ПУСТЬ ПОБЕДИТ ДОСТОЙНЕЙШИЙ!

ПУСТЬ ПОБЕДИТ ДОСТОЙНЕЙШИЙ!

В 1831 году Бальзак заплатил налогов на сумму в 31,35 франка. Свои надежды на достижение избирательного ценза, составляющего 500 франков, он связывал с возможной женитьбой.

Что же произошло в апреле того года?

Бальзак побывал в Сен-Фермене, близ Шантильи, где располагалось поместье госпожи де Берни. Неподалеку от этих мест жило семейство барона Малле де Трюмилли, знакомого госпожи де Бальзак. У бывшего полковника армии Конде и убежденного роялиста Трюмилли росла дочь Элеонора. Мысль о том, чтобы выдать ее за Бальзака, наверняка обсуждалась. Но 7 апреля 1832 года барон де Трюмилли умер от холеры. Семья боялась сделать решительный шаг, а главное, не желала торопиться со свадьбой: «Заурядное счастье отступило перед вами; вы его испугали; в вашем взгляде есть такая ясность, какую не всякому дано выдержать», — напишет Бальзаку 16 июня 1832 года Зульма Каро.

Наверное, Бальзак и сам немного струсил перед перспективой связать свою жизнь с в общем-то случайной женщиной.

«Женюсь ли я?» Как часто задавался он этим вопросом! Женитьба повлечет иной образ жизни, значит, чтобы затыкать дыры в семейном бюджете, ему придется писать все больше и больше, работать все быстрее, и написанное будет хуже. В том, что касалось работы, Бальзак был предельно серьезен. «Женитьба, — пришел он к мнению, — годится лишь для бедняков или богачей».

Человек с «заурядным состоянием», связавший себя узами брака, остро ощущает, чего именно не хватает его жене. Воображение рисует Бальзаку образ несчастной женщины, приговоренной собственным мужем к разнообразным лишениям: «подавленные желания, угасшие возможности, отсутствие занятий, униженное самолюбие».

С другой стороны, он не желал чахнуть возле жены, которая будет непрестанно ныть или, напротив, окажется лишенной всякого самолюбия. Его слишком переполняла энергия, чтобы терпеть возле себя чье-то докучливое присутствие. Какая же жена ему нужна? Неравнодушная к известности, умеющая ценить величие, — такая, которая стала бы достойной помощницей его славы. Ему нужна женщина, которая не уставала бы повторять ему слова Гонории, обращенные к Атилле:

Мне нужен король. Разве вы им еще не стали?

1 июня Бальзак писал Зульме Каро, своей конфидентке той поры:

«Я таю в себе культ женщины и жажду любви, которая никогда не была полностью удовлетворена; отчаявшись добиться истинной любви и понимания от женщины, о которой я мечтаю, встретив такую любовь лишь в форме сердечной привязанности, я бросаюсь в бурное море политических страстей, в грозовую и иссушающую атмосферу литературной славы. Быть может, меня ждет неудача и в том и в другом, но поверьте, если уж я захотел жить жизнью этого века вместо того, чтобы пройти сквозь него счастливым и никем не замеченным, то это как раз потому, что чистое заурядное счастье меня обошло. Коли кому-то выпало целиком создавать собственную судьбу, пусть уж она будет великой и блистательной, ибо, если уж приходится страдать, пусть страдание протекает в высоких сферах, а не в низких. Что до меня, то мне больше нравятся удары кинжала, чем булавочные уколы».

Если Бальзак и был Прометеем, каким описал его Андре Моруа, то в политике его ждал провал.

Бальзак больше не подавал никаких признаков жизни Берту, так горячо «мечтавшему ввести его в круг знакомств в Камбре». «Ваша артистическая беззаботность, — писал ему Берту, — похоронила все мои надежды». Так же вяло он вел себя и с генералом Помрелем, на котором лежала задача представить его кандидатуру в Фужере.