Глава двенадцатая Отец и сын

Глава двенадцатая

Отец и сын

После «Полиции» и «Под солнцем Сатаны» Пиала, задумывая свой одиннадцатый фильм, хотел сделать что-то более личное. Так родился «Сорванец»[69], в котором Депардьё играл Жерара — отца маленького Антуана. Его юным партнером стал Антуан, сын самого Пиала. Был ли этот фильм автобиографическим? Режиссер, которому тогда сравнялось семьдесят лет, этого почти не опровергает: «Я очень любил своих родителей. Но мой отец был бабником, моя мать изводилась от ревности, и это портило все остальное. Самое острое одиночество я ощутил во время учебы, когда оказался полностью предоставлен сам себе… Само собой, учеба быстро закончилась…» Несмотря на такие затейливые пояснения, «Сорванца» следует воспринимать как фильм-зеркало, в котором Пиала отражается через посредство двух главных героев — своего двойника Депардьё и своего сына Антуана, которому на момент съемок было четыре года. Руководить актерами было нелегко, искренне и застенчиво признает режиссер: «Мне нужно было оберегать Антуана, принимать ради него необычайные предосторожности. Это наверняка чувствуется в “Сорванце”. Я думаю, что это самый свободный мой фильм, фильм о непринужденности».

И о желании оставить свой след, мог бы добавить Пиала. Его творение было весьма благосклонно встречено критикой после выхода на экраны осенью 1995 года. «В семьдесят лет режиссер ощупывает раны человека, переживающего разрыв с женой, уже не верящего в чувства, но неспособного расстаться со своим ребенком, — писала газета «Монд». — Этот человек потрясен смертью своего отца и старается бежать все быстрее, чтобы замедлить ход времени и позабыть об одиночестве, к которому стремился. Пиала — режиссер, единственный в своем роде, постоянно разгневанный и на самого себя, и на всех остальных, — доказывает, что может себе всё позволить: вести сбивчивый рассказ, показывать на экране то, что другие режиссеры старательно скрывают, бесконечно перемешивать правду и вымысел. Этот фильм режет по живому и не щадит никого». Начиная с самого режиссера, добавляет «Юманите»: «“Под солнцем Сатаны” был фильмом о проклятии. “Ван Гога” можно рассматривать как отражение его собственного места в жизни — места современного художника. “Сорванец” заходит еще дальше в область интимных тем, это невыносимо легкое кино, рожденное от непокорности мысли о том, что художнику надо продать свою душу, чтобы нравиться, хотя он решительно придерживается обратного. Святой Пиала, проклятый и мучимый самим собой!»

Как и для режиссера, для Депардьё работа над «Сорванцом» не прошла бесследно, он даже подумывал завершить на этом свою карьеру. Почему? Актер расскажет об этом через несколько месяцев после кончины Пиала в 2003 году: «Мы с Морисом затронули слишком важные вещи. Когда начинаешь задавать настоящие вопросы, а единственный возможный ответ на них — это смерть, когда подходишь к таким вещам вплотную, лучше переменить обстановку, вернуться к более нормальной жизни. К ее сути».

Жизнь? Депардьё вскоре вновь окунулся в нее, получив необычную роль в фильме, которого ждали в декабре 1996 года как подарок к Рождеству: «Опасная профессия»[70] Жерара Лозье. Эту картину Лозье снял по мотивам документального фильма Эрве Шабалье, Марии Рош и Стефана Менье «Жизнь учителя», созданного тремя годами раньше и получившего «золото» на Международном фестивале телерадиопрограмм. Преподаватель истории и географии Лоран Монье (Депардьё) после развода переводится по собственной просьбе в «хулиганскую» школу на окраине Парижа. Сценарий был выдержан в духе времени, поднимая больные темы: насилие, рэкет, расизм, грубость, безработица… Депардьё был в прекрасной форме, к тому же ему повезло с партнершами — Мишель Ларок и Суад Амиду (они уже снимались вместе в «Старшем брате» Франсиса Жиро).

Благосклонно принятый зрителями, фильм был раскритикован в прессе. Хотя, согласно журналу «Пуэн», с картины уходишь «счастливым и успокоенным», газета «Монд» назвала эту «пошлую и конъюнктурную постановку» «нагромождением клише о школе, спальных районах, хулиганье и иммигрантах». Многие учителя и профсоюзные деятели разделяли эту точку зрения. Жорж Кантен, долгое время преподававший философию в нескольких учебных заведениях на севере французской столицы, назвал фильм карикатурой: «Режиссер преподносит нам представления учителя из “среднего класса” об окраинах. А на самом деле всё иначе, поскольку большинство преподавателей только начинают свою профессиональную деятельность и не имеют ни сил, ни желания становиться помощниками местной администрации по социальным вопросам». Кантен также уверяет, что не узнает себя в главном герое фильма — замученном жизнью учителе, над которым издевается класс: «Не стану отрицать, в жизни возникают такие ситуации, но в эту я не верю, потому что Депардьё — это прежде всего Депардьё, в отличие от других актеров, которые, возможно, из-за того, что не столь известны, выглядят гораздо убедительнее в роли учителей».

К тому моменту, когда «Опасная профессия» начала демонстрироваться во французских кинотеатрах, исполнитель главной роли уже улетел на Кубу. Это была деловая поездка, в которую Депардьё отправился вместе с шестьюдесятью французскими промышленниками, отобранными Жераром Бургуэном — владельцем второй по величине в Европе компании по производству бройлерных цыплят и по совместительству спонсором и вице-президентом футбольного клуба «Осер». Актер познакомился с ним в Валансьене через своего друга Жана Карме, во время работы над «Жерминалем». Бургуэн, в прошлом помощник мясника, великан ростом 183 сантиметра, бонвиван и болтун, сразу покорил бывшего хулигана из Шатору: «Это потрясающий человек, совершенно ненормальный, способный разделать бычью тушу, сидеть за штурвалом самолета, провести вас через пустыню. Он умеет плакать, говорить глупости, быть несносным. Как я».

«Мы обнюхали и приручили друг друга в один вечер, усидев окорок, — вспоминает теперь уже Бургуэн. — Я увидел незаурядного человека, пройдоху, крестьянина, близкого к земле, самоучку, как и я сам. <…> Жерар — мой младший брат. Как и я, он начинал с нуля и преуспел, он любит хорошо поесть, он сделан из одного куска. И, как и я, он чувствует себя одинаково свободно с дворником и президентом».

Кстати, они, став деловыми партнерами благодаря сходству характеров, как раз и отправились пообщаться с главой государства. Путь их лежал на Кубу, а целью был контракт на добычу нефти. Чтобы осуществить свой проект, им сначала пришлось приобрести контрольный пакет акций канадской компании «Пеберкан» и получить разрешение кубинских властей. Бургуэн, исколесивший весь свет, не раз бывал на Острове свободы и знал вождя кубинской революции Фиделя Кастро, даже был с ним на «ты». Они познакомились в Гаване в 1991 году. Человек дела, Бургуэн не замедлил туда вернуться, но не абы как и не один: организовал чартерные бизнес-рейсы, которыми воспользовались друг за другом руководители компаний «Томсон», «Адидас», «Рено» и даже чиновники из министерства экономики, финансов и бюджета, возглавляемого Мишелем Шарассом, когда компания «Эльф» одно время подумывала о нефтяной концессии на Кубе. Всё напрасно — премьер-министр Пьер Береговуа наложил политическое вето. Но как бы не так: Бургуэн зашел с другого бока, основав в 1993 году собственную компанию «Oil For Development» («Нефть для развития») для геологической разведки на острове, якобы в целях помощи странам третьего мира. В самом деле, Куба покрывала за счет собственного производства лишь десять процентов от своих потребностей в энергоносителях. Бургуэн намеревался развить эту деятельность благодаря новым компаньонам, не в последнюю очередь — другу Жерару.

От первого визита к вождю кубинской революции у французского актера, сбросившего 30 килограммов благодаря суровой диете, остались воспоминания о шутливой беседе, крутившейся вокруг вкусной еды: «Во время нашей встречи я дал ему рецепт кроличьего паштета… Правда-правда! Он спросил: “Жерар, в чем секрет паштета?” И я слышу, как отвечаю ему: “В качестве кролика, Фидель. В качестве кролика!..” Это был сюрреалистический разговор. Он знал обо мне всё — о моей карьере, моих фильмах. И был нам признателен за то, что мы приехали к нему, словно золотоискатели с Дикого Запада».

Актер признает, что его не смущало ущемление прав человека, цензура — короче, диктатура команданте, который будет лично принимать своего друга «Депардью» в каждый новый его приезд. Такую позицию он обосновывает личными наблюдениями: «Гавана конца девяностых не имеет ничего общего с Гаваной семидесятых. Жизнь значительно изменилась, политический режим стал не таким суровым. Сам Фидель изменился. Короче говоря, я согласился на встречу с человеком, который будит фантазию многих людей и о котором рассказывают всякие ужасы. Могу сказать, что он тоже своего рода шекспировское чудовище».

Кубинские оппозиционеры в изгнании припомнят ему этот лестный отзыв в феврале 2003 года, обрушившись с бранью на Депардьё перед парижским особняком, где его друг Кастро остановился во время краткого визита во Францию. Актер был удивлен, попытался вступить в дискуссию со своими обличителями, но, не найдя аргументов, решил от нее уклониться, клянясь всеми святыми, что его присутствие во дворце никак не связано с нахождением там команданте. В доказательство своей искренности он даже взял листовки, которые совали ему возбужденные манифестанты…

Несмотря на нелицеприятные отклики в прессе, кубинская нефтяная авантюра, в которую Бургуэн втянул своего друга Депардьё (по словам актера, он вложил в нее миллион долларов), шла своим чередом. Первые пробуренные скважины не оправдали ожиданий, тем не менее компания «Пеберкан» могла оказаться рентабельным предприятием — по крайней мере в долгосрочной перспективе. Они в это верили. В начале 1999 года на морском месторождении в Канази, к северу от Кубы, на глубине четырехсот метров, удалось добыть больше трех тысяч баррелей в день. Дела «Пеберкан» резко пошли в гору: объемы продаж нефти за три года выросли втрое, составив около 20 миллионов канадских долларов в 2000 году. Но прибыль от продаж тотчас вкладывалась в дорогостоящие сейсмологические исследования. Разведка нефти — сложная наука, и добытчик «черного золота» Депардьё, увлекшись, досконально изучил все досье «от пола до потолка», клянясь и божась, что стремится вовсе не к богатству: «Деньги делают вас не богатым, а занятым человеком. Мне этого не нужно…»

Депардьё-бизнесмен? Его друзья в это не верили, но тема оставалась запретной. «Бизнес для него — отдушина, лучшее лекарство во время простоев», — поясняет его пресс-атташе Клод Дави. «Любознательность побуждает его постоянно исследовать новые миры. Поскольку он подвержен чужому влиянию, ему случается пойти по неверному пути. Но он никогда в этом не признается. Упрется рогом», — добавляет его импресарио Бертран де Лаббе. Депардьё же клянется: деньги для него не самоцель, а замечательный предлог для встреч, что, впрочем, не мешает ему загребать эти самые деньги благодаря острому деловому чутью, разобравшись в тонкой механике бизнеса. С другой стороны, это не препятствует и благотворительности — поддержке фонда борьбы со СПИДом или столовых для бездомных, которым он регулярно перечисляет средства.

Пока суд да дело, жизнь не стояла на месте… Вернувшись с Карибских островов, Депардьё, даже не успев распаковать чемоданы, срочно вылетел в Бухарест. В Румынии он оказался в хорошей компании — с делегацией бизнесменов, среди которых был глава компании «Матра» Жан-Люк Лагардер, и семейством Ширак: президентом Жаком Шираком и его дочерью Клод, от которой актер практически не отходил и держался с ней накоротке, судя по репортажам французских журналистов, сопровождавших официальную делегацию. Выйдя из президентского самолета, актер в сером костюме и при галстуке стоял рядом с Клод, когда исполняли «Марсельезу»; рядом с ней он выслушал и речь ее отца в румынском парламенте. Не говоря уже о торжественном ужине, во время которого они сидели за одним столиком, и, наконец, о выступлении французского президента на юридическом факультете Бухарестского университета, когда Жерар и Клод, сидевшие в первом ряду, без умолку болтали, точно нерадивые школьники. Перед юмором знаменитого актера не могла устоять даже дочь президента…

Наряду с этой светской хроникой, доставляющей хлеб насущный «желтой прессе», внимание журналистов привлек новый имидж Депардьё. По их словам, актер был «в завязке», то есть больше не прикасался к спиртному, которое раньше доводило его до состояния, «отзывавшегося болью в их сердцах». Так, на коктейле во Французском институте Бухареста он вежливо отказался от местного коньяка «Свикки», заменив его стаканом простой воды. Все были единодушны во мнении: трезвость и рациональное питание вернули актеру молодость: свежее лицо (разве что добавилось несколько морщинок) и тело атлета, наполненное неукротимой энергией. Эта энергия ему потребовалась, когда он на несколько часов отстал от официальной французской делегации и испытал на себе величину своей актерской популярности — в холле того же самого Французского института, где его дожидались журналисты, любопытствующие и румынские артисты.

Актер-бизнесмен, сопровождаемый своим «другом» Илие Настазе (румыном по происхождению, бывшим чемпионом по теннису), подтвердил свое намерение делать инвестиции в Румынию, о которой он «уже давно думает, потому что эта страна породила столько великих писателей и великих актеров». Конечно, он еще не вполне определился со своими планами, но дал понять, что они лежат в области культуры, например производства фильмов. Через несколько часов он повторил эти слова во время беседы с премьер-министром Виктором Чорбеа и президентом Эмилем Константинеску, пообещав им также инвестиции в сферу коммуникаций, пищевую и текстильную промышленность. Свои обещания он частично сдержал, поскольку через два года вернулся в Румынию, чтобы сниматься в телефильме «Проклятые короли», о котором мы еще поговорим. Выбор страны был определен не только хорошими отношениями Депардьё со многими руководящими лицами; в Румынию каждый год приезжали зарубежные киногруппы: помимо выгодных финансовых условий, им нравилось качественное и быстрое обслуживание на местных студиях. Декорации там собирали быстрее, чем где бы то ни было.

Между двумя перелетами, двумя странами, двумя идеями, тремя встречами Депардьё все же успел сделать передышку в своих парижских апартаментах в 16-м округе (площадью 350 квадратных метров). Там разместились его коллекции бронзовых фигурок животных, обнаженной натуры, гравированных шкатулок, а также первая мраморная скульптура Огюста Моро 1867 года, произведения Драпье, Ламурдедье, Пенальба, Муанье, «Сладострастие» Пабло Гаргалло… Произведения искусства, которые он, по его словам, покупал не ради их ценности, а ради эмоций, которые они в нем пробуждают.

Там же он выслушивал всех, кто его окружал: друзей-журналистов, явившихся писать о нем, или знакомых из ближнего круга, начиная со своей сестры Элен, вышедшей замуж за Патрика Бордье — бывшего антиквара с блошиного рынка, который с годами стал одним из его доверенных лиц. Сестра представила ему Патрика в начале семидесятых: «Как-то на 14 июля[71] он пришел в гости к одному приятелю-антиквару из Поншартрена. Он был вместе с Элен. Я отвез их домой в грузовике. Мы больше не расставались». Несмотря на то что Бордье был директором многих его фильмов, он никогда не вмешивался в выбор сценариев, которые присылали его знаменитому шурину.

А сценариев было предостаточно, судя по числу фильмов, в которых актер беспрерывно снимался с большим или меньшим успехом. Едва закончив «ХХЬ: Фильм с большими достоинствами» Ариэля Зейтуна с участием Мишеля Бужена, который с треском провалился, он уже преобразился в Вателя, знаменитого метрдотеля Великого Конде, в одноименном фильме Ролана Жоффе, а сняв его шапочку, облачился в мушкетерский плащ Портоса в «Человеке в железной маске». Этот фильм привлек его очарованием костюмной постановки, которые особенно нравились Депардьё, хотя он и был убежден, что не костюм красит человека, а характер. Равно как и в другом легендарном произведении, вершине творчества Александра Дюма, — «Граф Монте-Кристо».

Этот проект, предназначенный для телевидения, Депардьё вынашивал многие годы. Потому что Дюма живет внутри него, заявлял он; а еще потому, что это стало бы последним поклоном Трюффо. Мало кто знает, что Трюффо собирался снять с участием Депардьё многосерийный фильм по знаменитому роману для англоязычного телевидения. Теперь его мечта могла осуществиться, хотя для французской звезды это предприятие оказалось многотрудным. В первый раз Жерар появился на телеэкране тридцать лет назад. Действительно, почему он обратился к телевидению, почему вдруг произошел такой решительный поворот в его карьере? Считал ли он, что этот медиум посильнее кино? Или для него было важно, что даже посредственный сериал парадоксальным образом привлекает больше зрителей, чем удачный кинофильм?

На эти вопросы Депардьё не дает исчерпывающего ответа, предпочитая говорить о тенденциях развития французского кино, которое, по его словам, отнюдь его не радует. А многосерийный телефильм позволяет не экономить время: «Конечно же у меня был сценарий “Монте-Кристо” для кино — полуторачасовой фильм из шестисот эпизодов. Но пришлось бы вырезать некоторые сцены мести, а это было бы почти бессовестно».

А совесть художника ценится дороже всего, это всем известно. В случае «Монте-Кристо» за нее придется заплатить 100 миллионов франков (больше 15 миллионов евро), подсчитал Депардьё, который освоился с цифрами, с тех пор как стал опытным бизнесменом. Это была его манера всё держать под контролем. При таком бюджете (самый дорогой художественный фильм за всю историю Франции) актер мог навязать свое продюсерство, свою команду и свое прочтение. Такого еще не было: договоры были составлены и подписаны прежде, чем нашелся канал, согласившийся транслировать фильм. Но боевитого «застрельщика» это мало интересовало: машина запущена, солярку подвезут. И дело пошло. Предупрежденные по «сарафанному радио», актеры начали ему звонить, чтобы «попасть туда». Что же до «прокатчика», то победил тот, кто смог больше заплатить. Изначально фильм хотели отдать на «Антенн-2», но глава телеканала Жан-Пьер Элькаббаш ушел на покой, а сменившая его команда раздумывала, колебалась, юлила несколько месяцев. Потеряв терпение, Депардьё обратился к конкурентам. Переговоры велись до января 1997 года; банк сорвала компания ТФ-1.

Чтобы с помпой объявить о скором начале работы над экранизацией романа Дюма, Депардьё и вице-президент ТФ-1 Этьен Мужотт отправились прошвырнуться по набережной Круазетт: в Канне тогда проходил МИП-ТВ — Международный рынок телепрограмм. И все было бы прекрасно, если бы будущий Эдмон Дантес не счел своим долгом расхвалить на все лады первый телеканал в вечернем выпуске новостей. Некоторые злонамеренные журналисты тотчас вообразили, что ТФ-1, зрительский рейтинг которого постепенно снижался, попросту превратил Депардьё в человека-рекламу для популяризации своих программ. Репортеры не упустили случая коварно напомнить о том, что самый высокооплачиваемый актер французского кино (тогда же в журнале «ВСД»[72] было опубликовано расследование, согласно которому его доходы за 1996 год оценивались в 4,5 миллиона евро) согласился сыграть свою первую большую роль на телевидении только за сумасшедшие деньги. Тотчас всплыла цифра баснословного гонорара, предложенного Депардьё телеканалом ТФ-1: 20 миллионов франков (примерно три миллиона евро) за четыре серии по сто минут. Рекорд, принадлежавший до сих пор Роже Анену, игравшему комиссара Наварро (два миллиона франков за серию), был побит в пух и прах…

Эти сведения, не лишенные достоверности, все же оказались неполными. Депардьё как главный распорядитель всего проекта не мог просто положить в карман свой сказочный актерский гонорар. Не ограничиваясь одной этой ролью, он сам выложил денежки, став сопродюсером сериала через свою компанию «ДД Продюксьон» (названную так в память о его отце, «Деде»). С другой стороны, пользуясь своей всемирной известностью, актер-предприниматель в следующие месяцы договорился о продаже «Графа Монте-Кристо» в Европе, Азии (в Японии и Китае, где его имя произносили как «Дзила Депадию»), а главное — в США (кабельному каналу НВО), ведь американский рынок считался недоступным для европейских телепрограмм…

Жозе Дайан, прятавшая свое массивное тело в неизменный мужской костюм, была самым счастливым и самым встревоженным из режиссеров, когда начались съемки «Графа Монте-Кристо». Набив руку на проходных телефильмах вроде детективного сериала «Жюли Леско», она надеялась совершить прорыв, замахнувшись на дорогостоящие художественные фильмы с участием кинозвезд, предлагая им экранизации на договорных условиях.

Первые сцены она решила снимать в центре средневекового города Санлиса, неизменно служившего декорациями для исторических фильмов. Несколько эпизодов с сотенной массовкой снимали на главной площади, возле гильотины, которую Депардьё уже «опробовал» на этом же самом месте пятнадцать лет тому назад, в «Дантоне». Прекрасную итальянку Орнеллу Мути окружали любимые французские актеры: Жан Рошфор, Пьер Ардити, Мишель Омон, Ролан Бланш и Жан-Клод Бриали, не говоря уже о нескольких членах семейства Депардьё, чьи имена актер-продюсер вставил в титры: его детях Гийоме и Жюли и его жене Элизабет, написавшей слова к песне. Отсняв первые эпизоды, съемочная группа отправилась в путешествие по средиземноморским портовым городам: марсельский порт был воссоздан на Мальте, а Дантес — Депардьё наконец-то встретил Мерседес — Мути в Неаполе. Последнюю серию фильма показали осенью 1998 года, за «хеппи эндом» следили около двенадцати миллионов телезрителей.

«Граф Монте-Кристо» имел оглушительный успех, небывалый для многосерийного телефильма; его называли мастерски сделанным, исключительным. Тем не менее некоторые критики громко обличали отступление от оригинала. Их гнев в основном обрушился на сценарий Дидье Декуэна (генерального секретаря Гонкуровской академии, сына кинорежиссера Анри Декуэна): его Эдмон Дантес был чересчур бальзаковским, а большая часть романа Дюма оказалась скомканной и перекроенной. Депардьё тоже не пощадили. Обвинение было сформулировано кратко: нужно ли превращать графа Монте-Кристо в ненасытного жуира, тогда как у Дюма он показан мстительным, неприступным и мрачным? Нет, однозначно ответил журнал «Экспресс» в язвительной статье: «Он затеял совершить подвиг, достойный Геракла: воплотить всех великих героев французской литературы и истории. Я считаю, что он на это способен. Это гениальный актер. Но гений без труда… Это все равно, что оставить гнить в чане виноград, вызревший на солнце, и думать, что получишь “Романе-Конти”[73]. Приклеив себе нос, не станешь аббатом Бузони, а накладные бакенбарды не сделают лордом Уилмором. Нужно работать над голосом, изменить фигуру, говорить с акцентом, да при этом еще создать впечатление, будто только мы узнали Дантеса в каждом из его перевоплощений. Плывя по течению, Депардьё рискует превратиться в “Титаник”».

«Глупцы!» — задыхался от возмущения критик из газеты «Монд», считавший, напротив, что своим успехом фильм был обязан именно тому, что Депардьё придал своему графу де Монте-Кристо бальзаковские черты, «живую плоть и народное дыхание»: «Да ведь сам Дюма был персонажем в духе Бальзака! Просто счастье, что Депардьё в своей трактовке предпочел следовать духу, а не букве. Облекая слово в образы, нужно идти к самой сути, и бывает, что в некоторых экранизациях исходные произведения искажены. Но на сей раз этого не случилось, более того, подсократив текст Дюма, очистив его, ускорив его темп, Декуэн и Депардьё сочинили телевизионного “Монте-Кристо”, современность которого стала лучшим даром памяти романиста XIX века. В него погружаешься, как в книгу, а оставляешь с желанием перечитать роман и с уверенностью в том, что Депардьё сделал для Дюма гораздо больше, чем любой профессор филологии».

Окрыленный высоким зрительским рейтингом (справедливости ради надо сказать, что для этой цели ТФ-1 показал около сотни роликов-анонсов за две недели до демонстрации первой серии), Депардьё вознамерился разрабатывать телевизионную золотую жилу, чтобы добиться своей цели: распространить французские телефильмы по всем пяти континентам. Проектов было — только выбирай. Неутомимый Жеже объявил, что уже готовится «Бальзак» (осенью 1998 года он облачится в его халат, чтобы появиться в нем в двух сериях), на очереди Виктор Гюго (через два года выйдет трехсерийная экранизация «Отверженных»). Всегда восхищаясь сильными мира сего, он не забыл упомянуть и о некоторых исторических деятелях: Верцингеториксе[74] из «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря и более современном «Де Голле». Вождь свободной Франции, до сих пор мелькавший в кино лишь в виде тени, должен был впервые предстать на экране во плоти. Еще ничего не было сделано, но актер дал понять, что уже ушел с головой в «Лезвие меча»[75] и биографию генерала, написанную Жаном Лакутюром. «Это все-таки величайший француз XX века, как бы ни расценивали его деятельность», — говорил он в оправдание этого выбора. С этим нельзя не согласиться; но продюсер Жан-Пьер Герен предпочел отдать роль великого Шарля (в одноименном телефильме, показанном на «Франс-2» в марте 2006 года) Бернару Фарси, до сих пор известному лишь своими комическими ролями в серии «Такси» Люка Бессона. По мнению режиссера Бернара Стора, такой известный актер, как Депардьё, нарушил бы достоверность «художественно-документального фильма», посвященного герою 18 июня[76].

Расстроился ли Депардьё? История об этом умалчивает. Тем временем кино вновь поймало его в свои сети. «Граф Монте-Кристо» еще шел по телевизору, а он уже снимал в Нормандии вместе с Фредериком Обюртеном (бывшим ассистентом Пиала) фильм по роману Алена Леблана «Мост между двумя берегами»[77] — историю бригадира во время строительства моста в Танкарвиле. Это была прозрачная метафора, поскольку в фильме женщина (Кароль Буке) разрывается между двумя мужчинами: своим мужем (Депардьё), от которого она уйдет, и любовником (Шарль Берлинг), с которым решит остаться. Картину, которую назвали безыскусной, цельной и правдивой, приняли довольно хорошо.

Стоял апрель 1999 года: всего два месяца назад вышел фильм совершенно противоположной направленности — «Астерикс и Обеликс против Цезаря»…