Быков Сергей Петрович Я надеялся, что взорвется мина направленного действия
Быков Сергей Петрович
Я надеялся, что взорвется мина направленного действия
Школу закончил в Казахстане в 1971 году, в Целиноградской области. Родители были первоцелинники, ну и, естественно, меня привезли в 1955 году целину поднимать. Чуть позже я сразу поступил в Саратовское военное авиационное училище, которое закончил в 1974 году. После окончания училища на должность летчика назначен был в Читу в отдельную авиационную эскадрилью. По желанию был отбор служить в авиацию пограничных войск.
В Чите прослужил с 1974 по 1981 год, затем был переведен в 1981 году в авиационную эскадрилью под Душанбе. Первый боевой вылет совершил 22 июня 1981 года уже в должности командира вертолета МИ-8.
Из газет узнал об Афганской войне. Я написал рапорт, чтобы оказать интернациональную помощь народу Афганистана. Молодым был, считал, что война — это пятиминутное дело, что она быстро закончиться, вдруг не успею себя проявить как летчик, который должен уметь летать во всех условиях. Вот меня и направили в Душанбинскую авиационную эскадрилью.
Сначала у меня была командировка туда из Читы. Направляли на два месяца в Афганистан, чтобы каждый летчик мог получить боевой опыт. Были там по два месяца, потом нас меняли другие летчики, которые там тоже были два месяца, вот так менялись. Были постоянные эскадрильи в Душанбинской, Алма-Атинском и Тбилисском полках, которые участвовали в боевых действиях.
Были командировки, в первую из которых я написал рапорт (22 июня — первая моя командировка). После нее меня откомандировали на постоянно место службы в Душанбинскую эскадрилью, которая вела там конкретные боевые действия. Туда я прибыл в августе 1981 года уже командиром экипажа вертолета МИ-8. В 1982 году меня назначили командиром звена.
В 1984 году в сентябре месяце перевелся в эскадрилью Магадана, там прослужил 10 лет, за это время еще 7 раз летал в командировки также по 2 месяца в Афганистан в Норильский полк.
В 1988 году в июле месяце для меня эта война закончилась, у меня была последняя командировка. В 1989 году в феврале войска были выведены. Получается, 3 года отслужил и 8 раз был в командировке. За это время меня 10 раз подбивали, два раза на минное поле садился.
Награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени и орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени, в общем, три ордена за Афганистан, а также медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы», который я получил во время войны.
Потом, в мирное время в Магадане за спасение людей при пожаре, наводнении и за спасение 13 человек при падении АН-2 и одного человека на ТУ-16 (ракетоносец), и по совокупности меня наградили орденом «За личное мужество».
В 1994 г. после развала Советского Союза, меня опять перевели командиром эскадрильи в Душанбинский полк. В 1995 в апреле меня назначили командиром эскадрильи там же в Таджикистане — в поселке городского типа Московский.
У меня 2013 боевых вылетов за Афганистан. За Таджикистан я их уже не считал — много было, было присвоено звание Заслуженный пограничник Российской Федерации.
В 1998 году эскадрилью сократили, и я был переведен в Москву на должность главного инспектора, летчика авиации Федеральной пограничной службы, где я и прослужил до июля 2003 года.
Еще я участвовал в антитеррористической операции в Чечне. Присвоено звание Заслуженного летчика Российской Федерации уже в Москве, и летчика-снайпера. Есть медали Жукова, «В память 850-летия Москвы» и другие юбилейные.
У меня сын — тоже летчик-пограничник, на МИ-24 он меня прикрывал. В 2001 году 2 сентября его подбили на прикрытии, переломался, и списали его на землю. В 2005 году сын служил в Душанбинском полку, кто-то взорвал гранату случайно из прапорщиков, и ему выбило глаз. Сейчас он служит в Ингушетии в горячей точке.
Зелёнка
22 июня 1981 года (ровно через 40 лет, как Великая Отечественная война началась) была первая командировка в районе Термеза (июнь, июль), там пограничники охраняли зону.
И вот там, где река Пяндж сливается с рекой Вахш, начинается Амударья. «Зеленка» — это зеленые заросли: там и басмачам хорошо скрываться. В этом месте кишлаки стоят. Пограничники в 100–150 километрах, примерно, вглубь Афганистана — это наша территория.
А басмачи-то ночью на лошадях налеты совершают, убивают, грабят, а потом утром лошадей распускают, и сами прячутся, так как там их не найдешь, среди этих зарослей.
Нам дали приказ об уничтожении всех средств передвижения этих басмачей. И вот мы должны были приказ выполнить. Жалко конечно было, жуткое зрелище, там такие рысаки красивые были. Где-то за два дня мы уничтожили больше 300 лошадей.
Стой стороны, где кишлаки небольшие, были кочевники — пуштуны. Застава наша на этой стороне. Мы стреляли трассерами, попадая в землю, пуля рикошетила и уходила вверх. Издалека смотрят, и кажется, как будто по нам стреляют. Но по нам там никто не стрелял! Очень смешно получилось. И потом начальник докладывает в Ашхабад — вертолеты обстреливают. А тут команда: «Раз обстреливают, то уничтожить эти стойбища!» Задание-то было дано уничтожить лошадей, а получилось еще и вот так.
А над ними проходишь — внизу палатки черные из шерсти. Кто там: старики, женщины, дети? Вооруженных там вообще нет.
На заправку ухожу — меня к телефону: «Почему командования приказ не выполнили?» В общем, меня чуть было врагом народа не сделали! Под трибунал хотели отправить, что не выполняю боевой приказ на уничтожение. Я отстрелялся, потом я садился на эту заставу, объяснялся, что там твердая земля-то, что пуля уходит рикошетом. Например, в камень когда, а у нас так в землю было, и получалось, что все горит.
Такой вот случай. Чуть врагом народа не сделали.
Нападение на кишлак
Ночью совершено нападение на кишлак было — вырезали семьи партийных работников, афганцев. Пришел афганец, начал показывать, рассказывать, что вот там и там это, что знает, где засилье этих бандитов, все через переводчика, конечно. Показал дом, где эти басмачи находятся. А басмачи, что бы мы в них не стреляли, собрали женщин и детей и посадили во двор. Ну и не будешь ты же стрелять уже в это место, тем более ракетами. Вот пришлось, раз пять, наверное, заходить в очередь с пулемета, что бы рядом женщин, детей не было, чтобы отошли. И те, потихонечку, чуть-чуть в сторону сдвинулись, ну метров на 20, а этого достаточно было. И потом, мы в паре работали, два вертолета, ну, в общем, этот дом в упор расстреляли! Женщин и детей не тронули, может только контузили кого-то. А так никого не задели, вроде. Проходили раз пять над ними, 10 пробоин оставили! Там же проходишь точно над ними — над домом. И плюс еще крыши соломенные, камышовые. Вот так и стреляли.
Хочу сказать, мы же пограничники (не только летчики, но и пехотинцы), у нас ни одного пленного! Убитые были. В засады попадали, конечно, но ни одного не оставили. День, два преследовали банду, но все равно отбивали, всех, никто не остался.
Пограничники же все интернациональный долг выполняли и плюс защита рубежей нашего государства. Поскольку басмачи пытались напасть на наши территории, мы считали, что выполняли действия по защите нашего государства.
Когда в паре ходили, приходилось опознавать своих товарищей. Опознание убитых часто было, убитых товарищей, можно сказать, друзей. Когда моего ведущего сбили, приходилось опознавать останки.
На юг
Были и забавные случаи. Когда в первый раз полетел в командировку, а у меня жена и двое детей-погодки (один год, один месяц, один день и один час разница), так вот, жена спрашивает: «Куда?». Я ей: «На юг!». Ну, она думает, на юг — куда? Ну, может в Одессу, еще куда-нибудь. Укладывает мне все: костюм, сорочки, галстуки, плавки — все, что бы я отдыхал. Потом в Душанбе перевили. Еще несколько командировок она меня так собирала, чуть ли ни как в дом отдыха или санаторий какой.
Я был командиром звена от магаданской эскадрильи. А прикомандирован был к Марыйскому полку и Душанбинскому полку.
Там мины!
Имел несколько ранений: легкое ранение в Афганистане, контузия в Таджикистане и контузия в Афганистане. 1982 год после контузии, когда мы на минное поле сели, там подорвался солдат армии Афганистана. Мы начали его вытаскивать, и наш тоже подорвался. Нас вызвали. Надо спасать. Заводят сами, по радиостанции, — за минным полем находятся.
Я захожу и на это поле, начинаю садиться к подорванным, я надеялся, что взорвется мина направленного действия, у нее же заряд идет в одну сторону. Нам повезло, что не в нашу! Когда мы зависли — взрыв! А борттехник должен выпрыгнуть, что бы посмотреть уклон в горах, надо же сесть. Он после взрыва выпрыгивает, а ему кричу: «Там мины!» Нас уже осколками сечет, и, как в кино показывают, он задом в вертолет, на высоту метра, полтора обратно запрыгивает. Их ведь бросать нельзя!
Механик держит борттехника, тот наклоняется вниз, одного раннего затаскивает, другого. И мы взлетаем. Первую помощь обязательно оказали, там ногу оторвало одному, другому, и вот улетели оттуда.
Однокашники
В войне погибли мои однокашники. В 1982 году, 10 июля, мы оканчивали училище вместе, в одной эскадрильи летали, в Чите служили вместе, дружили семьями и в командировке вместе. Парашютов не хватало, время такое было — начало войны. Были бы парашюты — спаслись бы. А так земля метров на 800 — еще держались, когда метров 50 оставалось — управление перегорело, пикировали и взорвались.
У меня брат, тоже бортмехаником летал, прапорщиком, но нас в один экипаж не ставили, потому что есть закон — в одном экипаже родственники не летают, потому что если погибнут два сына, для матери очень тяжело.
Между боями
Вот допустим лето, распорядок дня. В горах, в пустыне — везде жарко, чем жарче, тем больше разряжен воздух — мощность двигателя падает, значит нужно начинать когда прохладно, рано утром. Рассветает в 4–5, значит в 3 подъем, опробовать авиационную технику и понеслось! Либо с утра, там раненные, там убитые, там на кого-то напали… и до захода солнца. Потом прилетели, по стакану водки выпили и в койку. Погоды нет — зима, например, все равно выезжаем, опять задания какие-то. Ночью нельзя летать в горах, летали все равно, вытаскивали людей. Как так? Не оставлять же! Погоды нет, все равно на аэродроме. Помимо этого технику готовить нужно. Она же работала в таких условиях как камни, песок — износ двигателя идет; называется помпаж (двигатель «покидает» вертолет — разрушение двигателя идет).
Кино
Бывало, кино показывали, машина выезжает большая, кино смотреть начинаем…в Таджикистане Сталинградскую битву показывали. На русском языке уже не было — на таджикском, местном: «Гитлер, ага, Сталинград капут, вай-вай». Ну, такой вот там был перевод.
На десантировании в горах
Впереди меня вертолет идет, его обстреливают, попадают в хвостовой винт, а он уже почти завис. Винт отказывает и начинает его вращать.
Я докладываю, что борт в пропасть скатился, метров 5, но зацепился. И на левом борту лежит, загорелся. Экипаж покидает вертолет. Правый блистер отлетает.
Смотрю, автомат вылетает, оттуда потом начинает экипаж. В общем, что-то непонятное творится. Потом уже рассказали: командир лежит самый нижний, борттехник по середине и правый. А борттехник-то не привязан — он на командира залезает, потом на правого и вылезает первый, а потом уже все остальные.
Из экипажа кому-то плохо, командиру, вроде бы. И опять заход, в общем, со второго захода забрал экипаж.
Я все это, оказывается, в эфир говорил. А там такой гвалт стоит!
Руководитель операции говорит: «А что это там за дым?».
«Да борт догорает», — отвечаем.
«Как догорает?!»
А уже минут 5 точно прошло! Эта война!
У меня есть представление, не реализованное, на Героя Советского Союза. Есть представление на Заслуженного летчика Российской Федерации. Там конкретно расписано.
Я сейчас точно не помню, но подготовил там порядка 200 летчиков первого класса, второго, третьего, сколько снайперов. А налет какой! Для вертолетчика у меня налет большой, где-то 7500 часов. Три войны: Афганистан, Таджикистан, Чечня.
Самое плохое
Когда 3 года воевал — втягиваешься, а не по 2 месяца. Раз 2 месяца — втянулся, ушел, месяца 3 нет, потом опять нужно привыкать. Но все равно, не боятся только «дураки». Все равно, когда стреляют не очень приятно, главное, чтобы не в голову.
Больше всего нервировала вот эта смена мирной жизни и войны. Лучше сразу отвоевать. Есть такие, кто начал с самого 1981–1982 годов, так и до самого вывода войск.
Плов
Нам «бабай» дал казан литров на 180, здоровый, пол мешка риса, два барана. Подмастерья, помощники повара, кто морковку чистит, кто барана.
Мы с обеда начали готовить, а боевые действия никто не отменял. Только мясо заложил — вызывают. Отбомбились, отстрелялись — помешал, снова улетел. В следующий раз прилетаю — морковку бросил, снова улетел. К вечеру плов готов.
Ну, правда этот «бабай» казан и топор обратно не взял. Мы готовили из баранины и добавляли свиной жир. Хотя сначала пообещали, что не будем. А он потом увидел шкуру дикого кабана. А у них же религия, свинину нельзя. Мы ему потом, конечно, скинулись. Новый казан ему купили.
Зачем мы туда влезли?
А по большому счету, если бы мы там не были, то там были бы американцы, это однозначно.
Во-первых, нас афганцы просили, чтобы ввели войска, но больше оказать политическую и моральную поддержку, а потом, конечно, ввязываться в боевые действия. Если бы там были американцы, то простая ракета средней дальности, если поднять ее на плато 3000 метров, она стреляла бы дальше на 3000 километров. Ну, например, если Новосибирск они могли достать какими-то большими ракетами, то с Афганистана они могли бы прострелить тактическими ракетами. Вот даже хотя бы из-за этого.
Ноябрь 2008 года.
В подготовке текста воспоминаний оказали помощь Ковалева Екатерина Романовна, Данилова Элеонора Александровна, студентки 1-го курса факультета экономики и менеджмента Московского авиационного института (государственного технического университета)