22 Прощание
22
Прощание
Я не могла бы работать и растить четверых детей без всей той помощи, которую мне оказывали.
Мерил Стрип
В Голливуд приехала моя мама. С тех пор как она узнала, как хорошо Дени и Pea обращаются с ее дочерью, она стала их самой большой поклонницей. Она от корки до корки прочитывала свой любимый журнал «Пипл» в поисках любого упоминания о них, вырезая статьи. Я подтрунивала над ней, что настоящей причиной ее визита было увидеть их, а не меня. Однако в глубине души я знала, что даже если бы я была няней в Норт-Платте, Небраска, она бы все равно приехала, чтобы увидеться со мной. Просто такая она есть, моя мама. Но естественно, ее гораздо больше радовала перспектива познакомиться с моими знаменитыми хозяевами, чем приехать в гости к фермерам в глубинку.
Когда мы подошли к дверям «звездного» дома, я почувствовала незнакомое стремление защитить мою дорогую, сраженную звездами бедняжку. Мне захотелось обнять ее. Вместо этого, в качестве дочернего напутствия, я зашептала ей на ухо инструкции, чтобы не ставить меня в неловкое положение.
Pea встретила мою мать так, будто они были старыми друзьями. Никакой суеты, просто естественная теплота и мгновенно возникшие дружеские отношения. Не прошло и минуты, как мама стала более разговорчивой, почувствовав себя полностью в своей стихии. Было похоже, что одна мать разговаривает о детях с другой матерью. Pea сказала, что Дени с девочками в кабинете смотрят телевизор, и предложила нам заглянуть к ним. Дени лежал животом на ковре — один локоть под подбородком, в то время как свободной рукой он отпихивал разбойниц — они пытались залезть ему на спину.
— Дени, это моя мама.
Девочки тут же вскочили на ноги и поздоровались. Дени воскликнул:
— Да, привет!
Pea в дверях неодобрительно нахмурилась.
— Дени, это мать Сьюзи!
Он тут же вскочил и радостно заулыбался:
— Здрав-жела-мам-Сюзи! — И извинился: — Простите, простите. — Он протянул маме руку. — Мне послышалось «это Марайа», — обернулся он ко мне.
Мама была совершенно им очарована.
На следующее утро после приезда моей мамы Макс проснулся в пять утра, минута в минуту, и недовольно зашумел. Я побежала вниз — приготовить бутылочку с питанием. Он был милым, но спал неспокойно, и, когда ночью он запутывался в своей пижаме, я едва вытаскивала себя из постели, чтобы освободить его. Он спал совсем близко от меня, и каждый раз, когда он начинал возиться, я спросонья напрягалась, задаваясь вопросом, проснется ли он и успею ли я нагреть бутылочку прежде, чем он заплачет. Когда я в этот раз вернулась, он уже подавал слабые сигналы неудовольствия. Я взяла его на руки, села с ним в кресло и начала кормить. Выпив все, он задремал, и я положила его опять в кроватку.
Я лелеяла надежду поспать еще пару часов, однако только я уютно устроилась, как он опять начал волноваться. Я знала, что иногда он повозится немного, а потом засыпает, поэтому и не стала тут же подниматься. Вместо этого я сделала то, чего никогда не делала раньше, — прикрыла голову подушкой и игнорировала Макса несколько минут, надеясь, что он утихнет. Внезапно на меня упал луч света. Я открыла глаза. В дверях спальни стояла Pea.
— Почему Макс плачет? — Это прозвучало как обвинение.
— Я только что покормила его, — довольно глупо сказала я. — Думаю, он скоро заснет.
— Не думаю, что он засыпает, — возразила Pea, беря сына на руки.
Не сказав больше ни слова, она вышла с ребенком на руках. Я чувствовала себя отвратительно. Мало того, что Pea подумала, что я не забочусь о ее сыне, но в ту минуту она фактически была права. Я заботилась больше о своем сне, нежели о его. Мне было гадко. «Что это за няня, которая не обращает внимания, что рядом плачет ребенок? Ах да, британская», — мрачно утешила я себя.
Однако я была не Мэри Поппинс. Я попыталась проанализировать ситуацию. Большую часть ночи я бодрствовала, чтобы быть уверенной, что с Максом все в порядке и что он не плачет. Но не имеет значения, сколько раз я вставала и успокаивала его. На душе у меня было скверно. Конечно, это была часть моей работы. Я не могла игнорировать плач и продолжать спать, как это было бы простительно измученной матери. Я была его няней, и я не имела права не откликаться на детский зов. Я поняла, что просто-напросто становлюсь обиженной эгоисткой и не могу по-настоящему заботиться о других. В этот момент мне стало совершенно ясно: я больше не хочу быть няней!
Я чувствовала себя так паршиво, что мне захотелось подлизаться к Pea. Вместо того чтобы воспользоваться тишиной и доспать еще часок, я встала, расправила Максу постельку, спустилась в кухню и принялась разгружать посудомоечную машину. В моей голове все перепуталось. Я не могла отделаться от мысли, что больше не хочу ни о ком заботиться! И не хочу оставаться в Лос-Анджелесе.
Весь день я размышляла, как бы изыскать возможность сказать Дени и Pea, что хочу покинуть их. Они были очень покладистыми и милыми людьми. Я все еще слышала, как моя мать продолжала восхищаться, как они популярны и как мне повезло, что я работаю у них. Мне действительно повезло, я знала это, но мне также удалось понять, что я должна двигаться дальше. Думаю, я наконец осознала, что до сих пор я действовала по-детски, ожидая, пока кто-то другой спросит меня, чего я хочу. Теперь я была готова сделать важный шаг: я хотела быть взрослой, заботиться о себе самой и сделать свой собственный жизненный выбор.
Я хотела проехаться, но мама и Райан забрали мою машину — отправились осматривать достопримечательности. Да и в любом случае я не смогла бы оставить детей. Но все равно мысль, что я торчу здесь, несчастная, не имеющая возможности никуда выбраться, чтобы проветрить мозги, не давала мне покоя. Это был еще один залитый солнцем день в Калифорнии, и я вывела девочек во внутренний дворик, чтобы поиграть в бассейне, пока Лайза где-то ходила, а Макс спал после обеда. Через двадцать минут поисков их купальников — они надевали за день до этого, но, завернув в полотенца, оставили лежать под кроватями, — а затем подходящей замены, а также пляжных мячей, надувных лягушек, полотенец и всего остального, необходимого для бассейна, я была готова рухнуть на солнышке, чтобы отдохнуть.
Только я опустилась в шезлонг, как девочки решили, что мне нужно быть рефери в их водном поединке. В качестве приглашения они облили меня водой. Потом я услышала звонок у ворот. Мама и Райан, не спеша, шли через двор. Они смеялись, вспоминая, как Райан промывал золотоносный песок на ферме «Кнотт-Берри», но не нашел ничего, кроме рыбной чешуи.
— Думаю, у них в той лоханке вообще нет золота.
Мама веселилась, в то время как я стояла перед ними насквозь мокрая. Потом они стали рассказывать мне, как навестили Тэмми и какая у нее замечательная работа.
— Чуть ли не лучше, чем твоя, — улыбнулась мама. — И она так благодарна тебе, что ты помогла ей с этим собеседованием.
Маме удалось подержать малыша Салли, они даже сфотографировались все вместе. В довершение Салли всех накормила ленчем. Мама была на вершине счастья. Тэмми хотела бы поехать на ферму «Кнотт-Берри» вместе с ними, сказала она, но ей нужно собираться в другую поездку, на этот раз в Нью-Йорк.
— Салли и Тэмми так хорошо ладят. Тэмми, кажется, просто влюблена в свою работу, — разглагольствовала мама. — А почему бы и нет? С таким очаровательным малышом и в таком прекрасном доме…
Это было последней каплей! Мало того, что я никогда не была на ферме «Кнотт-Берри» и в большинстве других туристических достопримечательностей Лос-Анджелеса, так теперь мама рассказывает мне, как весело ей было у Салли без меня и как бы она хотела, чтобы Тэмми могла поехать с ними в этот парк с аттракционами. А как насчет меня?
Я сорвалась. Я начала орать — на маму, на Райана… Они везде ездят, а я сижу, несчастная, взаперти за этими черными воротами, без возможности куда-нибудь выйти!
— И еще, — сказала я тихо, так, чтобы не услышали девочки. — Я не хочу быть больше няней, а никто из вас даже не замечает, что со мной творится…
Мама сначала была потрясена моим взрывом. Но когда я разревелась, она поняла, насколько все серьезно. Если я несчастлива, сказала она, то, может быть, мне стоит уволиться и вернуться домой. Она осталась спокойной, даже несмотря на то, что я накричала на нее. Это отрезвило меня. Я успокоилась и начала взвешенно размышлять обо всей ситуации. Нет, не Дени и Pea делали меня несчастной; просто мне самой хотелось делать то, что больше соответствовало моим мечтам.
Хорошо. Теперь ясно, что мне надо закончить эту нянькину эпопею и начать строить планы на будущее. А ведь я даже не сержусь на то, что Райан не заметил, насколько я несчастна. Он и никогда-то в точности не знал, что со мной происходит. И это моя обязанность — найти кого-то, кто разделил бы мои мечты. Думаю, наконец я осознала это. Теперь понятно, почему подзаголовок книги «Женщины, которые слишком сильно любят» — «Если ты продолжаешь надеяться, что он изменится». О! Так вот что я делаю! Пытаюсь сделать из него то, чем он не является. Как всегда любит говорить моя мама? Нельзя сделать шелк из свиного уха. Или из хвоста? Как бы то ни было, я знаю, что мне нужно расстаться с ним, даже несмотря на то, что он всегда был моей «постоянной привычкой, от которой трудно отказаться». О, великолепно, теперь я цитирую песню «Путешествие». Или «Глоток воздуха»? Или «Чикаго»? Не знаю.
Примечание для себя: нужно выбраться куда-нибудь и послушать какие-нибудь местные группы!
Уже одно только решение уехать заставило меня почувствовать радостное возбуждение по поводу того, что ждало меня впереди. Колледж? Вполне возможно. Я провела небольшие поиски колледжа в Орегоне с хорошо зарекомендовавшей себя программой подготовки среднего медицинского персонала. С раннего детства меня притягивала область медицины, даже если это только диагностирование придуманных мной самой потенциально опасных для жизни болезней. Я считала, что из меня получится хорошая медсестра. Но как я собираюсь сообщить это Дени и Pea? Это была возможность проявить самостоятельность, которая, я знала, понадобится мне в моей взрослой жизни.
Возможность представилась даже раньше, чем я ожидала. С Pea и детьми мы отправились в парк. Дети увлеклись игрой на снаряде «джунгли», и тут Pea повернулась ко мне и сказала:
— Мы так довольны тобой! И я знаю — Макс любит тебя.
Еще пару месяцев назад я бы все отдала за такую оценку, но сейчас это незамедлительно вызвало во мне чувство неловкости. Я поняла, что если не решусь сказать ей все сейчас, то увязну еще глубже, и мне будет еще труднее нарушить мои обязательства.
Я глубоко вздохнула, и все, о чем я думала, выплеснулось из меня в одной длинной речи. Я объясняла, что они самые лучшие хозяева, которые у меня когда-либо были. Сказала, что если бы с самого начала попала к ним, то, вероятно, могла бы остаться тут навсегда, однако к ним я пришла уже перегоревшей. Работа двадцать четыре часа в сутки не оставляла мне времени разобраться в том, чего ч хочу в жизни. Пожалуй, я хочу пойти учиться в школу медсестер. Поэтому должна уехать из Калифорнии. Но обещаю ей, что — абсолютно точно — останусь до тех пор, пока она не найдет кого-то вместо меня, и даже предложила ей связаться с институтом нянь.
Pea сказала, что она очень расстроена, но понимает мое стремление двигаться вперед, и поддержала мое желание слушаться зова своего сердца.
В последовавшие за этим дни и недели Дени и Pea по-прежнему хорошо обращались со мной, хотя казались несколько более занятыми. Я понимала. Было похоже, что они уже начали удалять меня из своих сердец так же, как это делали когда-то дети Овитцев. Я продолжала звонить в институт нянь, но за две недели ответа не получила. Казалось, этот «источник» пересох как раз тогда, когда мне потребовалась замена. Наконец, окончательно искусав все ногти, я получила ответ о подходящей кандидатуре. Я сообщила Pea, что нашелся человек, кто сможет у них работать. Она тут же позвонила, чтобы получить рекомендации.
После чего подошла ко мне и сказала, что Мэри рекомендовала ей одну девушку со словами: «Это не Сьюзи». Она улыбнулась и погладила меня по плечу, как будто она действительно собиралась скучать по мне.
Вот тогда я поняла, что фактически оказывала влияние на кого-то помимо Макса. И даже несмотря на то что Дени терпеливо выслушал Майкла, он не стал относиться ко мне иначе после того, как услышал, что я бросила наиболее могущественного человека в городе в трудную минуту. Даже теперь, когда я покидала их, эта тема никогда не затрагивалась. Самый большой комплимент, какой я от них получила, прозвучал в тот день, когда Дени сказал мне в момент задумчивости: «Полагаю, старина Майкл все же был не прав». Я ответила «спасибо» и улыбнулась. Я никогда не забывала эти слова.
Когда девушка пришла на собеседование, Pea спросила, не могу ли я помочь ей оценить ее. Мы сидели за обеденным столом, где незадолго до этого я съела все пирожные, припасенные специально для моей хозяйки. Я ломала голову над тем, как задать правильные вопросы, которые заставили бы девушку раскрыться.
Я упрекала себя за то, что ничего не записала заранее, но увидела, что Pea хорошо проводит собеседование и без подготовки. Мы немного поговорили об образовании девушки и ее жизни — все было основательно. Но у нее не было никакого опыта работы няней, хоть она и окончила курсы подготовки без проблем. Я хотела предостеречь ее, чтобы она не слишком сильно привязывалась к детям, это та самая тема, которую мы не проходили, но я ничего не могла сказать, поскольку Pea сидела рядом. Отвечая на один из ее вопросов, девушка сказала, что она не может заранее утверждать, что «любит детей». Сначала ей нужно познакомиться с ребенком.
Позднее Pea спросила меня, что я думаю по поводу этого интервью. Я сказала, что не уверена. Я полагала, что человек, который хочет полностью посвятить себя заботе о детях, должен быть в состоянии сказать, что он любит детей.
— Просто странно это слышать от того, кто собирается быть няней, — сказала я.
Pea попросила меня продолжать поиски. Я созвонилась с местными агентствами, но ни одно из них также не имело перспективных кандидаток. Я жалела, что уже нашла работу для Тэмми. Но она, конечно, не согласится покинуть Салли. Наконец Pea сказала, что собирается все же взять девушку, приходившую на собеседование, поскольку больше, кажется, никого не ожидается.
Я была расстроена. Как оказалось, я не в состоянии подыскать себе хорошую замену. А ко всему прочему не могу убедить Синди вернуться назад в Орегон. Она уже хлебнула лиха тут, но была ярой сторонницей правил и не хотела нарушать арендный договор относительно своей квартиры и оставлять своих соседей в бедственном положении. Отец Райана, о Боже, проводил уйму времени у телефона, пытаясь убедить своего непутевого сына вступить в армию. К счастью, это ему удалось. Пойти в Военно-морской флот! Похоже, мы отправимся домой вместе.
Так много перемен в жизни. Я начала упаковывать вещи, и тут меня как громом оглушило: «Я действительно, действительно никогда больше не буду работать в этом городе!»