Глава девятая Депардьё де Бержерак

Глава девятая

Депардьё де Бержерак

Однажды зимним вечером на «островке безопасности» Южной магистрали автомобилист возился со сломавшимся мотором своей машины. Чуть поодаль белокурая женщина объяснялась с мужем; тот от нее ушел. Мужчина все видел. Он хотел понять, почему женщина в меховом манто не двигается с места. Ждет чудесного возвращения мужа, который ее бросил? Предчувствует новый «роман», как кажется автомобилисту?

В «Странном месте для встречи» Франсуа Дюпейрона кино в пятый раз свело вместе Депардьё и Денёв. Однако поначалу актер вовсе не намеревался воссоздавать со своей партнершей легендарную пару из «Последнего метро», а просто продюсировал этот фильм. Но Денёв удалось найти нужные слова, чтобы убедить его сыграть самому: «Катрин заразила меня своим желанием сыграть эту встречу. И потом, я чувствовал, что Катрин тоже находится в поиске».

Об этом поиске Депардьё много говорил после окончания съемок, происходивших, как правило, начиная с трех часов утра. Таково было требование режиссера, желавшего как можно лучше передать особенную атмосферу этой истории. «Во время съемок я находился в положении, не сильно отличавшемся от положения Шарля — моего героя, — вспоминает актер. — Я тоже был в пути, у какой-то границы. Автомагистраль, где мы снимали, была своего рода символом дороги, на которой я остановился в своей жизни, не зная, куда идти. В такие тяжелые, глубокие моменты ночи мои мысли разбредались. Я бы унесся далеко-далеко, если бы Катрин не возвращала меня к фильму, к сцене, которую мы играли. Она проявляла большую бдительность. Оберегала меня от тоски, от чувства одиночества, которое порой на меня накатывало, от соблазна отстраниться от работы, которую мы делали».

Эта работа порой вызывала ожесточенные споры между двумя кинозвездами. Не то чтобы настоящие стычки, успокаивает Депардьё, а просто разногласия по мелочам. Оставался сюжет, встреча двух людей, выковывающих себе новую судьбу — одну на двоих. «Помните слова Шарля в конце фильма: “Подумать только, что я делаю ради тебя”, — продолжает актер. — Такие простые слова, и в то же время в них, возможно, выражено всё, что мечтают пережить люди нашего времени. Простота решающей встречи мужчины и женщины, связи, которая поначалу кажется обыденной, которую отвергают, а она каким-то образом превращается в большую романтическую историю…»

Романтическую и, добавим, рискованную: во время съемок Катрин Денёв пришлось на две недели покинуть площадку из-за вывиха. Но актриса с «непредвиденной» волей «никогда не жалела себя, несчастную», как рассказывает ее мать Рене Дорлеак, вспоминая об этой неприятности: «Полечившись неделю в Биаррице, она вернулась на свое место как ни в чем не бывало…»

Оригинальная история любви, необычный антураж, замечательная режиссура — всё, что нужно, чтобы «Странное место для встречи» имело успех. Так и случилось после выхода фильма на экраны в октябре 1988 года. «Франсуа Дюпейрон и Доминик Фэсс написали диалоги, передающие социальную принадлежность героев через язык, и в то же время ритмичные, поэтичные», — подчеркивала газета «Монд», отмечая и замечательное исполнение Депардьё: «Жерар Депардьё при всей своей физической силе, мужеской элегантности и языке мачо играет хрупкого, надломленного человека, в котором страсть выявляет женские черты. Это не просто сыграть. Это гениально. Какой другой актер, кроме Депардьё, может заставить разверзнуться небеса, слушая музыку Рихарда Штрауса[50], и вызвать у нас слезы романтическим любовным монологом, восстающим против гнусной реальности?»

В том же 1988 году, не успев перевести дыхание, находясь в состоянии «перегрева» или «изобилия» (так ему больше нравится), Депардьё снялся еще в нескольких фильмах. Сначала в картине «Я хочу домой» (I Want to Go Home) по мотивам известных комиксов, а потом — в новой комедии Зиди «Двое», в которой его партнершей стала голландская актриса Марушка Детмерс. В этом фильме, не имевшем большого успеха, он сыграл Марка Ламбера, композитора и организатора концертов, который влюбился в директрису агентства недвижимости… Ничего общего с ролью другого влюбленного, которую ему сразу же предложил Бертран Блие в фильме «Слишком красивая для тебя»; там его партнершами стали Кароль Буке и Жозиана Баласко. В жизни между этими женщинами не было никаких конфликтов, в отличие от их персонажей по сюжету, выдуманному режиссером. В чем сюжет? Муж изменяет своей жене, писаной красавице, с секретаршей, обладательницей более заурядной внешности.

Жозиана Баласко уже несколько лет мечтала сняться у Блие — со времен «Вальсирующих», где она была занята в массовке. Наконец-то ее желания совпали с планами режиссера. «Хочу рассказать тебе в двух словах сюжет для Жерара и тебя», — обронил Блие, а затем в общих чертах обрисовал сценарий. Баласко поняла, что эта роль отличается от того комического амплуа, в котором ее привыкли видеть зрители, но решила, что попробует с ней справиться — сыграть женщину, которая любит и жертвует собой. С первых же сцен образ начал получаться, тем более что он так и был задуман Блие. «Сила и извращение Бертрана в том, что он пишет сценарий, уже представляя, какие актеры кого будут играть, — рассказывает Баласко. — Он знал, какие мы. Увидев меня в “Авоське” — моем первом фильме, где я играла с Изабель Юппер, который был не просто комедией, — он понял, какой я могу быть. Конечно, работая над сценарием, он использовал свои воспоминания, переживания. Но мы все сталкивались в любви с проблемами такого рода. Так было и так будет». И все-таки актрисе приходилось переступать через некий психологический барьер во время съемок некоторых сцен: «Когда о тебе говорят, что ты дура, это бывает нелегко выносить». «В перерывах мы шутили напропалую, это было для нас разрядкой. Мне несвойственно быть пассивной жертвой. Но поскольку из-за своей внешности я всегда снималась в фильмах, где надо мной смеются, я не чувствовала, что смеются надо мной, Баласко. Я не отождествляла себя полностью с персонажем, Колеттой. В жизни я могла бы стать такой, как она, но я сделала всё, чтобы этого не случилось. Я более боевая, вызывающая».

В фильме «Слишком красивая для тебя» Блие, со своей стороны, тоже показал себя вызывающим, нарушителем всех условностей, принятых и в кино, и в обществе. Впрочем, члены жюри Каннского кинофестиваля это только приветствовали, присудив ему в мае 1989 года специальный приз жюри. Это была заслуженная награда картине, благосклонно принятой и критикой, которая сразу поставила Блие в один ряд с Вуди Алленом и Ингмаром Бергманом, несмотря на свойственную ему фривольность. Один журналист подчеркнул с облегчением: «Наконец-то новый взгляд на любовь втроем; это выглядит настолько достоверно, что даже трудно поверить!»

Не менее достоверно звучали послания, к моменту выхода фильма в прокат опубликованные Депардьё в своей первой книге под странным названием «Украденные письма». Поначалу это был скорее личный дневник, который он завел вскоре после смерти матери, последовавшей всего через несколько месяцев после кончины Деде, его отца. Жерар так и смог до конца осознать, что их больше нет. За длинными и великолепно написанными посланиями, то нежными, то неистовыми, которые он посвятил родителям, последовали другие, в которых он обращается к мужчинам и женщинам, оставившим след в его жизни: Барбаре, Трюффо, Деваэру, Аджани, Пиала, Блие. Всего двадцать пять текстов «о стольких же любимых лицах, шумных приключениях или нерушимой дружбе».

Весной 1989 года Депардьё едет в Венгрию, в Сильвашварад, где проходят съемки «Сирано де Бержерака» по пьесе Эдмона Ростана. Режиссер Жан-Поль Рапно пригласил его сыграть заглавную роль. Фильм был задумал несколькими годами ранее Даниелем Тосканом дю Плантье, продюсером кинокомпании «Гомон», и Жаном-Луи Ливи, импресарио актера и племянником Ива Монтана. Для Депардьё это был серьезный вызов. За пьесу Ростана брались многие актеры. У некоторых это выходило великолепно: у Даниеля Сорано в телеспектакле, у Жана Пиа на сцене «Театр Франсе», у Жан-Поля Бельмондо и Жоза Ферре. Прославленные имена — и великая пьеса, сыграть в которой мечтает каждый актер. Почему бы этого не сделать Депардьё, считавшему текст Ростана одним из самых прекрасных образцов любовной лирики? «Это свежо, это необыкновенно». Осталось обойти ловушки пьесы, несовместимые с экранизацией: припевы, повторы и т. д. Текст пришлось серьезно переработать, и этим долгие месяцы занимались Жан-Клод Карьер и Рапно. Что получилось в результате этой, казалось бы, немыслимой затеи? Монологи, конечно, были сильно урезаны, но главное сохранено: устами Сирано Депардьё говорил о хорошо знакомой ему проблеме — «способности любить и одновременно неспособности любить самого себя…». Намек на себя, на свои особенности? После съемок «Вечернего платья» актер поднял этот вопрос в серьезном и патетическом ключе: «Мне больно, когда нападают на мою внешность. От себя никуда не деться. Тогда я пытаюсь выглядеть красивым и интересным».

В этом вся трагедия Сирано — воина-поэта с большим носом, помогающего молодому дворянину завоевать сердце своей кузины, в которую он сам тайно влюблен. Первый хотел бы быть красивым, второй — умным; мучения одного стоят страданий другого. «Физический изъян наводит его на размышления, которые заставляют его попросту отречься от себя, найти себе новое воплощение. Это как ожог всего тела, он постоянно страдает. Его отвага в том, чтобы этого не показывать». Слабый и сильный одновременно, каким друзья порой представляют самого Депардьё? Актер не опровергает этих слов: «Я наверняка на него похож. Впрочем, как и все актеры. Нарываться на опасности и бравировать этим — это от Сирано».

Чтобы актеры овладели текстом, Жан-Поль Рапно устроил три недели репетиций в помещении театра «Опера Комик». Депардьё считал, что это была необходимая работа, хотя для него ничто не могло сравниться с «волшебным» мигом первого появления перед камерой. Он прислушивался к музыке Ростана, следуя ей: «То пианиссимо, то фортиссимо, но никогда не срывая голос. Нужно превратиться в музыкальный инструмент, чтобы играть Сирано…»

На роль полувоздушной Роксаны режиссер, после нескончаемого кастинга, отобрал Анну Броше, молодую актрису классического театра, почувствовав в ней «влюбленность». Депардьё явно одобрил его выбор: он был впечатлен игрой своей партнерши, которую считал мечтательной и образованной девушкой-подростком: «В ней есть чувственность и знание александрийского стиха[51], она умеет произносить стихи единой фразировкой, я такого никогда не слышал…» Главную пару исполнителей окружали замечательные актеры — Жак Вебер, Венсан Перес, Ролан Бертен, Людивина Санье и Сандрин Киберлен, — которых Депардьё развлекал своими проделками. На площадке он был как заведенный, смеялся по любому поводу, сыпал каламбурами и шутками, чаще всего не самыми утонченными. Он, например, обожал говорить о дерьме и перденье — по его мнению, это был единственный способ разогнать грусть-тоску. Это позволяло ему и сосредоточиться перед съемкой, и не заснуть во время неизбежного сеанса гримирования. Каждое утро Жан-Пьеру Эйшену требовалось полтора часа, чтобы «прирастить» Жерару нос Сирано. Накладной нос был изготовлен во множестве экземпляров, за время съемок Депардьё «сносил» сто тридцать носов…

Роскошное полотно, романтика и пылкость, безупречный ритм — «Сирано де Бержерак» стал событием Каннского фестиваля 1990 года. Несравненную игру Депардьё зрители приветствовали стоя, нескончаемой овацией. Результатом был приз за лучшую мужскую роль, к которому в следующем году добавились один из десяти «Сезаров», присужденных фильму, и номинация на «Оскар». Редкий случай для неанглоязычной картины, подчеркивали заокеанские газеты: в Америке приключения знаменитого буйного гасконского кадета встретили столь же восторженный прием. «Победитель (и не только благодаря своему носу) “Сирано” стремится к гармонии слов и образов, почти достигая совершенства. Замечательное исполнение Депардьё роли поэта-воина с некрасивым лицом создает новый образец, на который станут ориентироваться будущие Сирано», — восторгался «Варайети», весьма солидный журнал профессионалов американского кино. «Это Брандо, Де Ниро и Дастин Хофман одновременно!» — восклицал журнал «Вог», напоминая о том, что Депардьё воплощает собой расхожее представление о французе — тонком гурмане, немного говорящем по-английски…

Между прочим, за несколько месяцев до триумфа «Сирано» Жерар получил возможность хорошенько попрактиковаться во владении языком Шекспира. Он снялся в своем первом американском фильме «Вид на жительство» («Green Card») у австралийского режиссера Питера Уэйра, который уже успел прославиться на весь мир своей драмой «Общество мертвых поэтов». В Нью-Йорке, где съемки «Вида на жительство» начались весной 1990 года, француз увидел, насколько он популярен в США после «Мартена Герра», «Жана де Флоретт» и «Слишком красивой для тебя». Для режиссера Уэйра выбор «Джирара Дипардью» был очевиден: он считал его одним из лучших актеров в мире и идеальным исполнителем придуманной им роли — курильщика, проныры, сентиментального бонвивана…

Возможно, он был слишком уж большим бонвиваном. Прежде чем приступить к работе, режиссер посоветовал Жерару сбросить килограммов двадцать. Депардьё согласился на это условие, тем более что сам ощущал в этом насущную потребность: «Я принимал гомеопатические препараты, совсем легкие. Мне было трудно шнуровать ботинки, я страшно мучился!»

Разумеется, требование Уэйра не было простым капризом режиссера: герой Депардьё должен был выглядеть соответствующим образом, чтобы очаровать героиню фильма. По сюжету, Бронте Пэрриш (Энди Макдауэлл) решается на фиктивный брак, чтобы поселиться в квартире, которую соглашаются сдать только супружеской паре. И тут появляется француз (Депардьё), которому нужен вид на жительство, чтобы окончательно обосноваться на американском континенте. Ложный союз представляется этим двум незнакомым людям идеальным путем к осуществлению их мечты.

Проект вызревал долго: Депардьё познакомился со своей партнершей Энди Макдауэлл, прославившейся после фильма «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга, во время своего предыдущего приезда в Нью-Йорк. Встреча прошла в непринужденной атмосфере; та же непринужденность установилась между актерами с первых сцен «Вида на жительство». Режиссер сначала пришел в восторг, но вскоре стал задаваться вопросами по поводу доброго согласия в этой паре и высказал их напрямую, отозвав Депардьё в сторонку. В чем дело? Актер говорит об этом с привычной откровенностью: «Питер Уэйр боялся, что я сплю с Энди Макдауэлл. Я его сразу успокоил. Зритель должен чувствовать, что между нами желание зарождается постепенно. А ты уже не можешь исподволь возбуждать в себе желание, когда переспал со своей партнершей. На экране это сразу видно, если актер и актриса любовники в жизни. Это чувствуется по их взглядам, по их взаимопониманию. Что-то изменилось — и меняется вообще всё! Пружина лопнула. Нужно быть Джиной Роуленде и Джоном Кассаветисом, чтобы забыть об этом и сыграть влюбленных в фильме…»

Оправданны ли были опасения Питера Уэйра? Или он поверил слухам, представлявшим Депардьё этаким Казановой? Не стоит углубляться в деликатные области личной жизни. С самого начала своей карьеры актер сам определил границы для любознательности своих поклонников. В 1977 году, когда ему приписывали роман с Фанни Ардан, с которой он снимался в «Собаках», Депардьё заявил: «Миллионы людей хотят лучше меня узнать? Если вы хотите этим сказать, что мне нужно вытащить на свет свою частную жизнь, крутить романы, которые попадали бы на первую страницу газет, специализирующихся на историях такого рода, то я не согласен. Я люблю скромность, по меньшей мере в отношении моей личной жизни…» Однако тут же добавил: «Конечно, мне случается загулять, но я никогда этого не делаю в публичных местах».

Несмотря на профессиональный подход, проявленный Депардьё в отношении своей партнерши Энди Макдауэлл, французская критика не была в восторге от «Вида на жительство», вышедшего в феврале 1991 года, назвав эту добросовестную попытку возродить голливудскую семейную комедию «милым пустячком» и «приятным водевилем». Зато за океаном фильм был принят хорошо и принес французскому актеру еще больше популярности среди американцев. Партнер красавицы Энди получил за свою роль «Золотой глобус» — пропуск на мировой кинематографический олимп. Этот подарок для самолюбия лишь усилил общее чувство восхищения, которое Жерар испытывал ко всему американскому континенту. Но, считал он, предстоит пройти еще очень большой путь, прежде чем всерьез подумать о том, чтобы задержаться там подольше: «Это просто сказочное место, и я познакомился там с замечательными людьми. Но я здесь по-прежнему проездом, временно». Поддаться соблазну и попробовать себя в Голливуде, как знаменитости прежних лет, от Мориса Шевалье до Ива Монтана и Алена Делона? Не стоит. Актер знал, что такие примеры редки, да и продолжалась заокеанская карьера недолго. Европейские звезды редко имели в Америке крупный успех, а режиссеры зачастую оказывались в ловушке, взвалив себе на плечи непосильную ношу.

Убедив себя таким образом, Депардьё совершенно логично решил вернуться во Францию для съемок в новом фильме «Уран», в котором Клод Берри хотел отразить бурный период в истории страны — Освобождение. В сценарии, который режиссер написал по мотивам рассказа Марселя Эме, говорилось о жизни небольшого поселка весной 1945 года. Там проводили «чистку». Некоторые рьяно предавались этому занятию, чтобы придать себе вес. К их числу принадлежал доносчик Рошар (его играл Даниель Прево[52]), в последний момент ставший коммунистом, что было характерно для некоторых участников Сопротивления. В его поле зрения оказался Леопольд (Депардьё) — громогласный трактирщик, с утра до ночи упивающийся белым вином и поэзией. Были еще Журдан (Фабрис Лукини), трусливый и пронырливый большевик, и Генье (Мишель Блан) — старый активист компартии, спокойный, симпатичный, явный демократ. Его дом был разрушен, и его вместе с женой и детьми приютили Аршамбо (Жан-Пьер Марьель и Даниэль Лебрен) — пара мещан, меняющих свои жалкие убеждения в зависимости от того, куда ветер дует.

Фильм Берри, замечательно отобразивший неоднозначность человеческой души, был хорошо принят после выхода на экраны в 1990 году. Публике понравились и мужество действительно сильного произведения, и подбор актеров. Текущие политические события тоже способствовали успеху. Через несколько месяцев после фильма был свергнут румынский диктатор Чаушеску, рухнула Берлинская стена, а вскоре последовал конец советской «перестройки» — иными словами, коммунизма. Если кто и шипел по поводу фильма, так это представители Французской компартии. «Обличая двуличных псевдопатриотов, что довольно легко, фильм направлен прежде всего против коммунистов, — клеймила его «Юманите». — Сэкономив на реализме (известные актеры, многочисленные исторические неточности), он не избежал “левого” пужадизма[53], который часто пускают в ход вот уже много лет, как только французское кино обращается к этому периоду истории».

Режиссер встретил эти выпады с открытым забралом, признав, что в 1947 году Марсель Эме написал роман явной антикоммунистической направленности. Впрочем, сам Берри несколько отошел от его точки зрения, оправдывая выбор своих героев: «Мне нравится этот роман своими литературными достоинствами: сюжетом, персонажами, великолепными диалогами. Но когда я приступил к экранизации, я не встал на место Марселя Эме. Поэтому я внес изменения в образ Генье, сделал из него подлинного демократа, хорошего коммуниста — в том смысле, какой вкладываете в эти слова вы и я сам. После войны мой отец голосовал за коммунистов. Он водил меня на собрания и на демонстрации, в которых участвовали по сто тысяч человек. Там царил необыкновенный подъем. Я думаю, что коммунизм — прекрасная и великая идея, и мне бы хотелось, чтобы она осуществилась. Но я экранизирую книгу и не могу всего изменить. С другой стороны, когда в фильме кого-то называют коммунистом, можно заменить это на “исламского фанатика” или что-нибудь другое. Речь идет прежде всего о том, что происходит, когда при смене правительства вчерашние побежденные становятся победителями, берут в руки власть и сводят счеты».

Может быть, именно для сочувствующих коммунистам Берри вскоре экранизировал «Жерминаль» Золя, показав на экране первые крупные стачки, неравенство, отчаяние и борьбу рабочего класса? Это вполне вероятно, хотя самому режиссеру претило, чтобы его загоняли в некие рамки: «Я доволен таким чередованием своих фильмов. Судить меня будут в конце».

А судить Депардьё, причем жестоко, начали уже очень скоро. Всё началось с заговора, сложившегося в Америке, всего за несколько часов до грандиозной церемонии вручения «Оскаров».