7

7

6 августа меня посетил Ягов, чтобы указать мне на то, что морское ведомство не должно снабжать кайзера политической информацией, чего никогда и не делалось{171}.

Я сделал некоторые замечания по поводу полного провала политического руководства, которое все-таки должно было как-то подготовиться к войне. Теперь нам следовало обратить все наличные силы против сильнейшего из наших врагов. На мой вопрос о том, что произойдет, если мы победим Францию и Россию, но не Англию, Ягов пожал плечами. Расхождение во мнениях выявилось, когда я сказал: Разве вы не могли обещать России право прохода через Дарданеллы и вообще все возможное, чтобы предотвратить войну?

Ягов ответил: Если бы вы подарили нам маленькое морское соглашение с Англией, война стала бы ненужной.

С той информацией, которой располагало министерство иностранных дел, при возникновении войны нужна была некоторая смелость, чтобы указывать на германский флот как на причину этой войны. Но канцлер и министерство иностранных дел любовно и старательно распространяли и укрепляли эту легенду. Наряду с этим они начали еще более роковую для нас борьбу за недопущение германского флота к участию в боях.

Коль скоро германские войска вступили бы в Бельгию и Францию, а также в том случае, если бы мы успешно действовали против России и Франции, Германии, даже совершенно лишенной флота, пришлось бы столкнуться с Англией. Исходя из своей традиционной политики, Англия не желала терпеть нашего преобладания на материке, хотя и не имела формальных соглашений с указанными державами. Если германский флот вообще сыграл какую-то роль в июле 1914 года, то именно тем, что он противодействовал стремлению Англии к войне и способствовал попыткам Грея сохранить мир. Поведение Англии в те годы, когда мы совсем или почти не имели флота, доказывает, что Англия и тогда не упустила бы, а возможно использовала бы с более легким сердцем, чем в 1914 году, когда она привела в действие механизм Антанты, всякую возможность разбить нас с помощью других держав и не допустить нашей гегемонии. Я говорил о само собой разумеющихся вещах, но склонность немцев к самоуничижению уже осенью 1914 года позволила рейхсканцлеру и его сторонникам возбудить недовольство против единственного средства, которое могло тогда спасти Германию, ее флота. Это дало возможность скрыть от многих людей след июльских недель – тех недель, когда действительно возникла война. Вскоре я услышал из авторитетного источника, что между рейхсканцелярией и редакциями некоторых газет достигнуто полное единодушие по вопросу о том, что во мне можно издавна узнать сознательного виновника войны. Непроницательные немецкие круги вскоре стали повторять вслед за врагами, что войну вызвали самодержавие и военная каста; те же, кто хотя и не сознательно, но активно подготовляли крушение монархии и подрывали основы мощи и самостоятельности Германии, после революции поспешили дать «правдивые» показания перед государственным судом.

Нелепость бетмановской политики в июле 1914 года не только ухудшила наше дипломатическое положение во время войны и при заключении мира, но и настолько усилила германскую склонность к самобичеванию, что это может отразиться на всем будущем нашего народа. Ибо враги, желавшие возложить ответственность за войну на германский народ, нашли в самом этом народе добровольных агентов, уверяющих нас, что это мы спустили войну с цепи. Я уже указывал на промахи германской политики этих недель и мне нет нужды приукрашивать их. Но мы отнюдь не являемся виновниками войны. Виновны как в самой войне, так и в варварском ведении ее правящие круги Лондона, Парижа и Петербурга. Как можно подвергать это малейшему сомнению? Как может германский народ забыть о том, что бельгийские посланники, более проницательные, чем германские дипломаты, еще за несколько лет до войны совершенно недвусмысленно обрисовали волю Антанты к войне и заговор, составленный ею против Германии? Виновность Антанты доказывается и ее действиями; она, которая хотела оторвать Эльэас-Лотарингию от германской родины, превратить германский народ в наемного раба англо-саксонского капитализма и уничтожить австро-венгерскую монархию и Турецкую империю; она, которая боролась с помощью меча, голода, интернирования, грабежа торговли и морального отравления, пока не добилась гибели нашего народа; она, которая немедленно претворяла в действие враждебность многих десятилетий, как только переговоры июля 1914 года представили для этого особенно удобный случай, – она не сможет, несмотря на жульническое использование нашей неудачной политики, уйти от суда мировой истории, которая признает ее виновной в преступлении перед духом гуманности.