3. ЗАВЕЩАНИЕ УЧЕНИКАМ

3. ЗАВЕЩАНИЕ УЧЕНИКАМ

Весною 1885 года истекало второе дополнительное пятилетие профессуры Бутлерова, и 14 марта он прочел свою прощальную лекцию, прослушанную переполненной аудиторией с глубоким вниманием и волнением.

«Расставаясь в эту минуту с университетом, — сказал он, — я с некоторой грустью, но вместе с тем и радостью, оглядываюсь назад, на тридцать пять лет своей деятельности. Я не могу не радоваться тем громадным изменениям, которые прошли перед моими глазами. Тридцать лет тому назад, пожалуй сорок, когда я сам еще учился, было не более двух-трех известных русских химиков и русской химии почти не существовало: она заимствовала свои силы из чужих источников. В настоящее время наша русская химия поставлена на одно из почетных мест, и мы имеем, вы знаете, такие имена, которыми по справедливости можно гордиться. Мало того, мы имеем такой контингент молодых ученых, что участь русской химии вполне обеспечена. Мы уверены, что она не остановится в своем дальнейшем развитии. Я, по крайней мере, склонен думать, что те теоретические представления, то направление, которому я главным образом служил, несомненно, найдет достойных последователей и сослужит до конца свою службу».

Формально покинув университет, Бутлеров, конечно, не переставал участвовать в его научной жизни. Редкие дни проходили без того, чтобы он не навестил университетскую лабораторию.

Известный русский химик академик В. Е. Тищенко говорит:

«Он бывал в университетской лаборатории по нескольку раз в неделю в дни лекций и академических заседаний, обходил всех работавших, давал указания и разъяснения и беседовал на разнообразные темы. Во время этих бесед он обыкновенно присаживался к паяльному столу и искусно выдувал из стекла разные замысловатые вещицы, на что был большой мастер».

Оставив преподавание в университете, Бутлеров ее отошел также совсем и от преподавательской деятельности. Он продолжал чтение лекций на Бестужевских высших женских курсах, которые, как справедливо замечает В. Е. Тищенко, «могли бы называться бутлеровскими, если бы Александр Михайлович не отказался от места учредителя курсов, на которое, был выставлен кандидатом вместе с А. Н. Бекетовым и К. Н. Бестужевым-Рюминым».

Здесь до последних дней жизни он продолжал чтение лекций, руководил устройством образцовой лаборатории для работ слушательниц по всем отделам химии, принимал живейшее участие в жизни курсов, вплоть до изыскания средств для их существования.

Такие средства давали публичные лекции в пользу курсов, частные пожертвования, и Бутлеров читал публичные лекции, делал большие взносы и заявлял:

— Мы должны добиваться того, чтобы в каждом университетском городе были не только высшие курсы, а женские отделения университетов и по всем факультетам!

Александр Михайлович выступал очень часто и с научно-популярными статьями не только по вопросам пчеловодства, но и по вопросам своей основной науки. В 1877 году он написал для журнала «Свет», издававшегося Н. П. Вагнером, популярную статью «Химические явления». Незадолго до своей смерти он переработал эту статью, вышедшую в 1886 году в виде небольшой книжечки под заглавием «Основные понятия химии».

Эта книжечка, объемом в полсотни страничек, представляет исключительный интерес и как научный труд и как образец популяризации научных знаний.

Как популяризатор, Бутлеров заслуживает самого глубокого уважения и признания. Только непростительной нашей забывчивостью можно объяснить, что «Основные понятия химии» не являются и сейчас настольной книгой у юношества, приступающего к изучению химии. Нам трудно припомнить другую книгу в мировой литературе, где с такой же простотой, доступностью и серьезностью, так же увлекательно, ясно и строго были бы изложены все основные понятия химии.

Бутлеров относится к своему читателю с уважением, он не нисходит до него с высоты ученого, а его поднимает до себя. Нет ничего удивительного в том, что эта предназначенная для широких читательских масс книжечка сделалась настольной у всех его учеников и до сих пор цитируется в исторических работах по химии как одно из выдающихся произведений. Маленькая книга Бутлерова исполнена необычайных предвидений и поразительных по глубине мысли философских обобщений.

Бутлеров чрезвычайно серьезно относился к задаче популяризации, считая сложной и почетной обязанность пропагандиста научных знаний.

Ко всякого рода упрощениям и попыткам писать, подделываясь под народную речь, Бутлеров относился резко отрицательно. Это отношение сказывается в многочисленных его рецензиях на популярные книжки по пчеловодству:

В то же время Бутлеров стремится избегать всякой догматичности, оставляя простор для творческой мысли читателя. Совершенно правильно говорит по поводу «Основных понятий химии» Бутлерова академик А. Е. Фаворский:

«Громадное значение на научное воспитание учеников должно было иметь и действительно имело отношение Бутлерова к существующим в науке господствующим взглядам и теориям, отношение, которого он держался как в начале, так и в конце своей научной деятельности и которое особенно ярко выражено им в небольшой брошюрке под заглавием «Основные понятия химии», изданной в 1886 году, знакомство с которой он рекомендовал всем начинающим химикам».

В своем последнем, явившемся как бы завещанием, обращении к ученикам, молодым химикам, великий русский ученый прежде всего высказывает свой взгляд на значение теоретических построений для развития науки.

«Только при посредстве теории, — говорит он, — знание, слагаясь в связное целое, становится научным знанием; стройное соединение фактического знания составляет науку. Но как бы ни была совершенна теория, она только приближение к истине».

Заканчивая свои рассуждения о значении научных теорий, Бутлеров говорит:

«Хотя теория, и не будучи полной истиной, может предвидеть полную истину, то-есть те или другие факты, но совершенно ясно, что она, оставаясь в своих законных границах, не может и не в состоянии предсказать несуществование того или другого явления: построенная для фактов, вмещающихся в известных более или менее тесных пределах, может ли теория, какова бы она ни была, сказать, что нет других фактов за этими пределами?»

Из приведенных строк образ Бутлерова, как представителя точной науки, выступает особенно рельефно. Признавая значение научных теорий, он предостерегал от веры в них, как во что-то непререкаемое, и тут же сам смело и свободно шел дальше того, что допускалось существовавшими тогда общепринятыми теориями.

По поводу атомистической теории Бутлеров писал:

«В начале этого очерка было сказано, что элементами зовутся вещества, которые до сих пор не удалось разложить, но химическая сложность некоторых из них (хотя и сложность особого порядка) не невероятна. Это значит, что так называемые ныне «атомы» некоторых элементов, в сущности, быть может, способны подвергаться химическому делению, то-есть они не неделимы по своей природе, а неделимы только доступными нам ныне средствами и сохраняются лишь в тех химических процессах, которые известны теперь, но могут быть разделены, в новых процессах, которые будут открыты впоследствии. Такое строгое отношение к понятию об атоме вполне отвечает духу точной науки, действительному значению научных теорий».

Рядом с этой смело высказанной мыслью о возможной делимости атома, нашедшей в настоящее время экспериментальное подтверждение, Бутлеров столь же смело и вразрез со взглядами, которых в этом отношении держались многие химики и физики в то время, ставит и другие основные вопросы химии — о постоянстве атомных весов, о сложности элементов, о возможности их превращения.

В наши дни, когда далеко продвинулось познание структуры атома, когда научно доказано существование атомного ядра и электронов, бутлеровские мысли делимости атома поражают остротой научного предвидения, подтверждение которого осуществилось много лет спустя.

Указывая на необходимость догадок, гипотез, теорий для развития наук, Бутлеров говорит:

«В области догадок — перевес на стороне того, что большинство наших нынешних элементов сложны. Трудно думать, чтобы для разнообразных веществ в природе нужно было так много элементов, когда везде и всюду мы видим — и видим тем яснее, чем глубже проникают наши знания, — что бесконечное разнообразие явлений сводится к малому числу причин. Притом мы знаем фактически, что из сравнительно малого числа элементов может возникать почти бесконечное разнообразие химически сложных тел. Далее между различными элемента мимы находим некоторые взаимные отношения, напоминающие то, что наблюдается над сложными химическими веществами. Все это делает предположение о сложности наших нынешних элементов далеко не невероятными, и алхимики, стремясь превращать одни металлы в другие, быть может, преследовали цели не столь химерические, как это часто думают. Винить их можно не в том, что они стремились достичь недостижимого, а скорее в том, что их целью было не знание, не истина, а лишь достижение материального богатства, — но право на такое обвинение лишь за теми, для которых самих знание — цель, а не средство».

Бутлеров дожил до признания своей теории химического строения, но не увидел торжества других своих великих идей и предвидений.

Глубокого и тонкого понимания всех следствий созданной им теории Бутлеров не видел у химиков своего времени.

Если и в наше время находятся ученые, не вполне понимающие роль, значение и приоритет открытий Бутлерова в истории науки, то у своих современников Бутлеров тем более далеко не всегда получал полное признание. Выступая после смерти Бутлерова с оценкой его заслуг, Н. А. Меншуткин признавал, что структурная теория «сразу осветила изомерию среди углеводородов; показала возможные случаи изомерии их, определенное число таких возможностей», что «уяснение изомерии между углеводородами имело следствием уяснение этих явлений и среди других отделов органических соединений», но оговаривался при этом, что по его личному взгляду на этот предмет «и на основании положений теории типов Жерара можно вывести всю систему углеводородов».

Между тем незадолго до своей смерти Бутлеров в докладе «Химическое строение и «теория замещения», исходя из общих материалистических представлений, раскрыл всю непоследовательность и несостоятельность «теории замещения» Меншуткина. Он доказал неопровержимо, что действительное содержание утверждений Меншуткина подтверждает теорию химического строения и опровергает его же; основные положения.

Меншуткин не отрицал существования изомеров, но утверждал, что «входить в ближайшее исследование того, как построены частицы химических соединений из атомов, нет возможности»[7].

Против этого-то утверждения о невозможности познать строение химических соединений Бутлеров возражал с особенной категоричностью.

«Что такое атом и существует ли он реально? — спрашивает Бутлеров и отвечает: — Для химика это наименьшее количество элемента, встречающегося в составе частицы. В этом смысле атом настолько же реальная, вещественная величина, как и частица; и о нем мы можем, в отношении некоторых свойств, говорить с тем же правом, как говорим о частице. Познавать атом прямо со столь же разнообразных сторон, как познаем частицу, нам дано пока лишь в немногих случаях. Эта возможность представляется там, где понятия об атоме и частице сливаются воедино, то-есть где частица состоит из одного атома, как у паров ртути и кадмия. Опираясь на эти случаи существования атомов в отдельном, самостоятельном виде, мы тем с большим правом можем говорить об атоме вообще, как о реальном объекте».

Отмечая далее, что «при всяком познавании внешнего мира наше понятие о предмете слагается из двух долей, объективной и субъективной», и что это «не только не умаляет значения реального знания, а напротив, по отношению к нам, скорее возвышает его», Бутлеров заключает:

«Итак, с понятием о частице и атоме химик связывает известную сумму представлений. Она вообще богаче по отношению к частице, а по отношению к атому достигает этой полноты лишь в некоторых случаях, там, где частица и атом одно и то же; но тем не менее атому химиков соответствует нечто реальное, о чем они могут рассуждать с полным правом… При наших суждениях мы должны говорить о них, как о реальных предметах, если не хотим впасть в полнейшую темноту и неопределенность».

Признавая реальность атомов, Бутлеров показывает, что единственно последовательным и будет признание того, что атомы, находясь в частице, «состоят в некотором определенном отношении между собою».

Как в спорах с противниками, так и во всех своих выступлениях в защиту проводимых им теоретических воззрений Бутлеров предстает перед нами крупнейшим ученым-новатором в области естествознания, стихийным материалистом и диалектиком по своим антиметафизическим, антимеханистическим взглядам на вещество, материю и энергию.

Стихийный диалектик в области химии, способный на широкие обобщения, широко образованный естествоиспытатель и натуралист, Бутлеров в некоторых общетеоретических вопросах оставался эмпириком, его мировоззрение не опиралось на последовательные диалектико-материалистические принципы. Этим объясняется то способное поразить наших современников обстоятельство, что великий ученый некоторое время серьезно относился к такому дикому суеверию, как спиритизм — «вызывание духов».

Во второй половине прошлого века интерес к спиритизму был велик даже среди некоторых ученых. Всевозможные фокусы спиритов — столоверчение, фотографирование «духов», материализация «духов» и др. — они воспринимали как непонятные, но реальные явления. В статье «Естествознание в мире духов» Энгельс показывает закономерность этого для ученых, беззаботно относящихся к теоретическому мышлению, не умеющих мыслить диалектически, ограничивающих свой теоретический горизонт эмпирическими наблюдениями.

«Существует старое положение диалектики, перешедшей в народное сознание: крайности сходятся. Мы поэтому вряд ли ошибемся, если станем искать самые крайние степени фантазерства, легковерия и суеверия не у того естественно-научного направления, которое, подобно немецкой натурфилософии, пыталось втиснуть объективный мир в рамки своего субъективного мышления, а наоборот, у того противоположного направления, которое, чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению с глубочайшим презрением и, действительно, дальше всего ушло по части оскудения мысли. Эта школа господствует в Англии»[8].

Эмпирическое презрение к диалектике, говорит Энгельс, наказывает тем, что некоторые из самых трезвых эмпириков становятся жертвой самого дикого из суеверий — современного спиритизма, импортированного предприимчивыми янки из Америки. Среди известных ученых того времени, увлекавшихся спиритизмом, Энгельс упоминает и великого русского химика А. М. Бутлерова.