21 Непримиримые разногласия

21

Непримиримые разногласия

Я думаю, что главное в воспитании — позволять своим детям делать то, что им нравится, и не заставлять их делать то, что нравится вам.

Мария Шрайвер

Я все еще не отказалась от своих фантазий относительно приятного времяпрепровождения в салоне красоты. Несмотря на мой плачевный опыт, все же я жила в столице роскоши и красоты. И знала, что где-то существуют волшебные, восхитительные места, где я могу почувствовать себя немножечко звездой. На этот раз я записалась на массаж и обработку воском в салоне на Родео-драйв, который порекомендовала мне Пегги. Очень дорогом и притягательном. И я могла уделить себе сколько угодно времени. Что могло пойти не так, спрашивается?..

Устрашающего вида русская женщина — крупная, с усами — встретила меня у дверей. Говорила она с таким сильным акцентом, что я еле-еле понимала ее.

«Мы начнем с рук» звучало как «Ми начном зз рук». Она была похожа на советских тяжелоатлетов на Олимпиаде, при этом я не имею в виду женщин.

Я неуверенно кивнула. Работа у Дебры повысила планку моей самоуверенности, но я знала, что еще слишком несмелая. До этого момента я не осознавала, как просто меня запугать.

Брови я выщипывала лет, наверное, с двенадцати. Для удаления волос на ногах я никогда не пользовалась воском, тем не менее считала, что это будет здорово, если не придется бриться неделями или даже месяцами. А почему бы не обработать и подмышки? В своем воображении я рисовала довольно простую процедуру: мои ноги погружают в теплый воск, а затем все это просто удаляют. Я думала, что это совсем не больно — выщипывание бровей никогда не было слишком болезненным. И после некоторого незначительного дискомфорта у меня будут гладкие, как шелк, ноги, а затем я буду наслаждаться массажем лица.

— Вы сидеть здесь, — прокрякала русская матрона, указывая на длинное мягкое откидное кресло, мало чем отличающееся от кресла дантиста. — Вот, наденьте это. Я сейчас вернусь. — Она вручила мне майку с круглым вырезом.

Минуты через три женщина вернулась со своей напарницей — еще одной внушительного вида русской. Вместе они выглядели как команда Международной федерации реслинга. Почему именно два специалиста нужны для нанесения воска и массажа лица?

— Поднимайте руки, пожалуйста.

Я колебалась. Мне не хотелось выставлять напоказ мои европейского стиля ямочки, будь она даже Андреа Великанша[108]. Я не брилась уже около месяца; я полагала, что мне нужно до некоторой степени отрастить волосы, иначе воску не на чем будет держаться.

— Давай, давай. Мы не собираемся тратить на тебя целый день. Подними руки, пожалуйста.

Ладно, хорошо. Я подняла руки, демонстрируя свои заросшие подмышки.

— О-о-у-у, ты брилась! Чик-чик!

Как же тогда выглядят, по ее мнению, небритые подмышки?

Лопаточкой она нанесла толстый слой горячего воска на одну подмышку, затем на другую.

— А-а-а-й! — завопила я.

Воск мгновенно застыл и сжал кожу. Руки мои так и остались в приветственном жесте со сжатыми кулаками, как будто я только что пересекла финишную черту марафонской дистанции, установив новый мировой рекорд. Боль была мучительной. Подобное ощущение можно получить от растопленного свиного жира, если ты достаточно глуп, чтобы залить его себе в открытую рану. Я принялась глубоко дышать в ожидании продолжения экзекуции.

Когда тяжелоатлетка наконец рванула воск, я заорала что было мочи и чуть не потеряла сознание. Клянусь, она содрала с меня три слоя кожи!

Какая-то женщина с испугом заглянула к нам:

— Что здесь происходит?

Экзекуторша пожала плечами.

— Она брилась, — сказала она бесстрастно, словно говоря: «Она постелила постель, теперь ей придется умереть в ней». Заглянувшая посмотрела на мои кровоточащие подмышки и покачала головой с плохо скрытой брезгливостью.

— О, тогда понятно…

— Давайте пойдем, — выпроводила ее ассистентка, выходя вслед за ней. — Здесь мы ничего не можем сделать для нее.

Они покинули комнату.

— А теперь займемся ногами, — произнесла оставшаяся в одиночестве мучительница подозрительно веселым тоном и стала тонкими рядами накладывать на мои голени что-то, весьма сильно напоминавшее клейкую ленту для ловли мух, которую обычно подвешивают в конюшне. Я извивалась на кушетке, как выпотрошенная рыба, обвязанная веревочками, из которой собираются приготовить филе. Я начала стонать еще до того, как она принялась медленно отдирать полоски, одну за другой. Мои судорожно сжатые кулаки по-прежнему символизировали победу, подмышки были украшены салфетками «Клинекс». Когда экзекуторша сорвала особенно сильно прилипшую полоску, я поклялась себе, что никогда не буду рожать, если это так же болезненно. Когда она велела мне перевернуться для обработки задней части ног, я отказалась.

— Нет, спасибо, — задохнулась я. — Достаточно только спереди. Сзади никто и не смотрит.

Слава Богу, дело не дошло до зоны бикини. Уход за лицом я отложила на неопределенное время; мне было слишком больно и, кроме того, вдруг расхотелось наслаждаться комфортом.

Все удовольствие обошлось мне в сто двадцать пять долларов — значительно выше стандартной цены за восковую процедуру, — потому что, пояснили мне, на меня ушло больше времени, чем на «обычного клиента», и с жесткими волосами, которые прежде сбривали, очень трудно работать.

Я заковыляла прочь. Вот еще одно доказательство того, что я никогда, кажется, не смогу приспособиться к Голливуду! Я хотела лишь отщипнуть кусочек экзотического пирожного «шикарной» жизни, стать хоть в чем-то похожей на тех актрис, которыми я восхищалась. Очевидно, я избрала неверный путь. Интересно, что сказала бы Дебра по поводу моей кармы? Не заслужила ли я эту пытку своим саркастическим отношением к простодушным, не осведомленным в области косметических ухищрений одноклассницам в институте нянь? Это было единственное правдоподобное объяснение очередному моему фиаско.

Не скрою — моя внешность требует вмешательства специалистов. Но мне не пришло бы в голову обрекать себя на радикальную реконструкцию, подобную той, о которой мне рассказала подруга, наблюдавшая ее последствия и принимавшая участие в их ликвидации. Она искала канцелярскую работу. Но ей предложили место по уходу за одной звездой, получившей награду Академии. Актриса была известна еще тем, что она превратила своего мужа из легендарного разбивателя сердец в блаженного супруга. В момент, когда моя подруга искала работу, эта женщина выздоравливала после хирургической подтяжки лица. От моей подруги требовалось делать перевязки, пока звезда не поправится. По-видимому, та думала, что безопаснее нанять «временного секретаря», чтобы не попасть под фотообъективы папарацци по дороге в обычный элитарный реабилитационный центр. Хотя и в этом случае разоблачение ее «природной красоты» стопроцентно не исключалось. Несмотря на то что она и ее муж стоили миллионы, они собирались платить моей подруге только сто долларов в день. Нам было не ясно, были ли они слишком стеснены, чтобы оплатить услуги квалифицированной медсестры, или же не хотели, чтобы служба медсестер узнала ее секрет. Может быть, понемногу того и другого. Тем не менее моя подруга согласилась, но только для того, чтобы познакомиться с супругом актрисы, и, пугавшаяся одного вида крови, она преодолела этот страх.

* * *

Спустя пару месяцев мой восторг от пребывания на съемках «Чирз» поутих. Можно даже сказать, мне они наскучили. Других детей тут не было, а наблюдать за тем, как одну и ту же сцену повторяют снова и снова, надоедало. Я подумала о своей подруге Кэти — она часто приезжала на съемочную площадку с женой и детьми одного известного актера, здоровенного молодого блондина. Целыми днями Кэти сидела взаперти, в трейлере, далеко от съемочной площадки, с тремя очень активными ребятишками и очень небольшим количеством их любимых игрушек. Предполагалось, что Кэти должна развлекать детей до того момента, когда у звезды появится некоторое свободное время, чтобы он мог «поиграть» с ними (но свободное время было весьма непредсказуемо, так как расписание съемок в процессе работы менялось). Моя работа была далека от этого ада, однако за очень короткое время жизнь на съемочной площадке стала достаточно тоскливой.

Я обнаружила, что от скуки начала довольно часто посещать буфет, который сервировали каждую пятницу для команды, приходившей на вечернюю запись. Похоже, они выбирали самую жирную и калорийную кухню. Рифленые картофельные чипсы с соусом, всевозможные пончики, булочки с сыром, «Читос» и очень вкусные маленькие конфетки. Я паслась там целый день.

В один из дней я подходила к буфету так часто, что один из ассистентов продюсера спросил, сколько подносов я сегодня опустошила. (Практически все.) Я была опозорена. В следующий раз я удостоверилась, что тот идиот, который не нашел ничего лучше, как следить за моим рационом питания, не смотрит. И взяла пончик, мысленно обозвав себя ничтожеством.

Все же он был в чем-то прав. Всю свою жизнь я ела именно то, что хотела, и отобрать у меня что-нибудь вкусное было невозможно. Конечно, для подростка весом сто десять фунтов это было нормально. Теперь мне было двадцать, и я почему-то старалась не замечать, что от пристойных ста четырнадцати фунтов я докатилась до неприличных ста тридцати девяти.

Для моего небольшого роста у меня был излишний вес. И тут мне пришло в голову, что, может быть, во всем виновата зловредная сушильная машина и все мои вещи «сели» из-за нее. Не тут-то было. Это была целиком моя вина. Искать крайнего было бессмысленно. Ох!

Однажды днем, вскоре после этого нежеланного открытия, я зашла на кухню, когда там никого не было. На кухонном столе лежал очень притягательный пакет со свежеиспеченными пирожными от миссис Филдс. Это было очень странно, потому что Дени и Pea обычно придерживались диеты, избегая красного мяса, и не держали дома много сладостей. Я украдкой огляделась.

— Дени? — позвала я достаточно громко.

Ответа нет. Вокруг никого. Я быстро открыла пакет (мои глаза продолжали шарить по комнате). В пакете лежали шесть роскошных сахарных пирожных — два шоколадных, два с ореховой пастой и два миндальных. О-о-ох! Я наугад схватила одно, аккуратно закрыла пакет и помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Пирожное было миндальное, самое большое из шести и божественно вкусное. Я решила позволить себе еще одно. Только одно! И побежала вниз, прислушиваясь, не раздаются ли чьи-то шаги. Открыла пакет и взяла ореховое. Я повторяла эти действия еще три раза, пока в пакете не осталось последнее — шоколадное. Я решила, что надо съесть и его. А потом уничтожить улики.

Но нет. Когда я, спрятавшись в своей комнате, облизывала с пальцев шоколад, на кухне раздался голос экономки.

— Кто съел пирожные? Я купила их специально для Pea! — пронзительно кричала она.

Я отважилась выйти в холл, где наткнулась на Лайзу. Она была худой, высокой и выглядела абсолютно невиновной. Мы обе проигнорировали обвинение. Я осторожно проверила, нет ли у меня на рубашке крошек.

Что со мной случилось? Я стала жалкой карикатурой на няньку, растолстевшая, кое-как одетая. Я просто заплыла жиром! Казалось, я бессильна остановить это. И в довершение всего я опять услышала о Тэмми. Она провела свой двадцать первый день рождения на съемочной площадке, где Салли заставила всю съемочную группу, включая Джулию Робертс, поздравить ее, распевая «С днем рожденья тебя».

«Не становись завистливой, Сьюзи!»

Моя главная задача — в конце этой недели купить книгу «Накорми голодное сердце». Вообще-то, если задуматься, мне нужна и другая книга — «Как избавиться от непреодолимой тяги к еде».

P.S. Забежать к миссис Филдс и купить несколько пирожных для Pea.

После окончания телевизионных съемок Pea и я проводили все дни дома с Максом. Поскольку в семье де Вито было достаточно автомобилей, я отдала Райану свой. Однако я понимала, что отдала больше, чем просто свой автомобиль. Это сняло с меня необходимость заботиться о себе. Я стала невообразимо толстая. Я не выходила из дома и даже прекратила делать макияж.

Однажды Пегги обнаружила у меня фотографию, очаровательный снимок, который мы с Тэмми, развлечения ради, сделали несколько месяцев тому назад. На мне синий с блестками топ и боа из перьев (тогда это казалось удачной идеей).

— Кто это? Это ты-ы-ы-ы? — протянула она недоверчиво, оглядывая меня с ног до головы и как бы говоря: «Как это возможно?» Пегги никогда не была слишком любезна со мной, но это перевесило чашу весов, гак сказать. — Может быть, тебе следует делать такой макияж почаще, — кивнула она, посмеиваясь про себя.

«Меня когда-то считали горячей штучкой!» Я хотела ответить колкостью. О Боже. «Когда-то» — это всего пару лет назад. Мне непременно надо вернуться к себе прежней. Я уже выглядела как затурканная жизнью домохозяйка, а я ведь даже не замужем!

Но это не получалось. Мне нравилось, как эта семья наслаждается каждым моментом своей жизни. Они почти никогда не спешили. Это то, чего я страстно желала у Овитцев, верно? Но мне было недостаточно просто быть рядом с ними. Я не могла перестать думать обо всех моих друзьях, движущихся по жизни вперед, к будущему. Я знала, что никоим образом не приближаюсь к тому, куда стремилась в своей жизни — где бы то ни было, — оставаясь здесь и работая няней. И когда я читала книги о том, как сбросить вес, я понимала, что это только часть проблемы. Мое сердце было голодным.

С другой стороны, Pea выглядит великолепно! Она каждый день рано встает и с удовольствием занимается гимнастикой возле дома, а иногда — с персональным тренером по системе Пилатеса в студии. Если девочки начинали выражать недовольство тем, что она уходит, она им неизменно отвечала: «Мама не может быть хорошей мамой и чувствовать себя хорошо, если она не тренируется».

С трудом верилось, что ей уже сорок. Чтобы отпраздновать это событие, Дени решил устроить для нее грандиозную вечеринку-сюрприз тут же во дворе. Лайза, которая гораздо лучше меня разбиралась в моде (как будто это было трудно), знала все последние музыкальные новинки и предложила, чтобы Дени нанял местную группу — она слышала их в клубе. Дени же никогда не слышал о «Ред хот чили пепперс» и боялся рисковать, приглашая группу без имени для такого особого случая. Он вопросительно посмотрел на меня; я согласно кивнула и сказала, что тоже никогда о них не слыхала. Теперь я понимаю, что не мне давать советы в качестве наблюдателя, определяющего тенденции развития жанра: Кевин Костнер против «Ред хот чили пепперс» — 0:2.

Как-то — до вечеринки оставалось несколько дней — я была в своей комнате и вдруг услышала голос Дени: дверь в соседнюю комнату была открыта. Я услыхала имя Майкла! Естественно, я подскочила к самой двери и замерла, обратившись в слух. И в самом деле, Дени даже и не подумал звонить ему, чтобы узнать отзыв, когда они решали брать меня на работу. Тогда он сказал, что они составят впечатление сами.

Сначала они обсуждали деловые вопросы, но потом Дени замолчал. Я затаила дыхание. Несмотря ни на что, я знала, что Майкл упорно следит за мной и позвонил Дени с одной целью — сделать так, чтобы тот уволил меня. Я услышала, как Дени произнес: «Я знаю. Разве это не было случайное совпадение? Эту няню нашла Pea, и у нее был опыт работы у вас… Угу!» Наступила секундная тишина, когда Майкл говорил что-то, потом я снова услышала Дени: «О, так вы хотели бы поговорить об этом, а?» Как будто у нас еще была стадия собеседования! «Да, хорошо. Хорошо. Понял. Я поговорю с вами позже. Спасибо за совет, Майкл. Я дам знать Реа».

И тут я спросила себя: не следовало ли мне найти более подходящее время, чтобы уйти из семьи Овитц? Ведь Майкл ясно дал понять, что ценит меня! Ну что бы случилось, если бы я постаралась уладить дело миром? Не совершила ли я ошибку, уйдя наперекор ему? Конечно, я ненавидела, когда на меня давят, но, может быть, мне надо было поговорить с ним, как с обычным человеком, а не трястись перед ним, как перед всемогущественным повелителем. Возможно, если бы я пришла к нему и объяснила, что именно меня беспокоит — ощущение, что Джуди не любит меня, нехватка времени, неуважение со стороны Джоша, — всей этой отвратительной войны можно было бы избежать. Я начинала думать, что мне не следовало рассматривать всю ситуацию только в черно-белых красках: остаться и быть несчастной или уйти и стать счастливой. Позже я очень много размышляла над выбором, который тогда сделала. Теперь я видела, что с тех пор, как оставила семью Овитц, я находилась в депрессии. Единственный вид терапии, какой я могла себе позволить, — это побольше писать в свой дневник.

Кажется, в деле с Овитцами моей вины гораздо больше, чем их. Я никогда не устанавливала никаких линий разделения обязанностей с Джуди. Поскольку я никогда не требовала того, что мне нужно, я сделала для нее возможным вообще игнорировать вероятность того, что мне что-то нужно. Я согласилась на то, что они дали мне, вместо того чтобы точно обозначить свои нужды, дабы хорошо выполнять обязанности.

Почему я не объяснила, чего хочу, когда Майкл разговаривал со мной напоследок? Вероятно, я думала только о Кармен, которая, казалось, никогда не получала того, о чем просила. Я даже ни разу не попыталась объяснить ему, из-за чего я у них чувствую себя такой несчастной. Наверное, я ждала, когда он спросит. Я просто не видела, что у меня были и другие варианты, кроме того, чтобы написать заявление об уходе.

Это было очень трудно принять. Здесь у меня были замечательные условия, а я тащила на себе тяжесть моей прошлой ошибки. Неудивительно, что я чувствовала себя подавленной.

Я поделилась своими чувствами с Мэнди, у которой по-прежнему были экономические проблемы. На этот раз она сама потратила больше, чем могла себе позволить. Голдберги взяли Мэнди и детей во Францию, где у мистера Голдберга были какие-то дела, а миссис Голдберг занималась шопингом. Хотя «шопинг» — это мягко сказано. Это были высокозатратные экспедиции поражающих воображение масштабов. Во время первой же вылазки Мэнди влюбилась в четырехсотдолларовую сумочку. Она страстно желала ее, как будто была Долли Партон в магазине париков. Проблема, конечно, заключалась в том, что бюджетом Долли Партон она не обладала. Покупка была исключена. Или нет? Мэнди подступила к миссис Голдберг, отчаянно пытаясь найти какие-то разумные объяснения, почему она должна непременно купить эту сумочку. Миссис Голдберг согласилась, что да, сумочка красивая, но даже она сочла, что это слишком дорого. Ничуть не обескураженная, Мэнди нашла телефон и позвонила в Монтану (не обращая внимания на то, что расходы на заокеанский звонок могли составить изрядную часть стоимости вожделенного ридикюля).

«Конечно, дорогая, ты должна купить ее! Когда еще тебе удастся побывать во Франции?» — отреагировала ее дорогая мамочка. Вдохновленная таким разумным аргументом, Мэнди вернулась в магазин и израсходовала большую часть средств со своей кредитной карточки «Виза». Этой ночью она спала — и сумочка лежала на подушке рядом с ней.

Чтобы перещеголять ее, на следующий день миссис Голдберг углядела маленькую сумочку без ручки в стиле Джеки О, размером не более двух сигаретных пачек. Доставая свою платиновую кредитку, она заметила: «Я же на отдыхе. Я могу позволить себе это». Стоимость сумочки? Шесть тысяч долларов США! Позднее в тот же день она заплатила триста сорок три доллара за брелок для ключей.

Даже в моем подавленном состоянии я не смогла удержаться и рассмеялась.

* * *

Райан был, как обычно, сама беспечность. Ему нравился Лос-Анджелес. Он не долго раздумывал над возможностью стать рабочим-металлистом, а затем решил, что тяжелый физический труд на самом деле его не привлекает. Поэтому вечерами он приходил ко мне, в дом де Вито. Суббота и воскресенье были моими выходными, и в пятницу вечером я уходила, чтобы пару дней провести в брентвудском «ящике» Синди.

Дени пригласил Райана и меня на день рождения Pea. Мне представлялось это событие модной вечеринкой и чрезвычайной проблемой для Райана. Я едва сумела убедить его надеть пиджак, белую рубашку и галстук. (В последний раз я заставляла его надевать галстук для нашего выпускного бала, и он засунул его в карман спустя десять минут после того, как мы прибыли в гимназию.) После получасового спора в универмаге «Нордстром» из-за парадных туфель (это была ничья; он купил их, но отказался надеть, когда пришло время) мы вернулись к Синди, чтобы подготовиться к выходу в свет в очередной раз. Я вытащила свое старое доброе черное платье, но не смогла застегнуть молнию. И решила, что коли нет никакой возможности надеть его, не разорвав по швам, то следует оставить эту затею.

Я слышала, как Райан в гостиной говорит Синди:

— Сьюзи думает, что мои кроссовки «Найк» не подходят к моим бриджам хаки.

Чуть не задохнувшись от возмущения, я вытаращила глаза. Почему бы мне просто не оставить все как есть? Я иду на свидание с Джетро из сериала «Беверли-Хиллз»[109]. Я набросила на себя кое-что из одежды моей сестры, некий странный наряд — юбка, такая короткая, что ее могла бы носить проститутка, и белый жакет, он придавал мне вид сотрудниц медицинского учреждения. Моя сестра, благослови ее сердце, никогда не имела в своем гардеробе вещей, модных в текущем десятилетии. И эти не были исключением.

Когда мы подъехали, несколько служащих уже стояли наготове, чтобы отгонять машины на стоянку. Я вышла и потянула вниз трикотажную юбку в восемнадцатый раз, в то время как мой приятель крутил шеей, словно его галстук был петлей, которая его вот-вот задушит. Уже совсем стемнело, но я могла ясно видеть, что мы были единственными, кто специально нарядился. Все были кто в чем — в шортах, рубашках для гольфа и блузках без рукавов. Мое настроение еще более ухудшилось. В очередной раз я забыла о шикарно-небрежном лос-анджелесском стиле. Взглянув на разношерстную толпу, Райан тут же повернулся ко мне и с хитрой самодовольной ухмылкой торопливо распрощался с галстуком и пиджаком, закатав длинные рукава рубашки — настоящий Попай-моряк[110].

Я оглядела внутренний дворик. Да тут вся компания «Чирз»! А еще Мэри-Лу Хеннер, Тони Данза и, о мой Бог, человек, которого мне меньше всего на свете хотелось бы видеть. Майкл Овитц. Он был, как всегда, в своей рабочей униформе — накрахмаленной белой рубашке и ярком галстуке. Я поискала глазами Джуди. Ее не было. Я продолжала смотреть на Майкла и была уверена, что он тоже бросил взгляд в мою сторону. Может быть, он не узнал меня? Или забыл? Однако он пристально посмотрел на меня; чтобы быть уверенной, что мне не придется с ним разговаривать, я решила держаться подальше, благо затеряться в этой толпе было несложно. Наконец с большим облегчением я увидела, что он направился к выходу. Слава Богу, он явно зашел, чтобы только отметиться.

Райан увидел одного очень известного киноактера, выходившего из ванной с двумя приятелями, вытиравшими ему нос.

— Они нюхали кокс, Сьюзи! Точно!

Я отказывалась верить в это, даже после рассказов Шейлы про кучки кокаина. Я не могла до конца свыкнуться с мыслью, что люди вокруг меня нюхают кокс в ванной комнате, в доме, где я живу.

Неожиданная встреча с Майклом сегодня вечером произвела на меня жуткое впечатление. Фактически я почти становлюсь параноиком, думая, что он, возможно, преследует меня. Я была очень рада, что он так рано ушел.

Борьба с Райаном при подготовке к вечеринке была последней каплей в чаше моего терпения: мы слишком разные. Даже несмотря на то, что я была не права относительно формы одежды. Я не могу отделаться от мысли, что мы движемся в разных направлениях. Кажется, самое лучшее, что я могу для него сделать, — это позволить ему уйти, с тем чтобы он смог найти кого-нибудь, кто примет его таким, каков он есть. Решительно нет никакого способа заставить меня восхищаться гонками грузовиков начинающегося в городе ралли. Я пытаюсь продолжать маскировать его аромат «плохого мальчика» дешевым одеколоном. Я знаю наверняка, что он устал, и ему надоели мои постоянные придирки и упреки, что он делает все не так.

Замечание для себя: достать книгу про женщин, которые слишком сильно любят, и найти главу, как избавиться от этого. И потом сделать это, раз и навсегда.

Второе примечание для себя: пойти и купить книгу, которую я видела вчера в ток-шоу. «Умная женщина/Глупый выбор: как найти «своего» мужчину и избежать «чужого».

Звонила Тэмми. Она только что вернулась из поездки в Аспен. Семья Салли встретилась за обедом с Овитцами, и она видела Делму и детей.

— Как они? Как дети? — дотошно выспрашивала я у нее подробности — вплоть до мельчайших деталей.

— Хорошо. Миссис Овитц сначала не узнала меня. А когда сообразила, кто я, посреди обеда ахнула: «Ох, так вы ее подруга!» — Тэмми усмехнулась. — Она указала на меня пальцем, как на грызуна — переносчика чумы. Дети в тревоге посмотрели на нее, потом на меня. Это выглядело так, будто она обнаружила, что я часть «мафии нянек», которая несет ответственность за все беды в Голливуде. «Эта Сьюзи, — сказала она, — просто бросила нас в трудную минуту!»

По словам Тэмми, уничижительные замечания продолжались, пока Салли и Алану не удалось направить беседу в другое русло. Как только они сели в автомобиль, Салли объяснила Тэмми, что они приняли приглашение на этот обед только по деловым соображениям. И извинилась за неприятный инцидент.

— Я уверена, что твоя подруга очень хорошая девушка, поскольку она помогла нам найти тебя, — сказала она.

Это хорошо объясняет, почему люди действительно очень любят Салли Филд.