2. Поход в город
2. Поход в город
Наш рабочий поселок — окраина города. В полукилометре от него на северо-запад был лес. Оттуда красные почти ежедневно через болотистое поле атаковали немцев… А в другой стороне (северо-восток) так же близко в чистом поле располагался небольшой загородный посёлок, покинутый жителями, но незанятый ни немцами, ни красными.
Многие беженцы умудрялись проходить через ничейный посёлок в город и возвращаться оттуда. Вот такая была странная война!
В самом конце октября или в первых числах ноября я и Анатолий Дмитриев отправились в город, чтобы посмотреть цело ли наше жильё и принести оттуда тёплые вещи.
Анатолий старше меня на год с небольшим и жил в частном доме. До эвакуации я с ним не был знаком. Но общая судьба беженцев сблизила наших матерей (у каждой муж на фронте, а на руках по два малолетних сына, которых нужно спасать от голода и наступающих холодов).
Послали они нас проторённым путём через ничейный посёлок.
Рано утром пересекаем поле и входим в первый же барак, где раньше было общежитие. У дверей стоит немецкий солдат и закладывает пистолет в кобуру. Он наблюдал за нами в окно. Другие солдаты ещё отлёживаются в постелях.
На ломаном русском нас допросили и с конвоиром отправили дальше. По дороге мы ему показали наши дома, но зайти он не разрешил.
По-видимому, конвоир нас привёл вначале в штаб батальона, затем в штаб полка, а оттуда повёл в штаб дивизии на правый берег Волги, которую перешли по понтонному мосту, построенному ещё красными возле нашей школы.
Резкое изменение! На левом берегу Волги нам изредка встречались только немецкие солдаты и офицеры. Ни одного гражданского! На правом берегу, не будь военных да ходили бы трамваи, — обычная городская жизнь.
Оказывается, немцы только что закончили выселение оставшегося гражданского населения из районов передовых позиций с левого берега в более безопасные места города. Поэтому наше появление в посёлке в любом случае привлекло бы внимание немцев.
В штабе дивизии нас вновь допросили, но на чистейшем русском языке. Накормили и определили на постой в частном доме вместе с группой военнопленных, выполнявших при штабе хозяйственные работы.
Штаб дивизии располагался в старом здании школы. Отопление печное. Нам поручили топить печи и подносить дрова. Работа не обременительна. Много свободного времени. Но главное: нас кормили на солдатской кухне, мы были сыты и жили в тепле.
Изредка по ночам советская авиация бомбила жилые кварталы города. Погибали и страдали, в основном, гражданские.
Впервые увидел как днём «работают» штурмовики ИЛ-2. Мы были свободны и с новыми приятелями катались на санках с горки на пустыре. Неожиданно появились два штурмовика, летящих на бреющем полёте над нашей улицей и поливающих её из пулемётов и пушек. Залаяли вдогонку скорострельные зенитные установки. С опозданием завыла ручная сирена у штаба дивизии. Итог: несколько человек ранены и двое или трое убиты среди гражданского населения (женщины и дети).
По-видимому, в этот же вечер советская артиллерия начала обстрел кварталов, прилегающих к школе. Редкие, одиночные снаряды ложились со значительным отклонением, но чаще с перелётом или недолётом. Не дожидаясь когда его накроют, штаб передислоцировался на Ворошиловку.
Современная средняя школа имела центральное отопление со своей котельной. Огромный подвал был заполнен заготовленным с осени картофелем. Теперь в наши обязанности входила чистка картошки для солдатской кухни. Немецкий повар готовил разнообразные и великолепные блюда из неё. И нам пришлось очень много работать. На кухне всегда стояло несколько огромных кастрюль с очищенной и залитой водой картошкой. Свободного времени почти не оставалось.
Мы с той же группой военнопленных жили на постое в двухкомнатной квартире жилого дома недалеко от школы.
Над нами шефствовал ефрейтор Густав Мюллер, которого мы звали Костей. По происхождению — немец Поволжья. Русский язык — второй родной. Он распределял людей, давал задания и улаживал возникающие недоразумения. Охраны у нас не было — мы жили свободно.
Однажды Костя привёл пополнение. Виктор Куценко — украинец. Добровольно сдался в плен, дал важные показания и изъявил желание бороться с большевизмом с оружием в руках.
Впервые от него, как очевидца, услышал рассказы об ужасах коллективизации, страшном голоде 1932–1933 годов, о вымирании целых сёл и людоедстве на Украине. Виктор чудом остался жив. Но за разговоры об этих событиях угодил в ГУЛАГ на строительство канала Москва-Волга. В детском сознании не укладывалось, что виденные всего полгода назад грандиозные и великолепные сооружения и окружающая канал красота созданы на костях и политы кровью многих десятков тысяч заключённых.
И вновь советское командование узнало место расположения штаба дивизии. Начался методичный артиллерийский обстрел.
Однажды днём, когда все были на работе, снаряд угодил в нашу квартиру. Пробил стену и иссёк осколками нашу постель (соломенная подстилка на полу вдоль стены комнаты, укрытая брезентом и армейскими одеялами). Случись это ночью, погибли бы все. Стали спать в подвале школы на буртах картошки.
Ранило Виктора осколком в голову — спасла шапка-ушанка. В школу попаданий не было.