Глава 10
Глава 10
Близилась пора перемен. Первое же свежее дуновение этого ветра всколыхнуло и пробудило в душах чеченцев неугасимый дух свободы их предков. Он никогда не исчезал, а только дремал, скрываясь до поры до времени, как спящий кавказский богатырь под белой буркой облаков. И был везде — в сизых расщелинах диких скал, в глубоких ущельях стремительных рек, в складках зеленых гор, где вечным укором стояли разрушенные стены вайнахских башен.
И звенели горные ручьи, чистые и прозрачные, как память о защитниках Кавказа, отдавших свои жизни за родные горы.
Развал СССР маячил на горизонте… Первый толчок пробудил надежды, нарастал могучий поток народного движения.
Призыв нового председателя Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцина в 1990 году к автономиям «брать суверенитета столько, сколько смогут», чеченцы восприняли с огромной радостью. Под их давлением прежнее руководство было вынуждено использовать конституционное право народов на самоопределение (хотя Чечня никогда добровольно и не входила в состав России).
В октябре 1990 года по приглашению организационного комитета Джохар приехал в Грозный, взяв командировку на несколько дней, и принял участие в первом общенациональном съезде чеченского народа, где был сформирован исполнительный комитет. Была принята декларация о провозглашении независимости Чеченской Республики «Нохчийчоъ», ее принятие вылилось во всеобщее ликование и возгласы «Акбар Аллах!». Завершающим аккордом прозвучало пламенное выступление Джохара Дудаева, которого мало кто знал до этого, но после съезда о нем заговорила вся республика.
«Его блестящая речь, решительность и напор, прямота и резкость высказываний — внутренний огонь, не ощутить который было невозможно, — все это создавало притягательный образ человека, способного справиться с хаосом смутного времени. Это был сгусток энергии, копившейся именно для такого часа; пружина, до поры до времени сжатая, но готовая в нужный момент распрямиться, высвобождая накопленную кинетическую энергию для выполнения поставленной благородной задачи» (Муса Гешаев).
Вся предшествующая жизнь Джохара была подготовкой к тому, что предстояло совершить…
Предложение ВДП (Вайнахской демократической партии) дать согласие выдвинуть его кандидатуру на пост председателя ИКОКЧН (Исполнительного конгресса общенационального конгресса чеченского народа) Джохар принял не сразу. Договорились, что он за ночь подумает, а утром перед заседанием даст ответ. 6 декабря 1990 года на Бороновке, в здании строительного РСУ, Джохар был избран председателем ОКЧН, 93 членами ОКЧН (заместителем председателя был избран Зелимхан Яндарбиев, также Умхаев и Сосламбеков).
Джохару нужно было уезжать к месту службы в Тарту и добиваться там возвращения на родину для работы в исполкоме ОКЧН.
С трудом отправили ходатайство в Верховный Совет, но не дремали «завгаевцы». В верховные органы власти полетели секретные донесения о том, как генерал Дудаев в сговоре с Вайнахской демократической партией организует свержение советской власти. Зелимхан Яндарбиев вместе с Умхаевым прилетел в Тарту уговаривать Джохара оставить службу ради деятельности в исполкоме. Зелимхан, молодой парень лет тридцати, производил впечатление скромного человека. Прочитав мои стихи, он предложил включить их в альманах, который должен был вскоре выйти в республике.
Джохару предоставлялся выбор. Он был профессиональным летчиком, а не политиком, налетал в общей сложности свыше трех тысяч часов, испытал почти все типы военных самолетов, обучил искусству пилотажа не одну сотню летчиков, за ратный труд получил ордена Красного Знамени, Красной Звезды, более двадцати медалей, звание генерал-майора и должность командира 326-й авиадивизии тяжелых бомбардировщиков 46-й воздушной армии ВВС. Он отдал службе неполных двадцать девять лет, долгие годы служил в далеком сибирском военном городке, теперь его приглашали с повышением в Москву на соответствующую должность, скорее всего штабную.
Возвращение в Чечню в качестве национального лидера — его осознанный выбор после долгой ночи раздумий в Грозном. Он глубоко переживал события на родине. Сейчас самой историей его многострадальному народу предоставлялся, возможно, единственный шанс стать свободным.
В Тарту Джохар был членом Тартуского бюро горкома партии. Свобода и независимость эстонского народа воспринималась им так же горячо, как и свобода и независимость собственного народа. Сейчас в его помощи нуждался чеченский народ, и выбор был сделан. Как он мог, имея генеральское звание и должность, пойти на такой рискованный шаг? Ответ только один — Джохар готовил себя к этому всю жизнь. «Я не могу служить ангелу и дьяволу одновременно», — говорил он. Ангелом, конечно, была его многострадальная родина, где время рождало героев…
В Эстонии в 1990 году Джохар познакомился с Линартом Мялем, возглавляющим Организацию непредставленных народов в Голландии. В будущем он станет большим другом нашей семьи. Этот добродушный, высокий, полный мужчина, великан с крупными, выразительными чертами лица, часто бывая у нас гостях, очень много говорил о политике: «Организация непредставленных народов должна являться противовесом политики ООН, защищающей права только семи входящих в нее сильных государств». Прибалтийские государства были членами ОНИ, и это могло помочь их признанию. Джохар радовался как ребенок, когда спустя некоторое время Линарт Мяль пригласил его на внеочередной съезд организации в Голландию, и Чечено-Ингушскую республику тоже приняли в ряды членов ОНН. Одним из непременных условий нашего признания должна была стать атрибутика будущего государства. С любовью поглаживая руками и в очередной раз рассматривая маленький чеченский зеленый флажок с красной и белыми полосами, он просил меня получше нарисовать волка на эмблеме. Я только немного его подправила, и получился волк Акела из «Маугли».
Фронт борьбы против исполкома ОКЧН усиливался, Москва делала все, чтобы уменьшить его влияние. Ни одна из автономных республик так и не приняла подобной чеченскому варианту декларации о государственном суверенитете, лидерство было налицо.
Кавказ принял Джохара сразу и безоговорочно.
1991 год выдался в Чеченской Республике насыщенным, шли митинги ВДП и других общественных организаций. Нужно было собрать съезд, работа которого прервалась. Место его проведения было засекречено вплоть до предыдущего дня. Съезд проходил в ДК имени Кирова. Милиция могла ночью занять здание, ею уже были блокированы все ранее засекреченные здания для проведения съезда в ночь с 7 на 8 июня. Главный вопрос — за генералом Дудаевым или за Верховным Советом ЧИАССР, явно не способным реализовать провозглашенный им же самим суверенитет? Наша жизнь превратилась в кипящий общественный котел!
Когда началось противостояние между народом и правительством, Джохар пришел с делегацией от ОКЧН к Доке Завгаеву и предложил ему: «Доку, ты чеченец, с какой помпой праздновалось твое избрание секретарем обкома партии ЧИАССР, как этому радовались я и весь народ. У нас нет вражды, возглавь родное движение за независимость, и ты будешь руководителем государства. Я даю слово, что весь чеченский народ будет тебя поддерживать…» На что Доку сказал: «Мне надо подумать, я отвечу через три дня», — и не ответил. Народ после этого вынес свой вердикт — закончилась эпоха правления Завгаева.
В это насыщенное событиями знойное лето мы жили сначала, как всегда, в доме у брата Басхана на нашей любимой улице Шекспира. Название этой улице дал Джохар, когда одним из первых построил маленький домик для себя и своей матери. Потом, значительно позже, напротив построил свой большой дом Бекмурза, его старший брат от матери Даны. Когда встал вопрос о названии, Джохар, учившийся в девятом классе, предложил назвать улицу именем полюбившегося ему английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира.
Поселок тогда находился на значительном расстоянии от центра Грозного и назывался Катаяма.
Участок у Басхана был совсем маленьким, на нем помещалось только два абрикосовых дерева, еще в юности посаженных Джокером, сейчас они превратились в двух великанов, усыпанных бархатистыми оранжевыми плодами. Дети залезали на их ветви и пропадали в гуще зеленых листьев. Иногда, падая, мягко ударялся о землю переспелый абрикос. Из собранных плодов удаляли косточки и раскладывали их на крыше низкой времянки. Солнце сушило абрикосы, превращая их в изысканное восточное лакомство.
После успешной выставки в Грозном я воспряла духом. Мой «Абрек» занял на конкурсе второе место, и его даже хотел купить музей изобразительного искусства имени П. Захарова за 25 тысяч рублей. Но Джохар сказал, что не стоит заниматься торгашеством, после всех моих будущих экспозиций мы эту картину обязательно подарим историческому музею! Деньги нам, конечно, были нужны, но этот кавказский широкий жест мне понравился, а особенно его слова о моих будущих экспозициях. Итак, в надежде на будущую мировую славу я трудилась днем и ночью. Тем более, что чувствовала, как расту не только в своих собственных глазах, но и в глазах окружающих. С интересом и подолгу Джохар наблюдал за моими стараниями, иногда что-то подсказывал: «Не записывай свои полотна, тебе нужно просто вовремя остановиться». Часто советовал он так, как будто сам был профессионалом. А я рисовала все, что подворачивалось под руку: забор, кошек, палящее южное солнце на мостовой, сиреневые тени под навесом.
Однажды я попросила Басхана позировать мне. Он торжественно уселся на стул, поставленный в центр двора, закинув ногу на ногу, и замер, как перед фотографом. «Чувствуй себя свободнее», — умоляла я его, но ничего не получалось. «Тогда расскажи что-нибудь о себе». И это было как раз то, что надо. Басхан был большим юмористом и неутомимым рассказчиком. Солнце ослепительно сияло на его лысине, веселые зайчики скакали в живых карих глазах, в широкой улыбке сверкали золотые коронки, а он все говорил и говорил и весь светился юмором и смехом. Он жил на этом портрете так же, как в своих уморительных рассказах. «Завтра я допишу твой костюм, и портрет будет закончен», — сказала я и пошла отдыхать. Басхан тоже ушел довольный, но то, что случилось потом, не поддается никакому описанию.
Его многочисленные дочки побежали с портретом по всем соседям, спрашивая, на кого он похож. «Конечно, на Басхана, — отвечали те, улыбаясь, — какой есть, очень веселый». Этого им показалось мало. Проказницы провели несколько линий по белому полотну холста и пририсовали к шее Басхана вместо будущего костюма огромное белое яйцо с разбитой сверху скорлупой. В итоге Басхан, как только что вылупившийся цыпленок, вытянув шею и высунув голову из яйца, с прилипшими к блестящей макушке волосками, ослепительно улыбался радости дня и миру, открывшемуся перед ним. Вдоволь насмеявшись, они легли спать.
Утром я проснулась оттого, что Аслан, старший восемнадцатилетний сын Басхана, изо всех сил тряс и жал мне руку: «Спасибо тебе, Алла! Большое тебе спасибо!» Ничего не понимая, я вышла во двор и услышала не просто смех — гомерический хохот! Казалось, что смеялась вся улица Шекспира. Выяснилось, что ночью пришел Аслан, обиженный на Басхана за то, что тот недавно наказал его, вытащил этот злополучный портрет и по повесил его на воротах. С самого раннего утра все, кто шел на работу, останавливались и начинали смеяться. Услышав смех, подходили новые прохожие и подзывали знакомых. И так продолжалось бы до бесконечности…
Борис все еще работал шофером и экспедитором, развозя на своем грузовике по магазинам дешевых кур и яйца, иногда умудрялся «налево» торговать ими. «Это реклама твоей фирмы, — хохотали его покупатели, потому что все они принимали участие в его торговле.
С мрачным лицом Борис, повернувшись спиной к соседям, снял портрет. «А ты почему раньше не сняла?» — накинулся он на жену, которая смеялась вместе со всеми. Чтобы срочно исправить нашу ошибку, в этот день Басхан снова уселся в центр двора, но уже в черном выходном костюме и черной шляпе, которую он обычно, как принято у чеченцев, надевал во время похорон. До максимума сведя к переносице брови и горестно поджав губы, он сделал очень важное и значительное лицо. На меня он теперь пытался вообще не смотреть, и как я ни старалась его рассмешить, он не поддавался. На портрете получилось скорбное лицо, которое никто не узнавал, потому что в жизни он таким никогда не был! Он весь был соткан из лукавства и веселых шуточек. Улетела его душа, куда-то пропала вместе со смехом, растаяла вместе с солнцем, раньше сиявшем на лысине, прикрытой теперь черной шляпой. Да и что такое наша форма? Нечто непостоянное и изменчивое, как вода в реке или песок в пустыне. Только душа остается вечной и неизменной.
В дом к Басхану в это лето приходило из-за нас столько гостей, что он вместить всех был просто не в состоянии. Бекмурза предложил переехать к нему. Мы так и сделали, тем более что для этого надо было всего лишь перейти улицу. Его дом был значительно просторнее. За домом находился большой зеленый сад, примыкавший к дачным участкам, густо заросший высокими фруктовыми деревьями, среди которых то там, то тут виднелись красивые дачные домики. Южное изобилие плодов не переставало меня поражать. В зеленой листве краснели гранаты, золотилась мохнатая айва, великолепные розы белоснежными шапками свисали через изгородь, не помещаясь в этом зеленом раю. «Пошли мне сад на склоне лет», — вспомнилась строчка из любимых стихов Марины Цветаевой.
19 августа 1991 года — день выступления гэкачепистов — мы встретили уже в доме Бекмурзы. Объявление о введении чрезвычайного положения на всей территории СССР было неожиданным. Коммунисты решили взять реванш. «Что с Горбачевым?» — спрашивали люди друг друга и не находили ответа, никто не знал, где он и жив ли вообще.
Ранним утром пришли представители Рамзана Гойтемирова, предводителя партии «зеленых», с предложением немедленно выступить в защиту демократии. Джохар срочно созвал исполком ОКЧН к 12 часам дня. Зелимхан предложил собрать митинг, чем и занялся лично.
Площадь Свободы была заполнена милицией и сотрудниками КГБ, слышались угрозы. Народ призывал дать отпор гэкачепистам, совершившим государственный переворот. Говорили, что Ельцин арестован. Выстроившись в длинную синюю колонну, милиция двинулась к митингу, оттеснила и арестовала Зелимхана Яндарбиева и Салавди Яхьяева. Слух об этом молниеносно разнесся по городу…
Затаив дыхание, я смотрела по российскому телевидению известное всей стране выступление Бориса Ельцина: «Демократия в опасности! Исполкомы должны взять власть в свои руки…» Я поняла, что демократию не будут защищать правительства союзных республик, все они — ставленники коммунистов. Когда Джохар приехал с площади Свободы, я встретила его на ступеньках высокого крыльца и там, взволнованно, слово в слово передала этот призыв. Он был председателем исполкома, значит он и должен был встать во главе борьбы с коммунистами и спасти нашу демократию и свободу! Джохар весело улыбался. «Но тебя ведь они могут убить…» Он резко выпрямился, карие глаза его вспыхнули и загорелись: «Это мы еще посмотрим!» А я вспомнила строчки из его мало кем прочитанной и ненапечатанной поэмы, которую он написал еще в Сибири: «Схватить всю нечисть из Кремля и бросить оземь, так, плашмя!» Поэма была несовершенна поэтически, но какой силой духа веяло от каждой ее строчки…
В этот же день, 19 августа, чеченцы срочно проводили Доку Завгаева — руководителя республики — с московского аэропорта в Грозный. Но 21 и 22 августа на заседании Верховного Совета и Кабинета министров ЧИАССР было принято решение поддержать ГКЧП. Кассету, на которой заснято это заседание, выкрали и продемонстрировали на площади Ленина по телевизору. Возмутившийся народ выгнал всех представителей власти во главе с Завгаевым (это было главной ошибкой, которую Б. Ельцин очень долго не смог ему простить). Перед зданием Совета Министров в Грозном начался бессрочный митинг. Взбудораженные толпы заполнили площади: на улицах, на предприятиях шли горячие споры. В Москву летели тревожные телеграммы, партократы умоляли ввести чрезвычайное положение. Но это было уже невозможно — времена изменились.
Политикой Горбачева «в союзном вопросе» было очень недовольно его крайне правое консервативное окружение, названное народом «ястребами» за свою агрессивность и склонность к силовым, диктаторским методам правления. Непокорных чеченцев, надеявшихся подписать предложенный в августе Горбачевым союзный договор, решили вновь наказать. Несколько месяцев в абсолютно секретной обстановке готовился план под условным кодовым названием «Миграция» — план «частичного переселения» чеченцев в другие регионы страны (материалы следствия по делу о ГКЧП).
На первоначальном этапе новой депортации планировалось выселить около 70 % нелояльного населения ЧИР. В скором времени следом поехали бы и оставшиеся 30 % лояльного населения. Для многострадальной нации были уготованы очередной геноцид, русификация с массированным вовлечением вооруженных сил.
План начал осуществляться в конце июля-начале августа 1991 года, как раз накануне августовского путча ГКЧП. В республику нагнали несколько сот КамаЗов-длиномерок и несколько десятков тысяч солдат десантных и других элитных частей Советской Армии, расквартировавшихся почти во всех населенных пунктах, якобы «для организации помощи в сборе урожая сельхозпродуктов». С 1944 года республика не видела такого количества грузовиков и такого количества солдат. Все чего-то ждали. Заключительную часть плана — погрузку людей и их транспортировку — намечалось завершить после удачного осуществления путча. О депортации были извещены шифротелеграммой только Доку Завгаев, Громов — второй секретарь обкома КПСС, Кочубей — председатель КГБ ЧИР и шифровальщик из комнаты 606 бывшего завгаевского рескома, ставшего затем Президентским дворцом Ичкерии, в котором и нашли среди партийного архива неуничтоженные шифровки. Тогда и выяснилось, что Завгаев документально подтвердил свою поддержку ГКЧП.
В ночь с 19 на 20 августа 1991 года Джохар несколько раз говорил с Хасбулатовым и другими людьми из Верховного Совета Российской Федерации, которые паниковали, опасаясь штурма путчистов. Джохар спросил, есть ли у них оружие. Они ответили, что есть. Джохар сказал, что нужно раздать оружие и организовать оборону.
24 августа с постамента сбросили памятник Ленину. Монумент в две с лишним тонны лежал поверженным, по нему ходили и на нем сидели радостные люди, некоторые даже фотографировались, запечатлевая на память детям и внукам этот исторический момент. Над зданием Совета Министров взвилось зеленое знамя ислама.
Джохар не торопил события, пусть народ еще раз подумает и решит, за кем пойти, он слишком хорошо его знал, чтобы сомневаться в выборе, ведь ничего нового коммунисты предложить ему уже не могли. Этот день стал последним в завершившейся эпохе социализма. Предстояла великая борьба за Свободу…
Митинги не прекращались. Народ, пропитавшийся ненавистью к империи, трудно было удержать. Раздавались призывы штурмовать здание Верховного Совета, чтобы потребовать ответа на свои требования. Главное требование — немедленная отставка председателя и Президиума Верховного Совета ЧИР. Все улицы были заполнены транспарантами демократов. Через несколько дней народ начал требовать отставки уже всего Верховного Совета. Митинг стал всенародным, движение через прилегающие улицы и мосту через Сунжу почти прекратилось. Люди жгли костры по ночам и жили на площади, из сел везли скот для забоя, приносили хлеб из магазинов. На площади Свободы политические выступления перемежались танцами, зажигательная лезгинка шла по кругу под одобрительное хлопанье в ладоши уважаемых стариков, сидящих в первых рядах. Они представляли собой гарант спокойствия митинга, никто в их присутствии не посмел бы ввязаться в драку или позволить себе недостойное поведение. Всегда в первых рядах, невзирая на любую погоду, в дождь и слякоть охлаждали старики горячие головы молодых, неизвестно, сколько из них слегло и умерло впоследствии.
Там, на площади, шел чеченский зикр, который с интересом всегда снимали иностранные журналисты. Несколько десятков мужчин начинали, ритмично притоптывая, бегать по кругу, глядя в затылок друг другу, к ним примыкали все новые и новые люди с возгласами «Ла иллаха иллала», они все убыстряли свой бег, их дыхание учащалось, а возгласы сливались в «Оллиях-ула-лах». Зикр обычно делался перед любой опасностью для народа и три дня после похорон. Зикристы принадлежат к определенным вирдам, но не все вирды совершают зикр. Вирды — это определенная часть людей, почитающих одного из святых учителей — устазов. Например, Кунта-Хаджи — вирд Джохара. Зикр может быть даже с барабанами. Многие при совершении зикра впадают в транс. Захватывающее зрелище этот бег по кругу. Все существо начинает вибрировать в такт круговороту движения. Пророк Иса также заставлял бегать своих учеников, повторяя за ним слова молитвы, сам оставался в центре круга. А мевлеви — турецкие крутящиеся дервиши… Вращение — общее правило для всех.
Третий этап общенационального чеченского съезда начался 1 сентября 1991 года в помещении кинотеатра «Юбилейный». Съезд одобрил действия исполкома и наметил провести выборы президента и парламента республики 27 октября 1991 года. Также он образовал Республиканский комитет, на который возложил обязанности контроля для проведения будущих выборов в высшие органы власти. На заседание Верховного Совета ЧИАССР в Доме политпросвещения во время требования самороспуска Верховного Совета пришла телеграмма из Москвы от Руслана Хасбулатова, спикера российского парламента. Но Верховный Совет не хотел сдаваться и принял контрмеры, некоторые депутаты были отправлены в Москву за подкреплением. Им даже были обещаны войска для подавления восставшего чеченского народа. 6 сентября 1991 года возмущение митингующих на площади Свободы достигло предела, чеченский народ двинулся на штурм здания Дома политпросвещения и разогнал заседающий там Верховный Совет, призывающий Россию на помощь для того, чтобы удержаться у власти.
По свидетельству очевидцев, все произошло очень быстро и просто чудом удалось избежать жертв. Но кто видел девятый вал народного гнева, тот знает — сопротивляться ему бесполезно, сметет.
В это время Зелимхан Яндарбиев вместе с Джокером находились на втором этаже здания исполкома ОКЧН, принимая заместителей Генерального прокурора РСФСР и Министра ВД РСФСР, находящихся в республике якобы для расследования причастности руководителя ЧИР к ГКЧП. Узнав о взятии Дома политпросвещения, гости тут же удалились, разумно решив лишний раз не рисковать. Завгаев публично, принародно отрекся ото всех своих полномочий, но Россия еще пыталась удержать Чечню в своих руках. Хасбулатов приехал в республику 14 сентября. Было достигнуто соглашение, что Хасбулатову будет предоставлена возможность организовать самороспуск Верховного Совета, чтобы этому примеру не последовали другие республики. Этого Москва боялась больше всего и сейчас, и впоследствии. Вечером Хасбулатов выступил на площади Шейха Мансура, бывшей площади Ленина, где проходил непрерывный митинг. Он рассказал о своих действиях в событиях 19 августа, о самороспуске Верховного Совета и создании им в республике нового Высшего Временного Совета. Речь Хасбулатова заканчивалась примерно так: «Если прольется хоть одна капля крови у чеченцев, я его (Доку Завгаева) посажу в железную клетку и увезу в Москву».
На это Джохар ответил: «Он такой же чеченец, как я и ты, больше никогда и никого из нас в Москву в железной клетке не повезут!»
В начале октября в Грозный приехал на переговоры с делегацией вице-президент России Александр Руцкой. За несколько дней он тайно подготовил в республике «побег», была выпущена группа заключенных из СИЗО, тридцать человек. А в большой газете «Кавказ» на всю первую страницу в начале сентября был опубликован приказ о награждении денежными премиями и присвоении высших воинских званий всем грозненским работникам милиции «за предотвращения кровопролития на митингах». Но милиция там не показывалась, это была заслуга только чеченских стариков. Зато этим приказом заранее подкупалась вся чеченская милиция.
Здание КГБ было давно уже в руках восставших, все архивы опечатаны и, со слов Баранникова, министра МВД, оно вмешиваться в политические процессы, происходящие в республике, не собиралось. Но как всегда, одно было на словах, другое на деле. Всеми путями российские спецслужбы пытались оттянуть законные выборы президента и парламента и продлить время «безвластия» в республике. Время, очень выгодное для хапуг народного хозяйства. Усиленно начали муссироваться слухи об отделении Ингушетии, Россия, как всегда, не хотела отпускать республику на свободу, не оторвав себе большой кусок. Поступали требования перенести выборы и заняться решением проблемы разделения или сохранения единства Чечни и Ингушетии