5

5

Задремав с вечера, я проснулся ближе к полуночи. Попытался снова уснуть, улизнуть в забытьё от реальности. Но не тут-то было! Самые причудливые мысли кружили в голове хороводом, превращая мозг в подобие калейдоскопа. Воспоминания просто брали за ворот и тянули в прошлое…

Наверное вот так же мягко покачивался вагон, когда я ехал на сборный пункт призывников, в Красноярск. Ехал в армию… Это было в июне 1988 года.

На сборном пункте — народ со всех концов гигантского Красноярского края, раскинувшегося от монголо-тувинских степей до Ледовитого океана (а в океане — ещё куча островов). Из Норильска и Диксона, из Ачинска и Канска, из Минусинска и Шушенского, из Туруханска и Дудинки…

Одни призывники рассказывают, как их несколько часов везли до Красноярска самолётом, другие — как они неделю плыли на корабле; третьи (как я например) — сошли с поезда. По сути, сборный пункт представляет собой большую заасфальтированную площадку, на которой сидят, лежат и бродят кучки парней, ошалевших от жары, водки и новых впечатлений. Слышатся шутки, смех, мат, угрозы. Из расположенного рядом здания (в которое не пускают призывников — "чтоб не намусорили") то и дело выскакивает кто-нибудь из офицерья, почему-то обязательно с заметным брюшком и неприлично толстой задницей. Следует бестолковая попытка навести какое-то подобие порядка, сводящаяся к рявканью и размахиванию кулаками. Прочистив глотку с помощью нескольких воплей, густо пересыпанных матом, начальство исчезает. Никто на эти вопли никак не реагирует… Из разговоров выясняется, что здесь можно зависнуть и на неделю. Спать придётся на двухъярусных нарах, состоящих из металлических полос. Никаких матрацев, или иных постельных принадлежностей. Вместо подушки под голову придётся положить собственную сумку. А весь день — на улице, на июньской жаре. Впрочем — хорошо что не под дождём.

Правда, мне лично пришлось там ночевать только одну ночь.

Повезло (если здесь уместно это слово) — в первый же вечер приехал "покупатель", офицер-стройбатовец. Собрали нас в большую кучу и объявили, что наш поезд будет отправляться в шесть утра.

Сразу же после этого все местные (в смысле — жители самого города Красноярска) свалили в город. Утром кое-кого недосчитались. Оно и понятно — хоть служба в стройбате и не считалась в среде призывников такой позорной как во внутренних войсках, но всё же и стройбат — не верх престижа.

Ну да не беда — утром вместо недостающих (не упускать же поезд!) сцапали призывников из других групп и присоединили к нам. А то кто-то, быть может, надеялся попасть в авиацию, или скажем, во флот. Хренушки! Пойдёшь копать — от забора и до обеда…

В общем, утром погрузили нас в поезд. Объявили что ехать — трое с половиной суток. А куда именно — не говорят. Военная тайна!

Да впрочем, мало кто из нас был способен к связным расспросам — почти все пьяные, у всех ещё есть деньги, водка пока не кончилась… Самое интересное заключалось в том, что нас (52 пьяных рыла, каждый второй — судимый) втиснули в обычный плацкартный вагон поезда Красноярск-Анапа, в компанию к "цивильным" пассажирам, едущим в том же самом вагоне. Люди на курорт ехали. Наверное до сих пор с содроганием вспоминают ту свою поездку к ласковому Чёрному морю.

Обе проводницы (дородные молодые кобылы, не обременённые излишними комплексами) были немедленно напоены до бесчувствия и большую часть пути не просыхали (везли нас, как чуть позже выяснилось, в Саратов). О своевременной выдаче белья, об уборке, или о чае, "нормальные" пассажиры могли только мечтать (нам-то это было по-барабану). На все возмущённые реплики в наш адрес, мы обычно отвечали что-то вроде: "Нихуя не поделаешь, страна нуждается в героях, а пиз*а рожает дураков. Мы, к сожалению — не герои". Или: "Чем больше долбоёбов в советской армии, тем крепче оборона родины. Радуйтесь — нас много". Или ещё что-нибудь в этом же духе. Когда какой-то солидный дядечка начал-было читать нам проповедь о том что, мол, мы "должны вести себя как друзья народа, а не как банда отщепенцев", кто-то из нашей братии, почти вежливым тоном, прервал лекцию: "Слушай: таких как ты друзей — за х*й, да в музей!.."

Одну из проводниц в Челябинске сняла с рейса милиция. Стражи порядка тянули вусмерть никакую даму на улицу за одну руку, а некоторые призывники тащили её в вагон — за другую. Но будущие стройбатовцы сами едва держались на ногах, поэтому невразумительно мычащая добыча осталась за представителями закона. Другую проводницу не сняли лишь потому, что не на кого было оставить вагон.

Вообще, милиция не раз заявлялась на самых разных станциях — по многочисленным жалобам пассажиров (не только нашего вагона). И лишь невероятная шустрость и изворотливость сопровождавшего нас майора Чащина (вот ведь врезалась в память фамилия!), как-то предотвращала назревавшие драки со стражами порядка. Надо признать, в таких случаях майор всегда железно держал нашу сторону. Сопровождавший его сержант не был ему помощником, так как по примеру проводниц, он упился нашей водкой в первые же часы путешествия. Окосевшие призывники бродили в поисках приключений по всему составу. Проводники других вагонов быстренько организовали бесперебойное снабжение водкой нашего дурдома на колёсах — за деньги, продукты (в том числе — за выданный нам в дорогу сухпай), за одежду и обувь. Ничем не брезговали.

Майор, со слезами и матом хватал найденные бутылки и выкидывал в окно. Может кому-то из туземцев повезло потом, найти в придорожных кустах неразбившийся презент…

Помню небольшую станцию в степи, где-то у границ Казахстана. Возле платформы стоят девчушки лет семи-восьми, таращат на нас глаза. Мы кидаем им свой пайковый сахар-рафинад в маленьких (по два кусочка) упаковочках. Девчонки гордо задирают веснушчатые носы, не спеша подбирать "подачки". Одна из них возмущённо пищит: "У нас сахар по талонам, а они сахаром разбрасываются!.."

Но вот наконец и Саратов. Время — 2 часа ночи.

К вагону подогнали два крытых грузовика. В вагон вошли солдаты. Тех кто совсем не в состоянии был двигаться, брали за руки и за ноги, и грузили в машины. Всё делалось быстро и чётко, без лишних воплей и движений. Майор стоял на стрёме, возле стоп-крана. Ему дважды пришлось останавливать пытавшийся тронуться поезд. Чувствовался определённый опыт в выгрузке призывников.

И вот, на рассвете мы топаем в сопровождении какого-то сержанта, в расположение части — в которой нам предстоит пройти двухнедельный "курс молодого бойца". Морды опухшие, волосы разлохмаченные. Один — вообще босиком. Пропил ботинки.

Идут новобранцы весеннего призыва 1988 года…

В казарме застаём призывников из Баку и Ворошиловграда (современного Луганска, на Украине). Смотрим друг на друга с удивлением. Они все какие-то чистенькие, прилизанные — будто в кино собрались, а не в армию. Ни одного — с похмельной физиономией. Бакинцы тихонько жалуются на то, что при погрузке в самолёт у них взяли в багаж много блоков хороших сигарет — и ничего потом не отдали. Среди них — ни одного судимого, но много сельских, не понимающих русского языка (бакинцами именуются условно, по расположению призывного пункта; среди нас ведь тоже далеко не все из самого Красноярска). А ворошиловградцы довольны. Они тут отдыхают после своего сборного пункта. Их там весь день строем маршировать заставляли — с редкими десятиминутными перерывами.

— "И что — пьяных тоже заставляли? И вы не посылали их нахуй?.."

Они смотрят с явным непониманием. Какие могут быть пьяные на сборном пункте?!.. А уж материть офицеров — пусть даже тыловых!..

Среди них тоже — ни одного судимого. И даже есть несколько студентов из каких-то вузов. Вот обязательно нужно было срывать их с учёбы — как будто война началась! Теперь мы киваем уже с пониманием — понятно, почему вас в бараний рог скрутили. В лобовом столкновении интеллигентные люди всегда проигрывают хамам. Но в стройбат-то их нахрена загнали?!..