами, побатарейно.
В кустарнике вырисовывались силуэты машин, закрытых брезентом. Это уже подъехали славные гвардейцы-миномётчики. В середине их расположения высилась над блиндажом радиомачта.
Зенитчикам нужно открытое, возвышенное место, и мы расположились на середине поляны. Отсюда был хороший круговой обзор. Нам была поставлена задача – прикрывать артиллерию от воздушного нападения.
Заняв огневые позиции, мы стали окапываться и маскироваться, создавая вокруг себя искусственный кустарник. Работали всю ночь. Отдыхать пришлось не больше часа.
"Катюши", стоявшие в ста метрах от нашего расположения, начали артподготовку. Их шум и скрежет мгновенно слился с тысячеголосым залпом ствольной артиллерии. Нет слов, чтобы передать величественность и грандиозность этой артподготовки. Все звуки сливались в один общий гул канонады. Только изредка можно было уловить протяжный грозный напев "катюши" и резкий говор дальнобойных орудий.
Над лесом мелькали длинные огненные языки. Мы находились в середине этого огня. Со всех сторон летел раскалённый огненный металл.
– Вот это баню устроили немцам, где они только сушиться будут, – сказал насмешливо связист, проходивший с катушкой кабеля.
– Температура на дворе высокая. Видишь, горит кругом. Вот и высохнут, – ответил ему встречный боец, несший тяжёлый снаряд "катюши".
Все мы были на своих местах, хотя и не было пока работы зенитчикам.
С рассветом появились "илы". Они шли тройками и девятками. Один из самолётов развернулся в глубине обороны противника и пустил вниз ракету. В тот же момент на указанную цель обрушилась артиллерия.
Было видно, как над лесом в разных местах поднялись аэростаты, пошатываемые ветром. Когда они были уже на предельной высоте, вокруг них засверкали вспышки разрывов и к ним устремились трассирующие пули. Нельзя было не подумать – в какой опасности наблюдатель, находящийся на аэростате, и какие нужно иметь нервы, чтобы, представляя собой неподвижно висящую в воздухе цель, в кругу разрывов спокойно вести наблюдение и корректировать огонь артиллерии.
Солнце взошло, но его не было видно. Только когда оно поднялось выше, мы увидели красный диск, затянутый густым дымом сражения.
В небе ни облачка, а багряное солнце как будто потеряло свою силу, и его лучи не могут пробиться к земле.
Над землёй ещё долго стоял густой синеватый туман. И не было, должно быть, ни одного советского бойца, который в этот час не любовался бы работой нашего "бога войны" и не гордился бы его мощью.
Чувствовалось, что эта артподготовка предвещает конец войны.
Батареи стали вести огонь реже – сильно накалились стволы пушек.
В воздухе патрулировали "яки". Они же сопровождали штурмовиков и бомбардировщиков. Вдруг из-за облаков появились "мессеры" и "фокке-вульфы". Одному немцу удалось занять выгодное положение, и он открыл огонь по нашему штурмовику. Мотор "ила" заглох, но самолёт продолжал лететь и даже сумел развернуться. Планируя, он летел к своим, постепенно снижаясь, а к нему сбоку подбирался "фокке-вульф".
Зенитчики стояли, затаив дыхание. Они выжидали момент, чтобы открыть огонь по "фокке-вульфу", преследовавшему наш подбитый самолёт.
Наводчик Садов нажал на гашетки, и трасса крупнокалиберных пуль пронзила вражеский самолёт. Объятый пламенем, он свалился
Подбитый "ил" планировал прямо на нас. Ещё минута-две и расчёт был бы раздавлен вместе с бронетранспортером и зенитной установкой.
Спас огонь который мы открыли по противнику. Лётчик подбитого "ила" заметил его, отвернул вправо и сел на пашню.
Воздушный бой продолжался. Нам, зенитчикам, приходилось выжидать, когда самолеты противника удалятся от наших самолетов, и только тогда можно было вести огонь.
Немецких самолётов становилоиь в воздухе всё меньше и меньше. Вот остался только один. Он летел на большой высоте и с земли казался точкой в синеве неба. Это был разведчик-наблюдатель. К нему на той же высоте с огромной скоростью приближалась вторая точка. Было видно, как эти две точки ударились одна о другую. Там в высоте остались клубы дыма. Вместе с обломками машин падали лётчики. Мы их увидели, когда раскрылись парашюты.
Наш лётчик спускался за передней линией обороны немцев. Вглядываясь в его качавшийся силуэт, мы думали о его судьбе.
…Орудийная канонада продолжалась и тогда, когда наши войска форсировали Нейсе. За рекой, в глубине обороны немцев, мы увидели результаты славной работы нашей артиллерии. Вся земля была изрыта снарядами. Кругом воронки разной величины да трупы немцев, трупы лошадей, разбитые автомашины, орудия.
Всё было обуглено. Земля была в дыму и пепле.
В лесу же было как после невиданного урагана. Раздробленные, вырванные с корнями деревья громоздились друг на друга. И те деревья, что стояли, были подбиты осколками. Чуть подует ветер, они падают, и по лесу идёт треск и шум.
Населённый пункт у взорванного моста автострады Бреславль-Берлин, служивший опорным пунктом обороны немцев на берегу реки, разбит до основания. Дома и постройки превращены в груды развалин.
Ещё рвались снаряды нашей лёгкой полевой артиллерии недалеко от берега реки, а сапёры под прикрытием пулемётчиков и автоматчиков уже приступили к наведению переправы для танков и самоходок.
Как только была готова первая переправа, железная лавина двинулась вперёд. Каких только машин здесь не было – танки, самоходки, броневики, бронетранспортёры и множество других.
Это тараном шли танковые части, чтобы разрезать на части оборону немецких войск у ворот Берлина.
На поляне, где мы остановились после форсирования реки, – следы спешного бегства немецких войск. У опушки леса, в молодом ельнике осталась перевёрнутая на бок походная кухня с остатками горохового супа. Вокруг разбросана грязная посуда.
Здесь же на поляне остались три вражеские зенитные пушки. Одна, с перебитым стволом, разбитыми механизмами и приборами, повалилась на бок от взрыва бомбы, брошенной нашим самолётом, две другие были совершенно исправные.
Недалеко ушёл и подбитый нашей самоходкой немецкий танк. Он догорал, уткнувшись в кювет.
Редко когда появлялись один-два самолёта с чёрными крестами на крыльях. Но мы не скучали. Мы приспособились к бою по наземным целям. Били осколочными снарядами по немецкой пехоте, секли её очередями зенитных пулемётов.
В один день мы отбили три контратаки немецких войск, тщетно искавших выхода из окружения. Они выходили из окружения, но только как военнопленные, огромными, унылыми толпами, грязные, без головных уборов. Мы меняли одну огневую позицию за другой, с жадностью устремляясь вперёд, отсчитывая километры, оставшиеся нам до Берлина.