Глава шестая От Пиала до Зиди

Глава шестая

От Пиала до Зиди

Друзья предупреждали: сниматься у Пиала — это ад. Ничего похожего на учтивость Жессюа или невозмутимое спокойствие Рене. Депардьё к ним не прислушался. Он уже повидал немало режиссеров с крутым характером, настоящих диктаторов. Очень скоро ему пришлось признать, как он был наивен. С первых же кадров «Лулу» режиссер задал тон: актера сбивали с толку его зачастую расплывчатые указания, а Пиала кричал, что он ни на что не годен. В последующие дни на него так и сыпались непререкаемые суждения и нелицеприятные сравнения. «Он назвал меня грузовиком с мотором от мопеда», — жаловался Депардьё, который, несмотря на свою корпулентность, в конце концов не выдержал и расплакался. Доведенный до нервного срыва, он «исповедался» главному оператору Пьер-Вильяму Гленну; тот посоветовал отказаться от роли. Но для бывшего хулигана из Шатору об этом не могло быть и речи. «Нет, я не могу доставить ему такую радость!» — ответил он с вызовом. Кроме того, Депардьё чувствовал, что в этом деспоте сидит настоящий художник, который мучается сам и владеет искусством ковырнуть там, где всего больнее, «обнажить нервные окончания, выхватывать лучом прожектора тщательно замаскированные слабости».

Остальных актеров энергичный и эмоциональный Пиала тоже не щадил. Изабель Юппер, веснушчатая Дюймовочка в полтора метра ростом, которую режиссер назвал бездарной актрисой, слушала и пропускала все мимо ушей; она догадалась, что «взрывы» мастера тщательно просчитаны — такова его личная манера заставлять актеров глубже проникать в характер своего персонажа. Ги Маршану тоже доставалось. «Мне запомнилось, что съемки проходили трудно, но эффективно», — честно признался он. Его приятель Жерар тоже работал по-своему результативно. Несколько раз желчный режиссер грозился уйти с площадки, потому что ему надоело снимать «это дерьмо». Однажды он исполнил свою угрозу, предоставив Депардьё закончить запись эпизода. Та еще задачка, если почитать краткое изложение сюжета, составленное самим Пиала для прессы: «Лулу, главный герой; Нелли, двадцати четырех лет, жена Андре; Андре, тридцати шести лет, рекламщик; Луи, двадцати восьми лет, без определенных занятий; действие происходит в Париже в 1979 году». С грехом пополам съемки этой «картины нравов» подходили к концу, к великому облегчению актеров и членов съемочной группы, которые все клялись и божились, что больше на такое не подпишутся. Все, кроме Депардьё, который собирался схватиться с самодержцем врукопашную.

Во время рекламной кампании фильма Пиала и Депардьё продолжали переругиваться через прессу. Чтобы отомстить за себя, актер соглашался давать интервью всем и каждому. Выступая на радио «Европа-1», уже он не жалел хлестких выражений: «Пиала устанавливает на площадке какую-то вялую атмосферу, которую актеру выносить очень трудно, потому что ты постоянно обнажен перед камерой. Очень трудно работать в таком дерьме». И в заключение Депардьё выпустил последнюю отравленную стрелу: «Подумать только, люди станут платить по восемнадцать франков, чтобы это увидеть!»

Ошарашенный такой отповедью, обидчивый Пиала почуял опасность полемики, которая могла бы навредить фильму, готовящемуся к выходу на экраны. Конечно, он не смог просто смолчать («На мой взгляд, единственный большой актер французского кино — это Жак Дютрон[33]»), однако решил влить ложечку меда, заявив, что ни разу не усомнился в талантливости исполнителя главной роли в своем фильме: «Я не сразу смог приспособиться к работе с Депардьё; я даже попытался, но безуспешно, подчинить его своим методам. Сегодня я сдаюсь: он был прав. Даже если он чересчур отделывает свою роль, то делает это умно и многое привносит в ее рисунок. <…> Порой я мучил его, запирал в душные эпизоды, в тесные декорации, тогда как он любит простор. Но из этого получилось сильное впечатление: Депардьё, похожий на зверя в клетке».

Критики почти единогласно согласились с Пиала. Депардьё выглядел убедительно в роли маргинала Лулу, перед которым не может устоять замужняя женщина (Изабель Юппер); сам Депардьё выразил суть этой роли так, как он любит это делать, то есть прямо в точку: «Мужик с большим членом, на которого облизывается баба!» Один критик выразился не столь грубо, предположив, что в будущем этот «великолепный тротуарный роман даст, без сомнения, обоим исполнителям главных ролей возможность сыграть нечто капитальное в своей карьере».

Депардьё тогда еще не знал, что сыграет это «нечто капитальное» уже совсем скоро, под руководством настоящего мастера — Франсуа Трюффо, приступавшего к съемкам своей новой картины: «Последнее метро».

Депардьё не был совсем уж неизвестен этому режиссеру, прославившемуся после фильма «Четыреста ударов». Трюффо видел его на сцене, в «Кавалькаде на Боденском озере». Но познакомились режиссер и актер через посредничество Жанны Моро, партнерши Жерара в пьесе Хандке. Их беседа состоялась в парижской квартире актрисы на улице Цирка. Несмотря на некоторую предвзятость (Депардьё нравились фильмы Трюффо, хотя он и не считал их потрясающими), Жерар не скрывал, что личность режиссера произвела на него сильное впечатление: «Я увидел человека с необычайно подвижным взглядом. Такой взгляд — пронизывающий и внимательный — бывает только у великих художников».

Режиссера же встреча повергла в сомнения: «Он не тот актер, который мне нужен, слишком уж он крупный физически, а мне трудно давать указания “крупноформатным” актерам…» Какое-то время он подумывал о Жан-Клоде Бриали, но затем изменил свое решение. В картине, повествующей о жизни одного парижского театра при оккупации, Жерар исполнит роль, которую он сам считал второстепенной, — актера Бернара Гранже, влюбившегося в Марион (Катрин Денёв), жену директора театра Лукаса Штейнера (Хайнц Беннент) — еврея, прятавшегося в погребе, спасаясь от немецких облав. В конце концов Трюффо пожалел, что выделил актеру столь скудную долю участия, когда в процессе съемок увидел, как мощно тот играет: «Меня особенно поразил один эпизод, в котором Жерар рассказывает о краже своего велосипеда… Я сразу понял, что сделаю еще один фильм — с ним в главной роли».

За девять недель съемок, почти целиком проходивших на заброшенном складе в парижском предместье, Трюффо не раз имел возможность оценить неистощимые дарования актера, а также отсутствие у него «звездной болезни»: «Он настолько великодушен, что никогда не спорит, не привередничает. Он был занят всего в нескольких коротких сценах и появлялся в кадре лишь мельком. Но он и на это был согласен. Он был счастлив и заражал этим счастьем своих партнеров».

Среди них была Катрин Денёв, с которой Депардьё был мало знаком, однако ощущал с ней некое родство душ. Это согласие не укрылось от глаз Трюффо, который сумел его использовать при съемке некоторых любовных сцен. Одна из них происходила под столом, в обстановке, из которой режиссер намеренно себя исключил. Депардьё рассказывал: «Он руководил сценой в наушниках, из соседней комнаты, ничего не видя. Стремясь к совершенству. Ему на самом деле удалось воссоздать атмосферу и театра, и оккупации». Из этой ключевой сцены актеру также запомнилась пощечина, которую дала ему партнерша, — символ неоднозначности их отношений: «Марион разрывается между супружеской верностью и своими чувствами, неудержимо подталкивающими ее в объятия Гранже. Она переходит к делу и тотчас об этом жалеет… хотя в глубине души одобряет свой поступок».

Критика и зрители его тоже одобрили, восторженно приняв и сам фильм, и его героев. В 1981 году, за несколько прокатных месяцев, «Последнее метро» собрало кучу призов: не менее десяти «Сезаров», в том числе — впервые! — за лучшую мужскую роль для Депардьё. Сбылись слова Мишеля Пикколи, который написал пятью годами раньше в своих «Диалогах эгоиста»: «Наконец, остаются действительно великие, олицетворяющие собой свое поколение, такие как Жерар Филип, Джеймс Дин или Жерар Депардьё».

По традиции, вся съемочная группа праздновала триумф в ресторане «Фуке» на Елисейских Полях. Совершенно естественным образом пара Денёв — Депардьё оказалась за одним столиком, самым шумным и веселым. Шутки так и сыпались. Рядом с Жераром сидели Витторио Гассман и Ким Новак, героиня знаменитого «Наваждения» Альфреда Хичкока, и Депардьё прямо заявил: «Я женюсь вторым браком на Катрин Денёв, а третьим — на Ким Новак!» При этом в порыве чувств он пылко поцеловал обнаженную спину своей жены Элизабет и гомерически расхохотался.

Явно взволнованный потоком призов, обрушившимся на фильм, Трюффо скромно устроился за другим столиком вместе с Фанни Ардан — не без задней мысли. По собственному признанию режиссера, именно в тот вечер он задумал соединить (как надеялся, в самом ближайшем будущем) свою визави и Депардьё и уже набросал на бумаге первые наметки, из которых потом вырастет «Соседка».

Актер согласится на это предложение тем охотнее, что за несколько месяцев превратился в восторженного поклонника режиссера. Как только ему задавали вопрос на эту тему, он рассыпался в похвалах и сожалениях: «До этого фильма мне не нравился Трюффо: мне казалось, что это не для меня. Я ошибался. Трюффо — настоящий хулиган, как и я сам, это человек с нежным сердцем и с чувством юмора…»

Своих партнеров Депардьё тоже не забыл. Катрин Денёв не выходила из зоны его внимания. Порой он высказывался о ней довольно необычно: «Она — единственный мужчина, каким бы хотелось быть мне!» Эти слова он пояснил длинной тирадой, припорошенной социологией и психологией: «Это безупречная девушка, великодушная, честная, верный друг, и когда я говорю, что это мужчина, каким хотелось бы быть мне, это значит, что моя женственность похожа на ее мужественность… К несчастью для себя, она одновременно женщина и актриса, а рядом с красивой женщиной мужчина начинает строить из себя владыку, и ей порой трудно это пережить, потому что наша профессия — для женоненавистников. Как все актеры, она испытывает потребность обольщать, которая может завести далеко. В ней есть некая твердость, свойственная матерям семейства, которых страстно любили, и это великолепно… Она достойна быть любимой и очень уравновешенна, потому что провела счастливое детство с отцом и матерью, которые ее обожали. От этого детства у нее огромная уверенность в себе и свойство оставаться спокойной и независимой. К своим детям она испытывает животное чувство, она близка к ним физически и одновременно улавливает их желания, их запросы… Да, Катрин — редкий человек и одна из редких актрис, с которыми я дружу…»

Немного удивленная и польщенная, белокурая актриса откровенно и не без лукавства дала собственный комментарий по поводу его женственности: «Это правда, есть что-то мужское в моей манере брать на себя ответственность. При этом я не уверена, что хотела бы стать такой женщиной, как он. Слишком уж пухленькой!» Но потом, уже более серьезным тоном, она говорит о том, что у нее есть общего с другом Жераром: «В нас сидит глубокая любовь к неистовым вещам физического плана. Без всяких чудовищных перегибов. Но мы можем уехать просто так, потеряться. Часто бывает, что я сажусь в машину и исчезаю. Одна. Как он. Мы много снимались с Жераром, и часто ночью. По ночам люди разговаривают. Я тоже многое знаю о Жераре!»

Не хотел ли Депардьё привлечь таким образом внимание к женской стороне своей собственной натуры, столь восхищавшей Маргерит Дюрас? Такая мысль напрашивается, когда узнаешь, что с наступлением зрелости он стал делиться личными соображениями о тайнах человеческой двойственности: «У мужчин женская сторона — сторона любви». И он старался развить эту женственность, хотя довольно часто чувствовал себя «фаллическим монстром»… Он оправдывал ее как неотъемлемую часть своего ремесла: «Я не боюсь быть женственным при внешности грузчика. Быть актером — значит обладать эмоциональностью, интуицией. В актерах непременно должно быть что-то от женщины: публика тебя любит, ласкает… Если загонять себя в какие-то рамки, то какой в этом интерес?»

Признать свою женоподобность тогда не было заурядным поступком. Само это понятие часто признавали, но не менее часто отвергали. Пройдет еще двадцать лет, прежде чем другие знаменитые актеры последуют примеру Депардьё. Например, Джамель Деббуз[34], который во время одной телепередачи в декабре 2005 года воскликнул: «Джамель на 80 процентов женщина!» Или рокер Джонни Холидей, который тоже признал, что в нем «есть кое-что от женщины»… Ловкая уступка духу времени — или попытка доказать, что существует много способов быть мужчиной?

Отныне Депардьё и Денёв считались ведущими актерами французского кино, так что не случайно они очутились в том же году на острове Маврикий, где проходили съемки новой картины под симпатичным названием «Я вас люблю». Автор сценария и режиссер Клод Берри, который, как намекали, основывался на собственном жизненном опыте, рассказывал в фильме о разочарованиях Алисы (Денёв), бросавшей мужчин, проведя какое-то время вместе с ними. Среди покинутых героиней был Симон в исполнении Сержа Гензбура, который, по иронии судьбы, как раз начал бракоразводный процесс с Джейн Биркин. Это не помешало ему написать музыку к фильму, в том числе знаменитую песню «Бог курит гаванские сигары».

«Остров Маврикий — это рай, а в раю надо жить с теми, кого любишь!» Снимаясь в последних эпизодах фильма Берри, Жерар восторженно полюбил остров Павла и Виргинии[35] и Малкольма де Шазаля[36]. Он вырос в центре Франции, море впервые увидел в двенадцать лет, сбежав в Ройан, а теперь поклялся вернуться в тропики, чтобы провести тут отпуск с женой и детьми. Этот обет он исполнил в августе 1980 года. После 14-часового перелета семейство Депардьё — Жерар, Элизабет, десятилетний Гийом и семилетняя Жюли — поселилось в отеле Сен-Жеран, одном из самых роскошных на острове. Проснувшись поутру, они проводили день, кто как хотел. Похудев в силу обстоятельств (Жерар сбросил 12 кило со времен «Моего американского дядюшки»), Депардьё решил вернуть себе хорошую физическую форму. Для начала стал ходить на корт (он увлекся теннисом полгода тому назад). В это время Элизабет загорала на пляже, приглядывая за детьми, бултыхавшимися в невероятно прозрачной и голубой воде лагуны. В час пополудни все собирались за обильным обедом: лангуст и жареные лангустины, шашлык из белого тунца, салат из пальмовых сердцевин, свежие ананасы. «Замечательная диета», — подчеркивал отец семейства, который, несмотря на все свои благие намерения, мог дать слабину в тот же вечер, уписывая блюдо под соусом карри. «Время от времени нужно “прочистить себе дымоход”, а то неинтересно», — говорил он себе в оправдание.

По счастью, оставались часы, посвященные послеобеденному отдыху и прогулкам на водном велосипеде. Затем наступали знаменитые ужины, после которых чета Депардьё заглядывала в казино при гостинице. В приятном полумраке экзотические женщины-крупье с дьявольской быстротой тасовали карты и управлялись с рулеткой. Жерар, не особо расстроившись, оставил несколько тысяч рупий за столиками для игры в «Блэк Джек», зато Элизабет выиграла в рулетку. На следующий же день она накупила на эти деньги скатертей и простыней с ручной вышивкой. Про Жерара жена тоже не забыла — подарила ему его первую гитару. Сделала это Элизабет не без задней мысли: она рассчитывала, что, получив инструмент, Жерар станет петь песни, которые она написала для него, надеясь сразу по возвращении в Париж записать альбом. Для нее это был уже не первый опыт: множество песен были ею написаны вместе с композитором Франсуа Бернемом, поехавшим с ними на берег Индийского океана. Для будущей пластинки они отобрали песни «Они сказали “мотор”» (давшую название самому альбому), «Где жены капитана?» и «Моя жена сошла с ума».

Какие песни писала Элизабет? В большинстве своем они основывались на ее личном опыте семейной жизни:

Она не унывала,

Она себя искала;

Но, видно, все равно

Нам счастье не дано.

Ах, я не понимаю,

Что нужно ей? Не знаю.

Неплохо мы живем,

Нам весело вдвоем.

или походили на лукавые намеки:

Мотор ревет,

     Вперед.

Жюли за моей спиной.

Лечу

     Я сам

           Не свой.

Опасный поворот.

Но где ж

     Она?

Я даже не слыхал,

     как потерял

Сокровище мое.

Другие напоминали интимную исповедь, например песня «Актер не на свету».

Музыка и певцы всегда были для Депардьё чем-то недосягаемым. В детстве он не смел раскрыть рта из уважения к «голосам, которые обожал». С тех давних пор актер научился давать себе волю, выходить за установленные рамки и задавать самому себе вопросы. «Песня — это настоящее. Она порождает чувство. А за этим чувством скрывается собственная правда. Нельзя тянуть ноту в насмешку, думая, что все это чепуха». Поэтому теперь он уже не запрещал себе напевать, когда это требовалось по роли. Например, мурлыкал подобие блюза в пьесе Петера Хандке «Рассудительные люди на грани исчезновения». В 1994 году, в фильме «Чистая формальность» Джузеппе Торнаторе, он исполнил песню, написанную Эннио Морриконе. А за два года до этого он спел дуэтом с Аннели Дреккер, выступавшей с норвежской группой «A-ha», подтягивая припев в песне «I’ll strangle you»[37]. Еще один дуэт у него сложился с итальянским певцом Дзуккеро, с которым он познакомился в декабре 1995 года на рождественском ужине у режиссера Бернардо Бертолуччи. Подружившись (оба оказались большими поклонниками тосканских вин), Депардьё и Дзуккеро записали вместе песню «Un piccolo aiuto»[38], которая, как и предыдущая, не поднялась на вершину хит-парадов.

В 1985 году друг Бернем представил супругам Депардьё дебютантку, в которой разглядел будущую звезду. Элизабет и Жерар были с ним согласны; она написала слова песни «Ревнивая», положенные на музыку Бернемом; он стал продюсером первого сингла их удачливой «крестницы». Кто была эта молодая очаровательная девушка? Патрисия Каас, только что приехавшая из родной Лотарингии. В следующем году ее карьера резко пойдет в гору после первого хита — «Мадемуазель поет блюз», сочиненного Дидье Барбеливьеном. Для актера-певца в этом был момент удовлетворения; возможно, когда-нибудь — почему бы и нет? — он запишет второй полный альбом, как в 1980 году, «украдкой, когда никто не смотрит».

Жерар публично признался в этом в мае 2006 года, на Каннском фестивале, через несколько часов после того, как зрители аплодисментами приветствовали его появление в нежном и очаровательном фильме Ксавье Джанноли «Когда я был певцом». Провинциальный певец с репертуаром в духе семидесятых, сыгранный Депардьё, сорвал овацию. Несколько песен в фильме он исполнял сам.

На острове Маврикий «фарниенте»[39] семьи Депардьё подходило к концу. Близилось начало учебного года, а Жерара, помимо записи альбома, ожидали съемки в новом фильме «Инспектор-разиня». Режиссером был Клод Зиди, продюсером — Клод Берри. Прочитав сценарий этой детективной комедии, актер понял, что ему уготовили роль отрицательного персонажа — Роже Морзини, преступника-рецидивиста, за которым гоняются все полицейские Франции. Поймать его, после множества неожиданных и забавных ситуаций, удастся Мишелю Клеману — молодому симпатичному инспектору полиции, совершенно не приспособленному к своей профессии.

Инспектора играл актер, хорошо известный Депардьё, — Мишель Колуччи, он же Колюш, бывший товарищ по кафе-театру. Когда друзья впервые встретились на съемочной площадке, расположенной вне павильона, Жерар почти не удивился, увидев рядом с Колющем молодого блондина — Рено Сешана, превратившегося в последние несколько лет в звезду французской эстрады благодаря песням, быстро ставшим шлягерами. Некогда застенчивый юноша, которого Жерар «выставил» из «Кафе де ла Гар», не виделся с ним около десяти лет. Расстались они не самым лучшим образом, но Депардьё сделал из этого собственные выводы. Во всяком случае, певец так рассказывал о их встрече:

«Однажды Колюш мне сказал: “Поехали со мной, у меня съемки с Клодом Берри и Депардьё на площади Республики!” Я поехал за ним на мопеде, мы въехали во двор какой-то школы или префектуры, уже не помню, и вдруг в окно на четвертом этаже высовывается веселый Депардьё и вопит: “Я люблю тебя, Рено!” С ним был мой старый приятель Франсуа Бернем, продюсировавший в 75-м и 77-м два моих первых альбома. У нас тогда были несколько прохладные отношения из-за проблем с контрактами, Депардьё нас помирил и рассказал мне, что птичка пишет песни с (или для) его Элизабет, подвизавшейся на этом поприще. В тот день мы все много смеялись; я сказал Депардьё, что безгранично им восхищаюсь и прощаю за то, что несколько лет тому назад он увел у меня роль в “Кафе де ла Гар”. А он мне: “Я ж тебе помог: тебе пришлось начать писать песни, а это у тебя здорово выходит”…»

Выйдя в прокат, «Инспектор-разиня» имел неимоверный кассовый успех: фильм посмотрели больше четырех миллионов зрителей, хотя восприняли его по-разному. В частности, на Колюша ополчилась загадочная крайне правая организация «Честь полиции». Причину своего озлобления ее члены объяснили в кратком заявлении для прессы: «Это глумление над полицейскими только деморализует полицию и порочит ее в глазах общественности». Угрозы были восприняты всерьез (двумя годами раньше та же организация взяла на себя ответственность за убийство в Париже активиста крайне левых Пьера Гольдмана), и Колют был вынужден нанять себе телохранителей внушительного телосложения. Для Депардьё это было излишней предосторожностью, хотя и он подвергался нападкам — правда, совершенно иного рода: за роль в «Инспекторе-разине» его осыпали презрительными упреками поборники высокого искусства.

Депардьё это раздражало: «Как только фильм имеет успех у зрителей, он становится подозрительным. Но “Последнее метро” журналисты тоже охаяли. Иначе говоря, когда Трюффо снимает про Антуана Дуанеля, он великий режиссер, а когда “Последнее метро” собирает миллионы зрителей и кучу “Сезаров”, он тоже становится сомнительным?..» В очередной раз Жерар сформулировал свое отношение к профессии актера и собственное кредо: «Я занимаюсь своим ремеслом. И только им. С режиссерами, которыми восхищаюсь, которых считаю талантливыми, с постановщиками, которые пленяют меня и которых хочу пленить я. Мне ни за что не стыдно, я ни о чем не жалею, я горжусь всем. Зачем же мне ограничиваться полудюжиной режиссеров? Чтобы потрафить элитарным запросам полудюжины критиков, признающих лишь за собой право на хороший вкус в кино?»

Искренний, проницательный и непосредственный, имея за плечами не меньше двух десятков фильмов, Депардьё не собирался терпеть, чтобы ему указывали, в каких картинах сниматься: «Я потратил десять лет на то, чтобы внести определенное разнообразие. Я горжусь тем, что в один год сумел сняться у Рене и у Зиди, и если Дюрас предложит мне прочитать текст за кадром, я соглашусь; я всегда и всюду говорил, что кино должно существовать во всех формах. Было бы печально, если бы кино служило только добыванию денег, но время от времени нужно делать кассу, чтобы заниматься тем, чем хочешь, рисковать. <…> До Трюффо я делал фильмы. Вместе с ним я начал делать кино. Именно он мне объяснил, на что употребить мою жизненную силу, именно он упорядочил мою страсть к кино и к людям».

Жизненная сила Депардьё вскоре пригодилась на съемках фильма Алена Корно «Выбор оружия», в самом начале 1981 года. По сценарию, написанному режиссером совместно с Мишелем Гризолиа, Жерар в очередной раз примеряет на себя образ преступника, став Микки — гангстером-психопатом, сбежавшим из тюрьмы и желающим свести кое с кем счеты.

«Депардьё считал, что должен внешне соответствовать характеру своего персонажа, — вспоминал Ив Монтан, партнер Жерара по фильму. — Три месяца он не работал, почти ничего не ел, вовсе не пил и потерял двадцать кило». В результате Депардьё сам испугался своего отражения в зеркале, в джинсах, с длинными волосами. «Это ужасно мрачный персонаж, заблудшее дитя, которое возвращает долги обществу, убивая, — говорил он. — Это волк. Меня путал этот образ: стать зверем, стремящимся в пропасть…»

По словам Кристиана Гонсалеса, тонкого знатока кино и телевидения, хотя Депардьё на вид полностью проникся своей ролью, это не помешало ему принимать на съемках счастливый вид «сорванца, веселящегося на свободе с друзьями». Как бы ни было велико его внутреннее напряжение, он охотно шутил. «Например, когда в жуткий холод группа готовилась снимать особенно жестокую сцену, в самый момент появления перед камерой он сказал: “Как вспомню про гонорар — и теплее становится!”»

Стал ли «Выбор оружия» подрывным фильмом, ниспровергающим устои, как того желал режиссер, крайне пессимистично настроенный в отношении человеческого рода? Некоторые критики так не считали, обличая моду на французские детективы, строящиеся по одной схеме со взаимозаменяемыми компонентами: «Драматургия бинарности, упрощенного дуализма, антагонизма, лишенного всякой сложности и настоящей тайны». «Корно делает акцент на криминогенной обстановке в парижских пригородах, говорит о “кризисных явлениях” в полиции, — писала газета «Монд дипломатик». — Но при таком конформистском подходе его уколы лишены остроты, дерзость беззуба: это всего лишь неловкое алиби для вымысла. А вымысел, без которого не удалось обойтись, скажем прямо, наводит скуку. Здесь слишком много “серьезности”, заботы о “реалистичности”. <…> Именно вымысел придает изображению действительности задний план, глубину, волнующие тени. Как у Хичкока… Или у Мельвиля, о котором вспоминаешь при просмотре “Выбора оружия”: он-то не пытался изобразить сегодняшнюю Францию (несмотря на вырезанную сцену из “Второго дыхания”), не был озабочен (по меньшей мере в своих фильмах) ростом преступности; он понял, что мир триллера может и должен быть глубоко нереален, даже нереалистичен, именно потому, что это перенос в данное общество жанра, зародившегося в ином обществе и из него. Он не занимался социологией».

Франсуа Трюффо тоже не собирался выставлять социологию на передний план, приступая к съемкам «Соседки» — нового фильма, в котором он мечтал, с того самого вечера в «Фуке» после триумфа «Последнего метро», снять вместе Депардьё и Фанни Ардан. Актеры познакомились, работая над «Собаками» Жессюа (в этом фильме Ардан сыграла свою первую роль), но теперь сюжет был совсем иной. В картине, которую часто называют одним из самых прекрасных произведений Трюффо, говорится о встрече мужчины и женщины через несколько лет после бурной и разрушительной любовной страсти. Исследователи творчества Трюффо уделяют особое внимание сцене под названием «Поцелуй». Действие происходит на стоянке перед супермаркетом, Матильда (Ардан) предлагает Бернару (Депардьё) не ворошить прошлое и остаться друзьями. «Они стоят возле машины Матильды, — описывает сцену киновед Жан Колле. — Она вспоминает некий эпизод из их прошлой связи. Бернар произносит ее имя. Она падает в обморок. Волнение, смущение этой сцены где-то между словом и телом. Произносимые слова стоят лишь “по соседству” с тем, что пронизывает тело. <…> Важно передать поразительные, парадоксальные явления, порождаемые речью».

Депардьё тоже вернется к этой сцене, но опишет ее другими словами: «Невозможно себе представить, чтобы от любви страдали. В первой любви есть детская боль; позже наступают длительные периоды покоя, когда чувствуешь себя неуязвимым — до того самого дня, пока мысленно не переживешь все снова. Только теперь я осознаю значимость этого фильма. Мы знали, что речь идет о трагической любви, что это отрицательная история любви». Еще одно доказательство любовных мук, переживаемых его персонажем, — сцена, в которой Депардьё бьет Ардан по лицу, почти теряя сознание, как будто ударил самого себя: просто вершина актерской игры, оправдывающая слова Трюффо о том, что «несчастье, которое сеет ускользающая любовь, — настоящее счастье для актера»…

А также для критиков, судя по лавине благожелательных отзывов о фильме. Одни прославляли тонкую наблюдательность и проницательность Трюффо, другие подчеркивали великолепную игру исполнителей главных ролей, с перевесом похвал в пользу Депардьё. «В “Выборе оружия” Алена Корно он рычит, неукротимый, как гроза, необъяснимый, как ветер, а здесь он уязвим, как человек, и прозрачен, как страдание», — восторгался «Фигаро-магазин». Ему вторила газета «Фигаро», заявляя, что перед нами настоящее явление театрального искусства. «Все его тело красноречиво: вспыхивающие глаза, затрудненная или непринужденная походка, плечи, поднимающиеся от страха, надежды, сожаления, порыва. Просто глядя на него, вы уже знаете, что творится у него в душе. Короче, боюсь, что по эту сторону Ла-Манша такой актер существует только в одном экземпляре».

Смена декораций и жанра: «Соседка» еще не вышла на экраны, а Депардьё уже улетел в Мексику, где его дожидалась съемочная группа «Невезучих» под руководством Франсиса Вебера. Другие актеры — исполнительница главной женской роли Коринна Шарби и партнер Жерара Пьер Ришар — уже были на месте.

Несмотря на удаленность от цивилизации, ужасные климатические условия и враждебную обстановку (Депардьё даже укусил скорпион), атмосфера на съемках очень скоро стала напоминать детский летний лагерь. Как обычно, Депардьё заражал всех своим хорошим настроением. Ко всем он относился тепло и по-доброму, начиная с Ришара. Вебер рассказывает о таком забавном эпизоде: «У Пьера была новая подружка, совсем молоденькая, и он был от нее без ума. Пьер с Жераром жили в одном вагончике, и порой это вызывало проблемы. Пока Жерара гримировали, Пьер предавался любви, вагончик ходил ходуном, в результате гримерша заехала Жерару щеточкой в глаз. “Прекрати! — завопил он. — Хватит уже, черт побери!”».

Ришар, многие годы специализировавшийся на ролях чудаков, тоже сохранил шутливые воспоминания об этих эпохальных съемках — в частности, о том, как они с Депардьё отирали друг другу пот с лица при температуре в 60 градусов. Однако о профессионализме и харизме своего партнера он говорит со всей серьезностью: «Жерар порой говорил мне: “Смотри, ты вышел из света!” Я таких вещей не замечал, а он — мгновенно! <…> Игра — для него это было главным в жизни. До нашей встречи я уже попривык к успеху. Надо сказать, что провалов-то у меня почти не было. В общем, то тут петарду заложу, то там, вот и всё. А он дергал их за шнур, и всё взрывалось!»

«Невезучие» (впрочем, фильм мог бы называться «Садись впереди, у тебя короткие ноги» — такое название предложил Жерар) стали вторым режиссерским опытом Вебера. Как и Пьер Ришар, режиссер был приятно удивлен потенциалом Депардьё, которому он отдал роль антипода, недоверчивого человека, усиливающего комический эффект от злоключений своего партнера. «Это была априори ограниченная, оттеняющая роль, белый клоун, — объясняет он. — Но по мере работы я увидел, как его персонаж расцвел, отыскал в своей роли нюансы и тонкости, о которых я и не подозревал».

Зрители, толпами валившие в кинотеатры, тоже оценили эти нюансы и тонкости. «Невезучих» посмотрели в кино семь миллионов человек — это самый большой кассовый успех для Депардьё. Вебер, которого иногда называли французским Фрэнком Капрой[40], сумел использовать его в последующие годы, задействовав ударный тандем в «Папашах» (1983) и «Беглецах» (1986). Депардьё тем самозабвеннее играл в этих характерных комедиях, что высоко ценил отточенный стиль Вебера-сценариста: «Франсис способен несколько месяцев просидеть один в своем углу, вынашивая сценарий полуторачасового фильма. Он никогда не станет разглагольствовать о смысле жизни. Он мог бы вообще обойтись без диалогов, вставляя в свои фильмы титры. Я впервые понял, до какой степени комедия серьезное дело».

Неутомимого актера ждала другая серьезная работа, но уже в совершенно другом ключе — «Возвращение Мартена Герра».

В качестве натуры для своего первого полнометражного фильма Даниель Винь, в прошлом ассистент Луиса Бунюэля, выбрал деревушку Балаге в Арьеже. По его мнению, она наилучшим образом подходила для рассказа об истории, случившейся в XVI веке с Мартеном Герром — молодым крестьянином, которого подростком женили на Бертранде де Роле (Натали Бай), а он покинул ее на восемь лет и вернулся уже совсем другим. Обманщик? Возможно. Но его тайна так и не будет раскрыта до конца фильма[41]. Наверняка он авантюрист. Именно его неоднозначность и пленила Депардьё: «Мне понравилось быть узурпатором, — чего еще актеру желать? — человеком, которого повесят, потому что женщина, не являющаяся его женой, признала его из любви. Мне понравился приезд в эту деревню, где люди обуреваемы ужасными страхами: боязнью незнакомцев, чужаков; боязнью сказок, которые они разносят. Я сразу почувствовал себя свободно в образе Мартена Герра; в свое время я проделал примерно то же, что и он, проследовал тем же путем, странствуя по Франции».

Чтобы как можно достовернее воссоздать образ своего героя, принадлежащего к крестьянской Франции былых времен, актер обложился книгами, прочитал труды историка Жоржа Дюби. Его внимание привлекли также некоторые произведения голландского художника Иеронима Босха: «Я заметил, что в Средние века люди не разгибались во весь рост и строили гримасы, скрывая свои чувства». Из этого он сделал вывод, что его игра должна в большей степени основываться на жестах и языке тела, чем на репликах или диалогах.

Актеру доставляло радость и облачение в исторические костюмы — он это просто обожал. Уже через несколько месяцев ему снова доведется это сделать во время съемок «Дантона» — революционной эпопеи в стиле шекспировской трагедии — под руководством Анджея Вайды.