26

26

Время летит. В воздухе уже пахнет весной — хотя весны как таковой, ещё нет. Я — опять в Орле. В платном зале. Бесплатных стараюсь избегать. У моих ног — небольшая тачка с сумкой. В сумке — дрожжи. Тридцать килограммовых пачек. Я привёз их из Ливен (тоже Орловщина, только другой её край). Переночевав в Орле, поеду на электричке в Мценск — городок на севере области, на железнодорожной линии Орёл-Тула. В Ливнах дрожжи производят, они там относительно дешёвые (если покупать в заводском магазинчике). В Мценске их можно продать подороже. Такой вот микро-бизнес. Продав дрожжи в Мценске, я поеду на электричке в Орёл. Из Орла — в Курск. В электричках езжу, разумеется, без билетов. У железнодорожного начальства (как и у любого начальства в России) жизнь и так не бедная. А мне кушать-пить что-то надо, что-то одевать-обувать, содержать себя в порядке. У меня каждая копейка на счету.

Из Курска ходит пригородный поезд на Касторную. Он проходит через станцию Мармыжи. В этом поезде можно немножко поспать. Из Мармыжей идёт пригородный на Ливны. Там ехать недалеко, но тоже можно вздремнуть. В Ливнах опять куплю дрожжи. И поеду на пригородном в Орёл. Этот поезд идёт долго — часов семь — потому что стоит у каждого столба и ползёт еле-еле, по старой разбитой линии. Это прискорбное для других пасажиров неудобство, для меня — настоящее благо. В Орёл приеду под вечер. Переночую в платном зале — и утром поеду в Мценск. Круг замкнётся. Утомительный круг, большое железнодорожное кольцо (точнее — почти квадрат, если смотреть по карте). Такое движение по кругу, позволяет существовать в режиме самоокупаемости, без подбирания бутылок и ползанья по помойкам — но не позволяет надеяться на что-то большее. Никакой перспективы. Постоянное чувство опасности — на рынке, в поезде, на вокзале. Я уже забыл почти и не вспоминаю, как выглядит обычная постель. Ноги порой опухают. Но в целом организм держится — может быть потому, что не ослаблен водкой и наркотой. Я похож на белку в колесе — с той только разницей, что осознаю своё положение. Порой пытаюсь из этого колеса вырваться. Пробую подрабатывать в Воронеже, Курске, Липецке. Да только это разные варианты того же беличьего колеса… Но почему-то не отчаиваюсь. Почему — сам не знаю. Может быть потому, что относительно опрятный вид и постоянное избегание обычных бесплатных залов ожидания, спасает от дополнительных неприятностей — от тех же побоев, например. Людей остерегаюсь — уже почти на инстинктивном уровне. Беру пример с вороны — которая резко настораживается, уловив на себе взгляд человека и никогда никого не подпускает близко. Даже того, кто кидает ей хлеб. Мудрая птица, ворона — может быть потому что живёт долго, лет 70–80. За такое время можно кой-какого опыта набраться. А в общении с людьми, особо важен принцип: хочешь жить — умей остерегаться. Вот и учусь остерегаться. Уже боле-менее улавливаю постоянно трущихся по вокзалам стукачей. Чуточку научился разглядывать тех, кто промышляет воровством (кстати, воры обычно наперечёт знают стукачей — поэтому особого толку от последних быть не может). На моих глазах порой разыгрываются забавные сценки.

Вот сидит семейная пара торгашей (муж и жена), прикативших откуда-то из Донбасса, с не такими уж крупными баулами. Видать торговлей занимаются недавно. Больно уж ведут себя "нетипично". Мужик то и дело ходит к буфету — пивка попить. Жена бойко трещит языком со всеми встречными-поперечными… Вдруг поднимается гай-гуй: ах-ах сумку украли!.. Баба вскакивает и, разыгрывая из себя общественницу (видать дома привыкла выдрючиваться перед покладистым мужем), бежит звать милицию. Я усмехаюсь, уже догадываясь о дальнейшем. Скорее всего, ни у кого никакой сумки вообще не крали, весь мини-спектакль разыгран для отвлечения внимания доверчивой публики. Пока бойкая дама бегает в милицию, размахивает руками, кому-то что-то доказывает и громче всех возмущается (а милиция в таких случаях как раз не особо суетится — оно им надо?), баулы незадачливых торгашей утащены. Вернувшийся из буфета муж, упрекает жену в том, что она забыла о своих вещах, думая о чужих. Баба поначалу что-то сокрушённо бормочет в ответ, краснея и бледнея, потом малость приходит в себя и начинает во всём обвинять своего мужика — разумеется на весь зал. Вновь вызванный милиционер, смотрит на них со скучающим видом. Потом принимается за гораздо более хлебное (для него, разумеется) дело — цепляет какого-то армянина и ведёт в дежурку. Причина? У гостя с Кавказа, в сумке, было два будильника — и он имел неосторожность положить их так, что они были всем видны. Конечно, никто всерьёз не предполагает, что из этих будильников будут варганить таймеры для взрывчатки. В Орле находится часовой завод и говорят, что в специализированном магазине, этих часов — множество разновидностей, по умеренным ценам. Так отчего бы приезжему и не совершить такую покупку? Ну да было бы желание приклепаться — а повод всегда найдётся.

Для меня лично опасность представляют не стукачи и не воры (те и другие не столь уж многочисленны и коварны, самому дурковать не надо), а трепливые "добряки", нихрена в жизни не смыслящие, но гораздые на посулы и советы. "Ой, вы знаете, у нас на заводе (вариант — в колхозе, на фабрике, на ферме, и т. д. и т. п.) так рабочие нужны, так нужны! Вы туда быстрее идите, вас там обязательно примут, с руками с ногами схватят — и не отпустят! И директор у нас такой хороший — золото, а не человек! И жильё там есть. Вот, говорят что безработных много — а к нам идти никто не хочет, у нас рабочих — только давай!.."

Наслушаешься таких чмошников, попрёшься по указанному адресу (добираешься, иной раз, долго и трудно) — а директор (или конторские, из отдела кадров) смотрит на тебя, как на больного: "Что?.. К нам??? Бог с вами — мы своих-то не знаем, куда девать! Еле-еле концы с концами сводим. Кто вам вообще посоветовал сюда идти?.."

Или: "Ой, да приезжайте вон ко мне — у меня там домик заброшенный, в другом районе есть, я в нём не живу. Вы там селитесь и живите, сколько душе угодно."

Приезжаешь и узнаёшь, что — либо в домике живёт какая-нибудь родня хозяина, либо сам этот домик давно по досточкам разобран, никем иным как владельцем, который просто не отвечает за свои слова.

Лучше уж иметь дело с равнодушными людьми, которые тебя к себе в душу не пускают — но и сами в твою не лезут. Излишнее радушие к незнакомому человеку, должно даже настораживать — за исключением тех редких случаев, когда имеешь дело с человеком, хлебнувшим, как говорится, горя. Впрочем — горе не всегда изменяет человека именно в лучшую сторону. Бывает и наоборот.

Однако и сидеть сложа руки, глядя на всех сычом — бессмысленно. Под лежачий камень, говорят, и вода не течёт. Дёрнуло меня как-то зайти в Орле в контору, заведующую делами переселенцев. Говорю — я тоже, мол, с определённой натяжкой, могу сойти за переселенца. Почему бы вам не оказать мне какую-то помощь? Покрутили носами, пробубнили что-то насчёт колхозов, в которые мне следует обратиться…

Странно — они ждут, когда к ним кто-то приедет из Казахстана, или Узбекистана. Русский из России — не котируется. Но на самом-то деле, переселенцам из других республик тоже никто особо объятий не раскрывает. Разве это для кого-то тайна?

От большого ума заглянул и туда (есть и такое заведение), где вроде как обязаны помогать "лицам, освободившимся из мест лишения свободы". Там дали уникальный совет: "Ты сначала паспортом обзаведись, а потом к нам приходи." То есть — для того, чтобы получить паспорт, нужно где-то официально устроиться на работу, получить какое-то жильё. Но для того, чтобы где-то устроиться и получить жильё — нужен паспорт. Получается замкнутый круг. Искусственно замкнутый, обрекающий человека на бродяжничество и смерть под забором — или на новый срок за решёткой. И я нахожусь в середине этого круга — понимая прекрасно, что меня ждёт в конце концов. Не один же я такой. Был шапочно знаком с двумя такими же беспаспортными, пытавшимися жить кой-какой торговлей. Один из них приторговывал сигаретами. На бомжей, собирающих бутылки, смотрел свысока, называл их дураками, себя бомжом не признавал (обычное дело для всех недалёких людишек: думать что бездомность — это такое мимолётное состояние, которое скоро пройдёт, подобно простуде). Одно время меня в Орле не было. Когда приехал — оказалось что этого человека уже нет в живых. Как мне рассказывали, он решил подзаработать и поехал торговать теми же сигаретами в Курск (там это было выгоднее, чем в Орле). Но в Курске менты два раза подряд грабили новоявленного бизнесмена, каждый раз забирая — и деньги, и сигареты. Оказавшись на полной мели, он вернулся в Орёл, полез ночевать в теплотрассу — и там у него прихватило сердце. В теплотрассе ночевать — тоже уметь надо: чтобы не обжечься, не задохнуться, крысами не быть объеденным и т. д…

Второй из упомянутых знакомых, возил обои из Белоруссии, пригородными поездами: Гомель — Новозыбков, Новозыбков — Брянск, Брянск — Орёл. Там и отсыпался (а также в платных залах Орла и Брянска). Начал постепенно спиваться — со всеми вытекающими из этого последствиями.

Было знакомство и другого рода (тоже, впрочем, мимолётное). Пожилой мужичок (скорее старик) — бывший работник ОБХСС. Показывал свои "корочки" — разумеется, давно просроченные. Много рассказывал о прошлой работе, с которой, по его словам, был выгнан за пьянку — хотя я не замечал у него особой склонности к выпивке. То ли, оставшись без средств, сумел расстаться с пагубной привычкой, то ли причина увольнения была какая-то иная. Ну да не стоит ждать полной откровенности от вокзального знакомого. По сути дела, именно он и надоумил меня заняться кой-какой торговлишкой. "Ты на трудоустройство-то надейся, но будь реалистом. Из денег выбьешься — бутылки что ли собирать пойдёшь? Так они сейчас копейки стоят — на хлеб не наберёшь. В наше время даже те, кто работу имеет, за торговлю берутся. Вон, в Курске, на кирпичном заводе, люди такие гроши получают, что какая-нибудь бабулька, сигаретами торгующая, в день имеет их месячную зарплату. Ты знаешь, мне много раз приходилось участвовать в разоблачениях цеховиков — так при советской власти подпольных бизнесменов называли. И — хочешь верь, хочешь не верь — обычно оказывалось, что эти миллионеры начинали буквально с пустяков: с блока сигарет, или с ящика водки. И странного в этом ничего нет. Ведь деньги — как вода. Если не умеешь их беречь и в дело пускать, то обрушься на тебя хоть денежный дождь с неба — завтра они уйдут, как будто их и не было. А если с деньгами толково обращаться, то и с чепухи раскрутиться можно. Только надо преодолеть в себе психологический барьер. Нам ведь внушали, причём на протяжении почти трёх поколений, что торговать — это стыдно. Это, мол, спекуляция. Но ведь само государство-то, торгует! Оно, выходит — самый большой спекулянт?.. Да, работяга с презрением смотрит на Хачика, торгующего на рынке мандаринами. Но между прочим — этот Хачик содержит свою семью в кишлаке и русскую любовницу здесь, в России. Да ещё может быть не одну. И выбирать старается бабу покрасивее, попородистее — которая своему русскому соседу и понюхать не даст. А гордый работяга одну жену содержать не в состоянии, его бабе приходится идти работать — как бы не к тому же Хачику в ларёк. Никакой, нахрен, стартовый капитал, в торговле не нужен — это всё сказки венского леса. Купи бутылку водки, продай с небольшой наценкой — вот ты уже и занялся бизнесом. Экономь на всём — и постепенно начнёшь торговать ящиками. Конечно, страна у нас дикая, торговец себя чувствует — как олень в джунглях. Тут и бандиты, и милиция, и санэпидстанция, и пожарные, и много ещё кто. Ну ничего не попишешь — не в Канаде живём…"

Торговля, конечно, не стала моим призванием (да и не шибко-то развернёшься — без документов, жилья, прописки и чьей-то помощи). Занимался я этим против воли, по жестокой необходимости. Но всё-таки, на тот период, это занятие спасло меня от голода и превращения в явного, одетого в рваньё, бомжа. Мало приятного — носиться по морю на плоту. Но без плота-то, вообще — гибель.

Как-то, наслушавшись рассказов про белорусское изобилие, решил смотаться в это новоявленное соседнее государство. Меня не раз уверяли, что все колхозы там целы и зарплату платят строго два раза в месяц — "аванс" и "получку", как по всему СССР в советские времена. Другие рассказчики восхищались тем, что магазины Белоруссии завалены дешёвыми продуктами и товарами — бери и вези в Россию, продавай с огромной выгодой! Вот и решил съездить, поглядеть на эту Аркадию.

Сначала попытался навести справки у торговок на вокзале. Их немало ночует в платном зале — спят на скамейках, телевизор смотрят, сплетничают. Орёл ведь не так уж далеко расположен от границ с Украиной и Белоруссией. Но у рыночных дам свои представления о прекрасном. "Знаете — вы поезжайте в Брянск, оттуда в Унечу; с Унечи дизель идёт на Кричев, в Белоруссию. Только в нём народу битком, он редко ходит. По пути сойдёте на станции Коммунары. Это белорусский городок Костюковичи — а станция Коммунары называется. Там колбасы — сто сортов, она гниёт на прилавках! А сыру!.. А творогу!.. Бери — не хочу!.." Другая перебивает: "Да это при Шушкевиче рай такой был. Теперь Лукашенко у них встал, гайки закрутил. Раньше им просто некуда было всё девать. У них радиация, Европа продукты ихние не покупала. А Лука всё в Россию стал отправлять. Сейчас уже всё не то. Моя знакомая не дура — сразу дом в Ливнах купила — здесь, на Орловщине. Поняла, куда ветер подул. Я вот в Гомеле была. Там конечно, и обои дешёвые, и сгущёнка, и тушёнка — но нет такого уж сильного изобилия."

— "Да Гомель — еврейский город, что о нём говорить! Его во время войны немцы поздно заняли, евреи удрать успели, а потом вернулись. У них конечно, задёшево, просто так, ничего не купишь — они снегу зимой без выгоды не продадут!"

"А в Костюковичах что — жить не хотят?"

— "Ну, там не евреи, там попроще…"

В разговор вступает ещё одна дама — необъятных размеров (я уж и не рад, что обратил на себя внимание): "Ой, я в Гомеле была — никому туда ехать не советую. Чуть не сдохла! Радиация такая — ужас! У меня голова раскалывалась, я не знала как оттуда выбраться. Мы с мужиком ездили. Он водку пил — дак ему ничего. А я — чуть не сдохла!"

— "Да, радиация там сильная. Больше чем в Киеве. Мне рассказывали: одна еврейка, вся в золоте, когда врачи ей сказали, что она уже всё, долго не проживёт — золото с себя рвала и на стены бросалась!"

"Да евреи — они все такие. За жизнь трясутся. Это им в наказание — радиация…"

У меня голова идёт кругом. Решаю что ехать надо просто-напросто по магистральной линии Москва-Минск.

Задумано — сделано. Добрался на пригородном в Брянск. Там уже не в первый раз наблюдаю следующую картину: люди ждут на платформе пригородную автомотрису (нечто вроде дизель-поезда, чешского производства) на Орёл. Уже и дикторша объявила по радио, с явно белорусским тягучим аканьем, что начинается посадка на "прыгарадный поезд, Брянск — А-арё-ол". И автомотриса ("матрица" — как называют её местные) уже стоит у платформы. А двери закрыты. И будут закрыты до последнего момента. Люди мёрзнут, ёжатся, матерятся. Кто-то начинает проклинать белорусов. Дескать — их в Брянске много и они все демагоги, службисты проклятые, ведут себя как немцы, всё только по инструкции, русского духа в них нет и давно пора выкинуть их из России…

Да, поговорка: "в тесноте — да не в обиде", явно не соответствует истине. Именно в тесноте и появляются обиды.

От Брянска добрался на электричке до Жуковки. Оттуда, на дизеле — до Смоленска. Там, с огромной толпой других пассажиров, кое-как забрался на электричку до Красного (пограничная русская станция на линии Москва — Минск). Вообще-то там всегда курсировала электричка Смоленск — Орша, но Орша — это уже Белоруссия. Заграница понимаешь…

Вся электричка на Красное, забита под завязку баулами, тюками, сумками, коробами, пакетами, корзинами — между которыми, чуть ли не на головах друг у друга, примостились люди. В этой тесноте каким-то чудом умудряются сновать юркие молодые люди, звонко выкрикивающие: "доллары, марки, Россия! Доллары, марки, Россия!.." Ага — деньги меняют. Сидящие неподалёку пассажиры, смеются над какой-то бабулей, которая начала вслух недоумевать — зачем, мол, им марки? Решила что речь идёт о марках обычных, филателистических… Всюду разговоры о том, кто как расторговался. Торгуют во всю ивановскую и в самой электричке… Так и доехали до Красного.

В несчастном Красном — крохотный, обшарпанный вокзальчик, весь исписанный нецензурными надписями, который сроду не был рассчитан на такое количество народу. Благо хоть ждать приходится недолго. Вскоре подкатила минская электричка, выкрашенная в голубой цвет (обычный для белорусских электричек — смотрится красиво, но малейшая копоть, грязь, или пыль, хорошо видны на светло-голубом фоне; поэтому многие такие составы выглядят грязноватыми). Кто-то поясняет, что если в Минске с неё не сходить, то постояв там часок, она пойдёт до Бреста — к самой польской границе. Идёт, таким образом — всю ночь, через всю Белоруссию. В ней можно спать. Ревизоров обычно не бывает.

В общем — допиликал я до Минска. Подумал — не поехать ли до Бреста? Но решил, что хорошего понемножку.

В Минске вокзал бесплатный — что поначалу удивляет и радует. Но ночь на том вокзале забыть трудно. То и дело на кого-нибудь скопом кидались менты. Сразу — по три, по четыре человека. Заламывали руки, пригибали голову к земле — и волокли куда-то. Именно волокли. Причём, я обратил внимание, что кидаются отнюдь не на бомжей и не на каких-нибудь буянов. Лишь один раз, на другом краю зала, какой-то пьяный начал громко материться. Но его-то как раз, совершенно спокойно увёл, взяв за локоть, один-единственный милиционер.

От созерцания таких картин, спать не хотелось совсем — особенно когда я заметил, что схваченные ментами люди (в отличие от бомжей в российских городах) больше не возвращались.

Приглядевшись к сидевшему неподалёку деду, спрашиваю: "Слушай, дедуль — что у вас тут происходит? Чего людей хватают? Не бомжи вроде…"

Дедок хитро прищурился: "Лука парадак наводзець. Кончилась лавачка. Пабалувались — и хвацэць. Хто пахитрее — в Расию пэрэбираюцца… Та ты нэ тушуйся. Ты ж прыэзжай (уловил мой чисто русский выговор)?"

— "Да, сегодня только из Смоленска приехал."

"Ну так хто тэбе тут знаэць? А нэ знаэць — так и нэ тронэць. Сидзи спакойна — тут сваи дзела…"

Едва рассвело — я дай Бог ноги с вокзала.

Побродил по Минску. Да — город вполне красивый. В центре напоминает Москву. В магазинах продукты есть. Но не сказать, чтоб в изобилии. И цены — почти московские, явно выше чем в Смоленске или Брянске. Кое-что чуточку подешевле. Но именно кое-что (например — пирожные) и именно чуточку. Хлеб у белорусов ужасный — чёрные круглые ковриги, с жёсткими, обсыпанными мукой корками. Быстро дошло, что в Минске просто нечего делать — ни тому, кто хочет найти работу, ни тому, кто хочет что-то подешевле купить. Столица — есть столица. Это витрина — красивая и дорогая. Напрасно я заехал так далеко.

Когда шёл к вокзалу, буквально возле меня, резко, со скрипом, остановился милицейский уазик (у меня душа ушла в пятки). Двери распахнулись, выскочили дюжие амбалы в униформе и… схватили под руки двух пожилых людей (видимо супругов), идущих куда-то неспешным шагом, с обычными небольшими авоськами в руках. Их затолкали сзади в уазик, не обратив на меня ни малейшего внимания. Машина лихо рванула с места…

Я немного постоял ошарашенный, потом перевёл дух и укрепился в мысли, что из Минска нужно уносить ноги — чем скорее, тем лучше.

Первой же электричкой выехал в Оршу. Там быстро усёк, что просто ходить по магазинам — бессмысленно. Всё продаётся-покупается через чёрный ход, через знакомых и знакомых знакомых, одним словом, по-блату. А так просто — ну можно что-то понемножку купить (чтоб сама дорога окупилась), не более того. И разница в ценах с той же российской Смоленщиной — не так уж велика.

А что касается колхозов, то сунувшись в один из них, я потом долго над собой смеялся — ну кому нужен иностранец, практически без документов, недавно освободившийся из заключения? Если б ещё председатель был мне отцом, или братом — а так, глупо и пытаться…

В общем, покинул я Белоруссию несолоно хлебавши — но хорошо хоть, вполне благополучно. Съездил, так сказать, на экскурсию.

А вообще, такие вояжи не всегда хорошо заканчиваются. Раз, влип я на станции Скуратово, Тульской области. Туда доехал — а оттуда, до утра, уже никуда никаких электричек. Ночь на дворе. Зима. Вокзал, который раньше на ночь не закрывался, теперь (из-за того что стоянка многих проходящих поездов на этой станции отменена — так же как отменён и ряд самих поездов) стал закрываться. И что делать? Поблизости от вокзала ещё работал какой-то ларёк. Пошёл я туда, купил бутылку водки. Отошёл от станции метров восемьсот, в относительно тихое место — безветренное и не на виду у припозднившихся прохожих. Протоптал тропу — метров тридцать длиной. Вот по этой тропе и ходил бодрым шагом, туда-сюда, всю ночь. Бутылку, по глотку, всю выпил — без какой-либо закуски. И не почувствовал ни малейшего опьянения.

Потом, в утренней электричке, оттаивал по частям, удивляясь что жив, и даже кажется не простыл…

В другой раз, тоже в Тульской области, на каком-то занюханном вокзальчике, привязался ко мне какой-то поддатый мужичок из местных. Начал изображать из себя супермена. Пришлось послать его подальше. Он предложил "выйти поговорить". Я сказал, что поговорить могу и здесь — и врезал ему не вставая со скамьи, обоими ногами в живот. Когда он упал, я вскочил и несколько раз прыгнул на него ногами. Бил со всей дури, не задумываясь, что могу и убить. Но видимо это не так-то просто — убить человека. Он хрипел, матерился, извиваясь червяком на полу, потом начал бормотать что-то вроде "братан, прости"… Немногочисленные пассажиры, выскочили от греха подальше на улицу. Но милицию никто не вызвал. Или не сумели. Или милиция не спешила. В общем — уехал я оттуда благополучно, оставив незадачливого терминатора ползать на четвереньках, в крови и соплях. Что поделаешь — нервы в лагерях у людей сильно сдают. И без того с трудом сдерживаемая злоба, порой прорывается наружу. Тут и до тюрьмы недалеко. И на суде, конечно, станут возмущённо пенять на то, что "не встал на путь исправления" — хотя именно в лагерях делается всё для того, чтобы превратить человека в волка. Я ведь до отсидки был не в состоянии отрубить голову курице, или утке…

Наверное глупо умалчивать и о том, что не один и не два раза меня грабила милиция. Обычное дело. Что в Орле, что в Ельце, что в Курске. Только в Курске менты особо жадные — настоящие грабители. А вот на станции Чернь, Тульской области, оказалось достаточным сунуть в лапы стражу порядка одну килограммовую пачку дрожжей. Дважды я оказывался "на грани банкротства", после наиболее сильных ментовских грабежей — в Курске и на станции Мармыжи (Курской же области). Но всё же, в мою первую зиму на воле, бутылки собирать не пришлось.

Дотянул кажись, до весны. Почти.