2. Дом инвалидов и реабилитации раненых

2. Дом инвалидов и реабилитации раненых

В нашем взводе все подростки были на 2–3 года старше меня. Младший по возрасту и самый маленький по росту я всегда замыкал строй. В декабре 1943 года это и определило решение командования направить меня вместе с группой недолечившихся после ранения солдат и казаков в дом инвалидов и реабилитации раненых. Расставание «со слезами на глазах» и… в путь на Краков через Варшаву.

В Кракове пересадка и скорое прибытие в маленький польский город (названия не помню), где почти на окраине когда-то располагался польский гарнизон. Две или три небольших казармы, в которых просторно разместились медицинская служба и палаты для выздоравливающих после серьёзных ранений и инвалидов. С тыльной стороны несколько финских домиков для коменданта и медперсонала с семьями и большой гараж, который чуть ли не на следующий день привлек моё внимание.

Шла война. Почти весь автотранспорт был мобилизован, а оставшийся для гражданских нужд состоял на строгом учете. Здесь же в гараже стояло без дела с 1939 года несколько десятков легковых автомобилей разных марок. Были ли они исправными, не знаю. Но привлекли внимание 5 бронеавтомобилей. Направился к ним. Открывая дверцу, громко рассмеялся. «Броня» оказалась из настоящей фанеры, а стволы пулемётов искусно сделаны из дерева. По-видимому, польский гарнизон на предвоенных парадах демонстрировал свою «мощь» этими броневиками.

На хохот в гараж вошел подросток примерно моего возраста. Это был сын коменданта, почти не знавший русского языка. Мы как-то объяснились и он пригласил меня в гости. Это была первая встреча с комендантом и его женой. Я четко, по-военному представился. Тот рассмеялся и на ломаном русском языке сказал, что рад появлению у сына русского друга и что двери их дома всегда открыты для меня. От доброй и ласковой улыбки его жены у меня защемило в груди. Комендант в Первую Мировую войну был в русском плену, сносно говорил по-русски, понимал практически все. Хотел, чтобы общаясь и играя, его сын осваивал русский, а я немецкий языки.

Карл с сестрой ходили в немецкую школу, а я впервые с октября 1941 года оказался «бездельником». В субботу, воскресенье и вечерами в гостях у Карла, а днем в будни с кем-нибудь из выздоравливающих ходил в город за покупками, а чаще просто бродили и присматривались к незнакомой жизни. Вновь прибывшим обменивали советские рубли на злотые или оккупационные марки в местном банке. Однажды один из казаков затащил меня в солдатский бордель, откуда я, сгорая от стыда, сбежал.

Моим соседом в казарме был донской казак из эмигрантов Федор Фомин. После контузии у него начались припадки. В январе местная медицинская комиссия признала его инвалидом, не пригодным к военной службе. У меня с ним сложились хорошие взаимоотношения и потому Фомин предложил мне поехать вместе с ним в Восточную Пруссию в город Тильзит к его жене. У них собственных детей не было и он готов был, при условии согласия жены, на усыновление. Комендант, сожалея, согласился с этим вариантом, но проявил предусмотрительность: дал мне месячный отпуск, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств я мог вернуться назад в свою воинскую часть, как значился дом инвалидов и реабилитации раненых.