Швырёв Борис Иванович Мы до сих пор не хотим из него выходить

Швырёв Борис Иванович

Мы до сих пор не хотим из него выходить

Я родился 19 декабря 1954 года в селе Дёмкине Чаплыгинского района Липецкой области. Русский. Православного вероисповедания. Член КПСС с 1975 года.

В 1972 году закончил Колыбельскую среднюю школу Чаплыгинского района и в том же 1972 году поступил в Костромское высшее военное командное училище химической защиты. В 1976 году закончил его и был направлен для прохождения дальнейшей службы в Белорусский военный округ командиром взвода радиационной и химической разведки 317-го гвардейского ордена Александра Невского парашютно-десантного полка 103-й гвардейской Краснознаменной ордена Кутузова 2-й степени воздушно-десантной дивизии (далее — вдд), дислоцированной в г. Витебске. Командир дивизии полковник — Рябченко Иван Федорович, начальник штаба дивизии — Петряков Николай Васильевич.

С декабря 1979 года по февраль 1982 года проходил службу в составе Ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан. Командиром огнеметного взвода и отдельной огнеметной роты 103 вдд в воинских званиях гвардии старший лейтенант и гвардии капитан, соответственно.

Принимал участие в оказании интернациональной помощи афганскому народу в провинциях Кандагар (1981 г.), Герат (1981 г.), Шинданд (1981 г.), Гур (1981 г.), Кундуз (1982 г.). В феврале 1982 был по замене переведен для дальнейшей службы в Советский Союз. В июле 1982 года поступил в Военную академию химической защиты и в 1985 году окончил её с «отличием».

В период с августа 1985 года по сентябрь 1990 года проходил службу на различных командно-штабных должностях в группах советских войск в Чехословакии, Польше и Германской Демократической Республике.

В 1990 году, возвратившись в СССР, был назначен начальником кафедры «Тактики войск РХБ защиты» в Костромском высшем военном командном училище РХБ защиты.

С началом операции «по восстановлению конституционного порядка в Чеченской Республике» был откомандирован 3 января 1995 года в г. Моздок в распоряжение командования объединенной группировкой войск на Северном Кавказе. В дальнейшем исполнял обязанности командира огнеметного батальона, который, в составе подразделений армейского корпуса генерал-майора Льва Яковлевича Рохлина штурмовал медицинский комплекс и комплекс основных правительственных зданий в г. Грозном.

23 января 1995 года в ходе артиллерийского налета в районе троллейбусного парка получил осколочное ранение в голову и контузию. 25 января 1995 года, после подавления основных очагов сопротивления сепаратистов, батальон был выведен из города на переформирование и отдых (при штатной численности 45–50 человек в ротах оставалось по 8–10). Пройдя в феврале 1995 года курс лечения в гарнизонном госпитале г. Костромы, в марте того же года вновь приступил к исполнению обязанностей начальника кафедры КВВКУ РХБ защиты.

В январе 1998 года был переведен для прохождения дальнейшей службы в Федеральное управление по безопасному хранению и уничтожению химического оружия (в/ч 70 855, г. Москва) начальником 127-го отдела уничтожения аварийных химических боеприпасов.

До увольнения в запас в 2006 году принимал участие в строительстве первого опытного объекта по уничтожению химического оружия, а также организовывал и проводил уничтожение малых партий химических боеприпасов отечественного производства, хранение которых было не возможно по техническим причинам.

2 февраля 2006 года приказом Министра обороны Российской Федерации по состоянию здоровья был досрочно уволен в запас в воинском звании полковника. Личный номер — М-419930.

Правительственные награды:

— медаль «За боевые заслуги» (1981 г., вручена командиром дивизии генерал-майором И.Ф. Рябченко в июне 1981 г. в г. Кабуле «за успешное освоение новых образцов боевой техники»);

— медаль «За отвагу» (1982 г., вручена командиром дивизии генерал-майором А.Е. Слюсарем в январе 1982 г. в г. Кабуле «за мужество и отвагу, проявленные в ходе оказания интернациональной помощи народу Афганистана»);

— орден «За военные заслуги» (№ 790, 1995 г., вручен начальником Войск радиационной, химической и биологической защиты генерал-полковником С.В. Петровым «за образцовое выполнение специальных заданий Правительства, связанных с риском для жизни»);

— одиннадцать медалей различных стран и ведомств.

Боевая тревога, аэродромы «подскока», Баграм

25 декабря 1979 года в составе дивизии мы были десантированы посадочным способом на аэродром Баграм и 26 декабря в 16.00 по московскому времени приняли участие во «втором этапе апрельской революции».

До этого, в начале декабря дивизию подняли по сигналу «Боевая тревога» и около трех недель мы ждали дальнейших команд на «аэродромах подскока» в г.г. Смоленске, Орше, Балхаше.

24 декабря 1979 года, совершив промежуточную посадку на аэродроме стратегической авиации в г. Энгельсе, что на реке Волге напротив г. Саратова, мы приземлились на аэродроме Баграм, около 40 км севернее г. Кабула в ДРА.

Запомнилось радушие хозяев аэродрома в г. Энгельсе, которые сделали максимально комфортными последние часы на Родине. В общем-то, до последнего момента основная масса даже офицеров точно не знали, куда и зачем мы летим. Хотя общее настроение (тогда говорили «морально-политическое состояние») было действительно боевое.

Мои командиры (командир роты и командир батальона) уже участвовали в операциях по наведению порядка в Венгрии и Чехословакии. Кстати, чтобы там ни говорили сейчас, а слова благодарности и в Будапеште и в Брно (это города, куда мы десантировались) они не раз слышали в то время. Поэтому нам было на кого равняться и стараться быть не хуже. Когда рядом с тобой есть тот, кто уже слышал как свистят пули, всегда можно проверить себя «на вшивость», сравнивая своё поведение с его. То, что шутки начинают заканчиваться, мы поняли тогда, когда перед взлетом в Энгельсе начали выдавать боеприпасы и доводить боевые приказы до подразделений.

Как мы поняли в дальнейшем, полученный опыт, это и хорошо и плохо, так как он ориентирует нас в целом на прошлое. В прошлом солдаты и офицеры дивизии выполняли функции полицейские и демонстрации силы. Здесь же силу пришлось применять. А такого не было ни в Венгрии, ни в Чехословакии.

15-й век

Эта страна, Афганистан, жила и, кажется, продолжает жить до настоящего времени в 15-м веке. Соль, спички и сахар

— вот всё, что им надо было привезти, а не эфемерные идеи марксизма-ленинизма. Но гордость за свою страну и понимание, что мы участвуем в великих делах, нас окрыляла. Кто не мечтает о ратных подвигах в 25 лет? Кстати, сейчас испытываешь тихую радость от того, что ныне туда, в Афганистан, вляпались американцы. Все по поговорке: «Не рой яму другому…»

Мы никогда не жили богато, но их нищета даже нас смутила. Поэтому, тушенка, сгущенка, галеты, сигареты и прочая мелочь, которая у солдат всегда лежит в рюкзаке, тут же начала раздаваться местным пацанам («бачам»). Правда, когда все эти подарки мы потом стали видеть на рынках Кабула, охоты «пожалеть» местных заметно поубавилось.

Эти бытовые моменты мне кажутся более значимыми, нежели какие-то боевые эпизоды. «Чем дальше от моря, тем больше моряков». Это о героях той войны. Сейчас, спустя почти 30 лет уже можно заявить, что «мы (это около 100 человек) взяли дворец Амина». Хотя достаточно только увидеть это сооружение, место, где оно находится, чтобы понять: это, мягко говоря, не совсем так.

Штурм

То, что произошло тогда, наверное, правильнее называть «войсковой операцией». Непосредственно в штурме дворца участвовало два парашютно-десантных полка, усиленных артполком. Кроме того, специальные задачи решались группой «Альфа» и «мусульманским батальоном». Если о группе «Альфа» все, благодаря ТВ, слышали как об основном (и главном!) участнике тех событий, то о другом активном участнике событий той ночи говорят гораздо реже.

Так называемый, «мусульманский батальон» в ходе боя за дворец Амина ударил в тыл обороняющимся там гвардейцам и тем облегчил задачу наступающим с фронта и десантникам, и группе «А».

Батальон был сформирован из ребят, представителей среднеазиатских республик (отсюда и название). Летом 1979 двух таджиков, которые служили у меня во взводе, и служили очень неплохо, перевели без всяких объяснений в Фергану (в те времена там была одна из дивизий ВДВ).

Исмаилжона Усманова я потом встретил в «мусульманском батальоне», их, оказывается, полгода готовили к этой операции. Привезли их в Кабул за долго до всех нас и «определили» в охрану дворца. Выполняя свою задачу с началом штурма, эти ребята оказались под перекрестным огнем гвардейцев Амина и штурмовавших советских частей. Информацию об опознавательных знаках, если они и были у них, видимо до всех не довели, а форма на них была такая же как на гвардейцах…. Миша (Исмаилжон) рассказал, что другого нашего солдата, Раджабова, нашли среди тяжело раненых только по записке, которая лежала в его ботинке.

Смешно и одновременно неудобно перед этими пацанами за тех дяденек, которые спустя 30 лет продолжают геройствовать в одиночку перед телекамерами, утверждая, «что если бы мы не взяли дворец за 40 минут, то нас накрыли бы «Градом» свои же».

В октябре 1979 года небольшая группа офицеров нашей дивизии была направлена в Кабул на рекогносцировку, естественно, под видом туристов. Слово «рекогносцировка» понятно всем военным людям. Ночью и днём командиры батальонов и полков, которые должны были взять «мосты, телефон, телеграф и банки», проехались по городу и уточнили свои боевые задачи. Естественно, все это было сделано без особой огласки. И если бы не иностранные презервативы, которыми поделился со мной мой командир после этой поездки, я бы тоже не знал об этом мероприятии.

Таким образом, то, что произошло 26 декабря 1979 года, было хорошо продумано и спланировано. Армия (103-я вдд) свою задачу выполнила.

На аэродроме Баграм, куда мы десантировались 25 декабря, нас ждали наши «братья по разуму» из ферганской дивизии, по-моему 105-й вдд, они «караулили» аэродром. Там же я впервые увидел Бабрака Кармаля в резиновых галошах и «пуштунке» — национальном головном уборе. Оказывается, мы летели в одном АН-22, но этого парня «пасли» специалисты из КГБ.

Суха теория, мой друг…

«Суха теория мой друг…» Все планы требуют корректировке. Поэтому вечером того же дня «ездовые и повара» участвовали в уничтожении отдельных групп, оказавших сопротивление на аэродроме приземления в районе командно-диспетчерского пункта. Не могу понять, почему они (афганцы) сразу не сдались и вздумали открыть по нам огонь. Первая огневая стычка началась и закончилась в течение самое большее 20 минут.

«Как в кино!», — только эта одна глупая мысль и была в голове. Животный страх, наверное оттого, что своего живота не чувствуешь, начал приходить позже, когда начал понимать, что может произойти, если «это свистящее» попадет в тебя. Впервые для себя отметил, чем спокойнее профессия (финансист, повар, медик), тем более воинственнее ведут себя её носители после боя. Утром командир дал команду убрать трупы афганцев вдоль взлетной полосы. Набралось около двух машин. От «обозников», желающих сфотографироваться на фоне ГАЗ-66, забитого трупами афганцев, не было отбоя.

Лето 1980 года прошло в ожидании вывода из Афганистана. 11 ноября 1980 года 103-ю вдд наградили орденом Ленина. Воинские ритуалы красивы и торжественны. А тут ещё и сам участник. Я и мои ребята (огнеметная рота) были в знаменной группе, то есть стояли под Боевым Знаменем. Маршал Советского Союза Соколов С.Л. прикрепил орден Боевого Красного Знамени.

Гордость за всех нас дополнялась ожиданием скорого возвращения на Родину. Тут мы, конечно, ошиблись. Командующий ВДВ, генерал армии Д.С. Сухоруков сказал, что замена офицеров будет в плановом порядке, а дивизия останется в ДРА до окончания выполнения «интернационального долга». После этого народ пил «в темную» дня три. Мы поняли, что здесь будем не месяц и не два. Но даже самые продвинутые не могли предположить, что мы здесь останемся на 10 лет.

Когда говорят, что «контрактная армия лучше чем…» люди или врут, или не знают предмета разговора. У меня в огнеметном взводе, а потом роте, не было ни одного случая отказа выполнения приказа. Конечно, речь идет не о мытье полов или о чем-то подобном. Ни раз и ни два мои солдаты просили отправить их на «боевые», так как их «годки» уже ходили в горы, а они еще нет. Большего оскорбления они тогда не знали. Причем это касалось солдат различных национальностей и конфессий, этим тогда мало кто интересовался, и сроков службы.

Уверен, людьми моего тогдашнего круга общения, руководило не желание заработать, а стремление служить некой высокой идее, интересам страны, видя, в конце концов, в этом свой офицерский или солдатский долг. Вслух этих слов никто и никогда в моем окружении не говорил. Более того, мы старались держаться подальше от тех, кто трещал об этом на каждом углу, считая это дурным тоном. Интересно, что в людях искреннее стремление служить высоким целям легко уживается с разгильдяйством и желанием «сачкануть». В этом, мне кажется, проявляются главные качества российского офицера: отсутствие громких слов в речах, частая небрежность в делах мелких, незначительных, и полная самоотдача в ходе боевой работы.

В 1980 году мы готовились к боевому применению реактивных пехотных огнеметов. Боевая мощь этого оружия равна выстрелу из гаубицы калибра 152 мм, которую в горы, конечно, не затащишь. Это сразу понравилось всем командирам парашютно-десантных подразделений и вскоре слово «химик» перестало носить оскорбительноснисходительный оттенок.

Начиная с 1981 года наша «интернациональная помощь» заключалась в уничтожении бандформирований в составе 3-го батальона 350-го пдп 103-й вдд в провинциях Гур и Герат (запад Афганистана) на границе с Ираном.

Впервые за год службы в Афганистане попали в безысходную ситуацию: Ми-6, на котором мы летели из Кабула в Шинданд, начал разваливаться прямо в воздухе. Если в тебя стреляют, можно залечь, укрыться. А тут только надеяться и ждать… Вертолетчики — молодцы, посадили, точнее, уронили машину на склон горы. Слава Богу! Да, вот так вот, с большой буквы, потому что там и начал верить в Бога.

Вечером другим бортом все-таки добрались до Чагчарана (административный центр провинции Гур). Вертолетчики, видимо зная и понимая больше нас, напились до бесчувствия. Таких пьяных я даже в колхозе трактористов за рулем не встречал.

Числа 18–20 июля 1981 командир батальона получил команду на уничтожение руководителей бандгрупп, которые должны были собраться на какое-то торжество (кажется даже на свадьбу). Так как за базовым лагерем следили, и мы это знали, выход колонны боевой техники из лагеря прошел в обычном порядке. А затем, километров через 10, не останавливая движения колонны, мы спешились с бронетранспортеров и пошли в нужную нам сторону.

Наверное, тогда я впервые понял, что на войне воюют в первую очередь головой. «Духи» вели нашу пустую бронегруппу до тех пор, пока мы не «накрыли» всех их главарей в другом месте. Уже сейчас, спустя много лет, понимаешь, чем больше думаешь перед боем, тем меньше стреляешь в бою. Спасибо нашим отцам-командирам за это: в первые 2,5 года, боевые потери в дивизии составили «всего» около 240 человек. Огнеметная рота не потеряла в это время ни одного человека, хотя раненые и больные были.

Весь август 1981 года вели поисковые и засадные действия вдоль границы с Ираном в провинции Герат. Работая автономно, наша тактическая группа парашютно-десантная рота, усиленная инженерным, огнеметным и гранатометным взводами, вертолетами раз в 10–15 дней получала топливо, боеприпасы и продукты. В пустыне главной проблемой была пресная вода. В двух колодцах, в которых мы надеялись найти питьевую воду, лежали туши убитых коров. Поэтому, приходилось терпеть и экономить.

В засаде у озера взяли в плен бандгруппу численностью около 15 человек, которые на двух лодках вышли прямо на нас. Допросили. Что делать потом, не знаем. Отпускать тоже нельзя. Так как желающих расстрелять не нашлось, командир назначил исполнителей. Убить человека в бою или расстрелять его после боя две большие разницы. Командир роты не устает повторять: «Пусть плачут их матери, а не наши». Командир всегда прав. Сейчас я тоже горжусь тем, что все мои солдаты вернулись живыми с той войны.

Последняя операция была в январе 1982 года в провинции Кундуз (северо-восток Афганистана). Скорее это была не боевая операция, а тренировка на выживание. Для блокирования возможных путей отхода бандформирований нас десантировали с вертолетов на перевалах в отрогах Гиндукуша, где высота над уровнем моря была более 3000 метров.

На дворе январь… Там летом-то зуб на зуб не попадает. Целую неделю мы среди голых камней в расщелинах при температуре — 10 °C и ниже ждали эти самые формирования. Для того, чтобы хоть как-то согреться, пришлось дать команду ротным специалистам расснарядить огнеметные выстрелы и достать из них огнесмесь, которую мы потом и жгли. В базовый лагерь мы вернулись без боекомплекта и без насморка.

И еще о находчивости солдата. Как-то отправили команду на разгрузку «борта» (грузовой ИЛ-76 из Союза) с брикетами мороженого мяса. Солдаты утверждали, что это кенгурятина из Австралии. Прапор, толсторожий и наглый начальник продсклада, сразу нам не понравился. Старшина роты, сержант Руслан Ражбадинов, говорит: «Товарищ гв. капитан, мы его накажем, Вы только не мешайте». Солдаты быстро встали в цепочку от рампы самолета до кузова КАМАЗА и под бдительным оком прапорщика стали разгружать 20-килограммовые брикеты мяса.

Через полчаса, когда разгрузка закончилась, разразился скандал: не хватило 2 брикетов. Прапор утверждал, что он лично в Фергане грузил самолет и все было на месте. «Это твои! Воры!» — брызгал он слюной. Хотя ни он, ни я в то время, не понимали, куда могли деться эти брикеты — кругом чистое поле и горстка солдат посредине.

Пришлось объяснить ему, что в порядочных войсках принято младшим обращаться на «Вы» к старшим по воинскому званию. Это привело кладовщика в полное изумление. Он хлопнул дверцей КАМАЗа и отчалил восвояси, подсчитывая упущенную выгоду. Как только машина скрылась вдали, Руслан дал команду, и ребята достают из пыли, в которой по щиколотки стояла цепочка разгружающих мясо солдат, те самые недостающие брикеты «кенгуриного» мяса. В ходе разгрузки они оказывается просто «уронили» их туда.

13 февраля 1982 по замене был направлен в СССР. Покидая не очень дружелюбную страну, я ещё не знал, что расстаюсь с одним из лучших времен своей жизни. Такой определённости в жизни, искренности и чистоты в отношениях между людьми я не испытывал и не встречал в дальнейшем. По этому, войдя 25 декабря 1979 года в Афганистан, мы до сих пор не хотим из него выходить.

Чечня

В Чечне я оказался сразу после празднования Нового Года, когда стало понятно, что просто так, боевики не уйдут из Грозного, а потому нужны люди, которые хоть что-то помнят и знают. Командировка была непродолжительной, всего месяц, но очень богатой событиями и впечатлениями.

Огнеметный батальон разбросан, по военному «придан» пехоте 20-й мотострелковой дивизии. Кто где, никто не знает, так как буквально за пару часов до боя люди получали боевые задачи. Ни связи, ни управления. Бардак и героизм идут рука об руку.

Ст. лейтенант Илья Панфилов заменил двух убитых командиров разведроты, которой были приданы его огнеметчики. Не получая ни от кого приказов, самостоятельно целую неделю удерживал здание библиотеки возле дома правительства. Чудом выжил со своими подчиненными в этом аду. Как-то по детски, очень виновато, объяснял мне почему остался жив — пуля попала в приклад автомата. Получил звезду Героя.

Мы, однополчане (сказать «ветераны» язык не поворачивается, ведь ветераны — это те, кто «от Волги и до Берлина») 103-й вдд, которые участвовали во вводе войск, ежегодно встречаемся в конце декабря: либо на День части, либо на День ввода войск, не очень жалуя официальный праздник — 15 февраля. Между собой шутим: «Адольф Алоизович Шикльгрубер, если б был жив, вряд ли стал праздновать 9 мая».

Меня бы повесили 12 лет назад за причинное место, если бы узнали, что солдаты не видели горячей еды хотя дня два. Здесь это в порядке вещей. Нет воды. Вместо неё пьем компот и коньяк с разграбленного консервного завода. Это — агония советской армии, а российской армии еще нет.

Город Грозный от консервного завода, вдоль проспекта, по-моему, Ленина, и до самого центра весь в развалинах. Два нефтеперегонных завода: им. Ленина и им. Шарипова стоят как новенькие, там боевые действия не велись.

В ходе прочесывания наткнулись на русскую бабульку: «Сынки, дайте поесть, неделю хлеба не видела». У солдат руки затряслись.

Внутренние войска (вевешники) ездят на бетеэрах верхом, так как десантные отделения забиты барахлом. Мародеры.

Здания больничного комплекса раза два или три переходили из рук в руки. В промежутках между стрельбой народ упражняется в разговорном жанре, переругиваясь с «гоблинами», т. е. боевиками, которые сидят буквально через стенку. Много чего интересного услышали и сами наговорили своим оппонентам.

Как это часто бывает у нас, получив по морде и утеревшись, начали воевать с умом. Залпами по 3–4 выстрела разрушаем, а затем поджигаем первые этажи домов. Боевики либо поднимаются на верхние этажи, где мы их и добиваем, либо отходят. Что нам и нужно, в конце концов.

Где-то числа 19, после взятия президентского дворца бои сместились в сторону площади Минутка, батальон получил команду готовиться к выходу из города. 23 января надо было забрать 2 роту (в ней осталось всего 8 человек) из троллейбусного парка. Когда перебежками пошли к БТРу, начался артналет, которым нас и накрыло. Я очнулся уже в БТР под капельницей. 25 января остатки батальона были выведены в Моздок.

Война для нас закончилась. Надеюсь, это моя последняя война.

В подготовке текста воспоминаний оказал помощь Швырёв Максим Борисович, студент 1-го курса Аэрокосмического факультета Московского авиационного института (государственного технического университета)