КРЫЛАТАЯ ШАРАГА

КРЫЛАТАЯ ШАРАГА

Сегодня почти невозможно представить, что полвека тому назад такое могло происходить в стране, породившей авиаконструкторов мирового значения. Люди, давшие новые направления всему развитию мировой авиации, космонавтики, вынуждены были пройти весь чудовищный лабиринт страданий, унижений, трагедий и драм, ныне известный под коротким и пронзительным названием «1937 год».

Это год самых жестоких репрессий, которые когда-либо знала наша страна. Репрессии носили массовый характер, затронув все слои советского общества.

Иосиф Сталин повсюду видел профессиональных вредителей, шпионов, диверсантов, террористов. Выступая 5 марта 1937 года на Пленуме ЦК ВКП(б), он конкретизировал свое отношение к своим мифическим противникам: «Понятно, что этих господ придется громить и корчевать беспощадно, как врагов рабочего класса, как изменников нашей родины. Это ясно и не требует дальнейших разъяснений».

И разъяснений не последовало. Аппарат ОГПУ, а затем НКВД, полностью выйдя из-под контроля партии и государства, на протяжении многих лет, вплоть до смерти вождя, действовал в соответствии с вышеприведенным указанием.

Практически без гласности, без суда, без последующих разъяснений сотни тысяч наиболее активных и передовых людей были уничтожены, миллионы сосланы в лагеря для заключенных, где многие из них также погибли. И все это по фальсифицированным обвинениям, по ложным доносам, а то и вовсе безо всякого повода и оснований — для выполнения черной разверстки репрессий, спускаемой на места на всех уровнях общества.

Поразительно, что этот чудовищный процесс стремительно захватил весь авиационный актив страны. Однако, как мы увидим ниже, в этой области репрессирование происходило более чем своеобразно: из осужденных конструкторов, летчиков, ученых создавались тюремные конструкторские бюро, где за решеткой оклеветанные гиганты авиастроения создавали самолеты, поражавшие своим высоким качеством весь мир.

И все это «без дальнейших разъяснений», инкогнито, под маской секретности и под маркой НКВД, с последующим непосредственным докладом Сталину.

Драматический процесс этот начался гораздо ранее 1937 года. 1 сентября 1928 года был арестован выдающийся конструктор Дмитрий Павлович Григорович. Еще в 1914 году он построил один из первых в мире гидросамолетов — летающую лодку, показавшую прекрасные летные качества.

Вслед за ним подвергся аресту широко известный авиаконструктор Николай Николаевич Поликарпов, автор замечательного самолета-разведчика Р-5 и прославленного ПО-2 — учебного самолета, известного в годы войны как У-2.

Р-5 завоевал первое место на международном конкурсе в Тегеране. На машине этого типа были вывезены с потерпевшего бедствия «Челюскина» спасаемые пассажиры.

Оба конструктора были арестованы в связи с так называемым процессом Промпартии, как установлено в наше время, целиком фальсифицированным. Конструкторов поместили в Бутырку, где и было создано первое в стране тюремное конструкторское бюро ЦКБ-39 ОГПУ. Здесь были собраны в качестве арестантов мощные конструкторские силы, перед которыми поставили четкую задачу.

Приехавший в Бутырскую тюрьму заместитель начальника ВВС Яков Алкснис обратился к конструкторам-арестантам со следующей речью:

«Вы знаете, товарищи, что международная обстановка сейчас очень сложная: капиталисты очень хотят прибрать нашу страну к рукам. Они уверены, что вооруженность нашей армии недостаточна, и особенно слабыми они считают наши Военно-Воздушные Силы. Очень прошу вас отдать свой разум и силы на создание в кратчайший срок истребителя, который по своим характеристикам превосходил бы истребителей наших вероятных врагов. Главным конструктором у вас будет Дмитрий Павлович Григорович, его первый помощник — Николай Николаевич Поликарпов».

Изголодавшиеся по любимому труду заключенные-конструкторы с энтузиазмом приступили к работе.

Так, в тюремных условиях, был создан истребитель ВТ-12. Инициалы означали — «Внутренняя тюрьма». Он же И-5, самолет, который в то время можно было назвать шедевром авиационной конструкторской мысли. Самолет был запущен в серию и просуществовал на вооружении восемь лет.

Удавшийся опыт тюремного проектирования вдохновил тюремщиков. ГПУ, репрессировавшее множество инженерно-технических работников старшего поколения, решило взять на себя опытное строительство самолетов. Мол, при таком положении «вредительства» не может быть.

Замечательный истребитель И-5 показывали самому Сталину. Было это на Ходынском поле. Объяснения по самолету давал Николай Николаевич Поликарпов, по вооружению второй арестант — прославленный оружейник Александр Васильевич Надашкевич.

— А вас здесь не угнетают? — спросил Сталин оружейника.

«Десять лет эта фраза не дает мне покоя, — вспоминает Надашкевич. — Лицемерил он или был актером? Видимо, было и то, и другое…»

Создание замечательного самолета заставило тюремщиков освободить ряд конструкторов, принимавших участие в конструировании истребителя.

В газете «Правда» сообщалось: «Амнистировать нижеследующих конструкторов — бывших вредителей, приговоренных коллегией ОГПУ к различным мерам… с одновременным их награждением:

а) главного конструктора по опытному самолетостроению Григоровича Дмитрия Павловича, раскаявшегося в своих прежних поступках и годичной работой доказавшего на деле свое раскаяние, — грамотой ЦИК Союза ССР и денежной наградой в 10 000 рублей».

За «раскаявшимся» главным конструктором перечислялись остальные амнистированные конструкторы самолета…

Такая принудительная система создания боевых самолетов, видимо, понравилась высоким руководителям.

21 октября 1937 года в своем кабинете был арестован уже широко известный в то время Генеральный конструктор Андрей Николаевич Туполев. Его обвинили в том, что он якобы являлся руководителем созданной им «русско-французской партии», ставившей своей задачей вредительство в авиапромышленности. Более того, Туполева объявили французским шпионом, завербованным еще в 1924 году. А в 1935 году, будучи в Париже, он якобы передал сведения о наших истребителях и легких бомбардировщиках самому Денену — министру авиации Франции. Кроме того, он якобы продал Мессершмитту чертежи своего истребителя.

Большей глупости и несуразицы нельзя было придумать. Однако за это заведомо ложное и бессмысленное по существу обвинение А. Н. Туполев был осужден на 15 лет, с пятилетним поражением в правах и конфискацией всего имущества.

Арестована была и жена авиаконструктора, от которой требовали показаний против мужа. Около двадцати крупных авиационных специалистов, проходивших по «делу Туполева», были осуждены на 10 лет заключения каждый.

Туполеву было предложено возглавить организуемое в тюрьме центральное конструкторское бюро — ЦКБ-29 — по созданию новых самолетов.

Туполеву ничего не оставалось, как согласиться возглавить «шарагу» — так называли конструкторское бюро на тюремном жаргоне. Однако он поставил два условия: он должен был получить личное письмо от жены, как доказательство того, что она на свободе и здорова. Он настаивал также на том, чтобы под крышу тюремного конструкторского бюро были бы собраны со всех лагерей и тюрем все репрессированные авиаспециалисты.

Следователь заставил Юлию Николаевну — жену конструктора, находившуюся в это время в тюрьме, написать письмо о том, что она «на свободе, жива-здорова». Туполев был обманут. Что же касается будущих кадров КБ, Андрею Николаевичу предложили составить список известных ему репрессированных конструкторов.

— Откровенно говоря, я был крайне озадачен, — вспоминает Туполев. — Всех арестованных до меня я знал. А после? Не выйдет ли так, что по моему списку посадят еще бог знает сколько народу? Поразмыслив, я решил переписать всех, кого знаю, а знал-то я всех. Не может же быть, что пересажали всю авиапромышленность? Такая позиция показалась мне разумной, и я написал список человек на 200. И что же оказалось, что за редким исключением все они уже за решеткой. Да, размах репрессий был грандиозный!

Будем спасать людей, решил Туполев, даже не зная о том, что к этому времени свыше 300 специалистов авиации были уже репрессированы.

Одним из первых был доставлен в КБ с Колымы, с золотоносного прииска Мальдяк, Сергей Павлович Королев. Он был арестован за несколько лет до этого за то, что «не понял, что нашей стране ваша пиротехника и фейерверки не только не нужны, но даже и опасны», — как говорил его следователь: «Занимались бы делом и строили бы самолеты. Ракеты-то, наверное, для покушения на вождя?»

Обвинили Королева и в том, что он собирается сбежать за границу.

Вернулся он, как вспоминают товарищи, измученный, обтрепанный, чуть живой от дистрофии. Он, в будущем гениальный создатель советской космонавтики, в те дни мрачно глядел вперед. «Хлопнут без некролога, — неоднократно повторял он. — Глаза у Фемиды завязаны, возьмет и ошибется — сегодня решаешь дифференциальные уравнения, завтра — Колыма!»

Оказался в КБ знаменитый и тоже репрессированный авиаконструктор Владимир Михайлович Петляков.

Тот самый Петляков, который за два года до выпуска американцами своей нашумевшей «летающей крепости» создал нашу «летающую крепость» — ПЕ-8.

Его освободили только тогда, когда он создал на базе своего высотного истребителя знаменитый пикирующий бомбардировщик ПЕ-2. В начале 42-го года он трагически погиб, сгорев в разбившемся самолете.

Оказался рядом со своими старыми друзьями по профессии и Владимир Михайлович Мясищев. Он проектировал в КБ дальний высотный бомбардировщик, попав в тюремное КБ тоже по какому-то невероятному навету.

Находился в тюрьме в это же время замечательный авиационный конструктор Роберт Людвигович Бартини. Итальянец по происхождению, он был приемным сыном крупного итальянского аристократа Людвига де Бартини.

В раннем детстве богатому аристократу кто-то подбросил неизвестного ребенка. Не имевший своих детей аристократ усыновил мальчишку и дал ему имя Роберт. Он получил блестящее образование, воспитывался в лучших колледжах Италии.

Когда разразилась первая мировая война, Роберт Бартини был на русском фронте и попал в плен. Несколько лет он прожил в плену в России, а затем вновь возвратился на родину.

Увлекшись марксизмом, он вступил в Итальянскую коммунистическую партию. С приходом к власти Муссолини Роберт Бартини вынужден был уехать из Италии. Он поселился в Советском Союзе.

Прекрасно образованный, с необычайно смелой фантазией, Бартини по уши погрузился в авиацию — это был смелый, талантливый конструктор, идеи которого чаще всего были весьма оригинальными и новаторскими по существу.

Поразительно, как ему, плохо говорившему по-русски, удалось довольно быстро выйти на руководящий уровень — он был назначен главным конструктором. Но тут его быстро «разоблачили», обвинив в передаче итальянской разведке государственных тайн.

За это ему дали десять лет тюрьмы и направили в тюремное КБ. Созданный им на заводе бомбардировщик нарекли именем его заместителя Ермолаева — ЕР-2.

Бартини очень тяжело переживал свое заключение. Он не мог понять, как его, итальянского коммуниста, можно обвинить в продажности Муссолини — его политическому врагу.

Бедняга прошел весь драматический путь заключенного и подследственного с широко практиковавшимися в то время пытками, издевательствами, унижением.

Плохо зная русский язык, он при допросах переходил на итальянский, которого не знали его палачи. Это якобы усугубляло его вину. Встреча с известными конструкторами в «шараге» Туполева было для Бартини почти спасением.

Можно было бы значительно продолжить знакомство с сотрудниками авиационной «шараги» — ЦКБ-29. Здесь томилось пять академиков и членов-корреспондентов, 15 профессоров и докторов наук, 14 директоров, главных инженеров, главных технологов авиационных заводов, 5 начальников серийных КБ.

Это был огромный высококвалифицированный коллектив из 150 специалистов. Параллельно существовало еще две авиационных «шараги» несколько меньшего размера: двигательная и ракетная.

Все «шараги» были непосредственно подчинены кровавому триумвирату: Ягода — Ежов — Берия.

По их указанию для работников тюремного КБ были созданы не чудовищные лагерные, а более или менее человеческие условия. Заключенных прилично кормили. Спали они не на нарах, а в постелях с бельем. Прогуливались в «обезьяннике», на плоской крыше здания, огороженной высокой железной решеткой.

Заключенным была обещана свобода в случае, если ими будут созданы самолеты, превосходящие по своим характеристикам зарубежные образцы.

А задача была нелегкая. Четыре группы КБ должны были создать четыре совершенно новых по своим данным военных самолета. Вот эти группы:

Группа В. М. Петлякова — высотный истребитель под № 100.

Группа В. М. Мясищева — высотный бомбардировщик под № 102.

Группа А. Н. Туполева — пикирующий бомбардировщик под № 103.

Группа Д. Л. Томашевича — новый истребитель под № 110.

А поскольку все группы технически были подчинены главному конструктору А. Н. Туполеву, последний выработал свою, общую для всех групп концепцию, которую он проводил достаточно четко.

Сводилась она вкратце к следующему:

Самолеты нужны стране, как черный хлеб.

Следовательно:

а) нужно выработать доктрину использования авиации, основанную на проектах реально возможных машин;

б) на базе уже освоенной технологии и производственных возможностей создать машины, пригодные для крупносерийного производства;

в) если эти образцы по своим данным будут немного отставать от западной рекламы — черт с ними, возьмем количеством;

г) чтобы между количеством и качеством не возник непоправимый разрыв, необходимо: всемерно развивать технологию опытного самолетостроения, освободив его от забот по серии, для чего создать на заводах достаточно сильные серийно-конструкторские бюро; опытные КБ следует загружать двумя видами задач: новыми образцами для передачи их в серию и перспективными машинами, по своим данным резко вырывающимися вперед.

Трудно поверить, но именно так начало свою работу необычайное конструкторское бюро, носившее тюремную кличку «шарага». Работы начались в огороженном со всех сторон, полностью изолированном от окружающего мира здании в подмосковном лесу в Болшеве.

Когда во дворе его возвели макет конструируемого бомбардировщика, военные летчики заметили его с воздуха и решили немедленно прийти на помощь: какой-то самолет потерпел аварию в лесу…

Закрытое КБ решили перевести в Москву, в специальный комплекс зданий, расположенных на углу улицы Радио и реки Яузы.

Еще через какое-то время сильно разросшееся учреждение переехало в многоэтажный корпус, где ранее располагалось конструкторское бюро, осиротевшее после ареста генерального конструктора А Н. Туполева. Работники НКВД заняли кабинет руководителя, он же теперь в качестве арестанта ютился на этаже для заключенных вместе со своими репрессированными соратниками.

Александр Николаевич, периодически встречавшийся с Берия, который требовал отчета о ходе проектирования, не стеснялся высказывать наркому внутренних дел законные требования конструкторов-заключенных.

Туполев демонстративно рассовывал по карманам коробки папирос при свидании в кабинете Берия: моим ребятам нечего курить, да и кормят недостаточно!

— Выдавать папиросы, — приказал Берия своим сотрудникам.

— А вот с поварами плохо — нет их… — добавил он.

— Как нет, — спокойно возразил Туполев. — А вы в «Национале» возьмите. Что вам стоит арестовать шеф-повара — и сюда..

Ночевали в спальнях, каждая на 20 человек. Никакой переписки. Ни газет, ни радио.

За каждым конструктором — его административная тень, без которой — никуда. Заключенные придумали для сопровождающих свои клички — «попка» или «вертухай».

Логика тюремщиков была предельно проста. Если заключенные сделают что-то путное — лавры пожнут в НКВД. Здесь говорили: против буденновской конницы и ворошиловских тачанок мы выдвигаем современные танки и самолеты. За такое вождь похвалит…

Ну а если не сделают — отправим зеков обратно на лесоповал и на Колыму. Что мы в конечном итоге теряем?

И в этих условиях заключенные делали подлинные чудеса.

Вскоре на заводе закончили испытание «сотки», созданной группой Петлякова. Разнесся слух — машина примет участие в Первомайском параде.

Все опальное КБ высыпало утром Первого мая в «обезьянник», чтобы увидеть свое детище в воздухе. День был ясным. В синем небе четко просматривались силуэты самолетов, летевших в сторону Кремля со стороны Белорусского вокзала. А вот и «сотка». Сверкнув серебром обшивки, она стремительно обогнала всю группу самолетов и свечой взмыла ввысь.

Не машина — красота…

Но что это? Снизу, под самолетом торчат какие-то темные предметы. Лишь через три дня заключенные конструкторы узнали о том, что летчик Стефановский, оторвавшись от земли, попросту забыл убрать шасси — просматривались колеса истребителя.

— Но на такой скорости воздушный поток мог сорвать шасси самолета, — заметил кто-то из заключенных.

— И упаси бог, если это шасси упало бы в районе Красной площади. В этом случае всем нам несдобровать, — воскликнул напуганный конструктор. — Нас бы обвинили в очередном покушении на вождя.

— Стройте прочнее, — грустно рассмеялся Туполев.

Вскоре Петлякова и группу его соратников освободили за создание прекрасного самолета. Они продолжали работать в том же КБ вольнонаемными.

24 января 1941 года в воздух поднялся и прославленный впоследствии ТУ-2, разрабатываемый группой Туполева под номером 103. У заключенных появилась надежда на освобождение. Но вскоре грянула война.

Было принято решение эвакуировать КБ в Омск.

В теплушках Андрея Николаевича Туполева уже не было. Он и 20 его соратников были освобождены из заключения — прощены за хорошую работу. А реабилитация — она пришла гораздо позже, лишь в 1956 году.

— Неужели такое могло быть? — говорим мы сегодня.

Да, это пример лишь одной авиационной «шараги». А что переживали в эти годы другие, отдавшие всю свою жизнь авиации?

Константин Константинович Арцеулов, летчик и планерист, известный не только на всю страну, но и за рубежом благодаря тому, что первый нашел выход из «штопора». Он был арестован 11 февраля 1933 года якобы как «агент немецкой разведки».

За три дня до ареста Арцеулов получает звание заслуженного летчика СССР, его награждают почетным знаком за налет в полмиллиона километров.

Выдающегося летчика за отсутствием прямых улик высылают в Архангельск, как социально чуждый элемент с последующим запрещением жить в десяти крупнейших городах страны.

Оторванный от дела всей своей жизни — летать, — Константин Константинович работает мотористом на катере Архангельского пивоваренного завода.

Великий летчик России, имя которого вошло во все энциклопедические словари мира, разделяет судьбу своих соратников и товарищей.

В послевоенные годы Константин Константинович, живя в стокилометровой зоне от столицы, подвизался художником в журнале «Техника — молодежи». Его рисунки, сделанные в провинции, привозит в Москву жена. Сам же художник лишь изредка, да к тому же тайно, посещает столицу, где мы и встречались с ним в редакции журнала. Судьба не сломила его. Он был неизменно элегантен и полон энергии.

Лишь в 1946 году сняли с него запрет проживания в крупных городах. Лишь в том же году заочно реабилитировали Константина Арцеулова, принесшего славу своему Отечеству.

В такой обстановке постоянного страха и напряжения работал и творил Олег Константинович Антонов. Рядом пропадали, уходили в небытие заклейменные страшным тавром «враг народа» люди, с которыми он вместе рвался в небо в самоотверженных попытках создать новые летательные аппараты.

В. Чкалов, С. Королев, А Туполев, К. Арцеулов — они всегда были рядом с молодым конструктором. А крупнейшие военачальники, руководители Осоавиахима — ведь им тоже наклеивали ярлыки, их тоже выгоняли с работы, судили, расстреливали…

Почему же горькая чаша на этом безумном пиру лжи и несправедливости обошла Олега Антонова?

Да обошла ли, право?..

Олег Константинович был молод. Занимаясь своими молодежными планерами, он не вторгался еще в те области, где пролегло решающее направление развития научно-технической революции.

Злобным силам, окружавшим вождя, нельзя было вести крупную игру на планерах — они искали объекты для своих придворных авантюр и махинаций покрупней — танки, самолеты, артиллерия, корабли, промышленность.

Здесь можно было проявить свою «бдительность» и «заботу» о судьбах государства, и в первую очередь о жизни вождя.

Но, как мы увидим ниже, этот общий для государства процесс не мог не коснуться и судьбы Антонова.

Годы репрессий наложили свою печать и на жизнь Олега Константиновича, который не ушел от своей судьбы.