14. Экзамен на зрелость

14. Экзамен на зрелость

Рассвет только начинался. Я зашел в привокзальный буфет, чтобы за чашкой кофе дождаться начала дня. Приглушенно звучал вальс Штрауса «На прекрасном Голубом Дунае». Захотелось взглянуть на эту прославленную реку. Я вышел на улицу и направился пешком в сторону Дуная. Улицы были еще пустынны. Озаренная первыми отблесками солнечных лучей, весенняя Вена показалась мне сказочно прекрасной. Город по-настоящему еще не ощутил войны. Я шел по бульвару, расположенному посредине очень широкой улицы. От проезжей части его отделяли ровные ряды деревьев и аккуратно подстриженные декоративные кустарники. По обеим сторонам возвышались неразрушенные дома. Причудливые формы барокко чередовались со строгой готикой. Пройдя несколько кварталов, я вышел к Дунаю. Дорога вела к мосту. Дошел до его середины и перегнулся через перила, чтобы с высоты посмотреть на воду.

Должен признаться, что к водной стихии у меня особое тяготение еще с детских лет. Возможно, в прошлой жизни я был дельфином. К ним питаю почти родственные чувства и даже пытаюсь подражать и в стиле плавания, и в нырянии на глубину. Очень завидую их способности не тратить время на сон, включая попеременно в работу оба полушария головного мозга, а также способности долгое время оставаться под водой.

...Много позже, вернувшись домой, я около тридцати лет состоял в спасательной службе Центрального плавательного бассейна «Москва». Зимой и летом, через день, до основной работы дежурил в ластах и в маске. Прошел подготовку в школе аквалангистов на Черном море. Спасение тонущих стало моим хобби. Правда, за всю жизнь спасенных наберется не более десяти человек, а двоих, хотя и вытащил на берег, но откачать не смог. Не помогли ни искусственное дыхание, ни массаж сердца.

Свой лицевой счет спасенным открыл, когда мне было тринадцать лет. А своеобразным моим рекордом стало спасение одновременно двух мужчин. Произошло это 8 марта на озере в подмосковной Балашихе. В воде оказался детский мяч. Отец ребенка, изрядно взбодренный вином по случаю праздника, разделся до трусов и поплыл за мячом, который ветром относило все дальше от берега. К тому же он упорно сопротивлялся и выскальзывал из рук. Приятель отца не удержался и поплыл помогать. От не очень слаженных усилий мяч еще дальше отдалился от берега. Оба пловца заметно устали. Ледяная вода сковывала движения. Им стали кричать, чтобы они возвращались. Но на обратный путь у них уже не хватило сил, и оба начали захлебываться... Из-за контуженного позвоночника мне не очень хотелось лезть в ледяную воду. Но ничего другого не оставалось... Когда подплыл к ним, оба едва держались на поверхности. К счастью, животного страха в глазах еще не было (возможно, потому, что были под «градусом»). Сказал им, чтобы легли на спину и не дергались. Стал поочередно толкать их к берегу. Надо отдать должное, они проявили выдержку. Вот только часть водки с праздничного стола пришлось употребить на растирание.

А еще курьезный случаи произошел в городе Иванове на реке Талка. В субботний день, свободный от командировочных дел, пришел на реку искупаться и позагорать. Вдруг слышу призыв о помощи. Мужчина барахтается в воде недалеко от берега и просит спасти. Как обычно, не раздумывая, бросился в воду, даже не сняв солнцезащитные очки. Подплыл, а он показывает в сторону середины реки, там женская голова то покажется на поверхности, то скроется... Вынырнул сзади и сразу взял ее голову обеими руками под подбородком, чтобы не мешала плыть. На берегу передал ее перепуганному насмерть мужу. Пока она плавала, муж играл в волейбол... Мужчина, позвавший на помощь; поступил разумно. Спасать человека, плохо плавая и не зная приемов — опасно. Вместо одной тонущей, могло оказаться двое.

Всякие бывали случаи. Словно нарочно я оказывался там, где пытались тонуть. Чтобы не потерять форму, я и сейчас, на закате жизни, продолжаю регулярно плавать...

Мои размышления прервал полицейский. Его тяжелая рука опустилась на мое плечо...

— Криминальная полиция, ваши документы!..

Первой реакцией было броситься вниз, в реку. Прыжок с моста, может быть, и давал какой-то шанс на спасение, но полностью исключал возможность остаться в Вене. Мысли с лихорадочной быстротой проносились в голове, когда внимание сконцентрировалось на слове «криминальная»... Ведь моим противником было гестапо. И, уже протягивая документы, догадался: полицейский, по-видимому, принял меня в этот ранний час за самоубийцу, решившего утопиться. Полицейский просмотрел документы, извинился. Расспросил о бомбежках Эссена и о ранении. Пожелал доброго здоровья и даже объяснил, как добраться до управления учебными заведениями.

Хотя эта первая венская встреча доставила мне несколько весьма неприятных секунд и могла стать роковой, но в то же время она явилась проверкой годности моих документов, да и нервной системы тоже.

В управлении высшими учебными заведениями, куда я обратился, начальником отдела оказалась элегантная женщина лет тридцати. Она ознакомилась с документами, мило улыбнулась, но пристальный взгляд ее серых проницательных глаз оставался холодным, и мне даже показалось, что под модным жакетом скрываются нашивки штандартенфюрера. Позже выяснилось, что ее отдел, ведавший иногородними и иностранными студентами, был связан со службой безопасности. А сама фрау доктор помимо ученой степени действительно имела эсэсовское звание. Она устроила мне настоящий допрос, выясняя степень чистоты моего арийского происхождения, а также политической благонадежности.

Этот первый экзамен я выдержал благодаря тщательно подготовленной и выученной легенде. Однако сам факт моего появления в Вене и кое-какие другие детали, связанные с эссенскими событиями, все же вызвали подозрения у проницательной фрау доктор. За мной был установлен негласный надзор.

Эссенские подпольщики по договоренности с австрийскими коллегами из соображений безопасности не дали мне никаких адресов или явок. Гюнтер предупредил, чтобы я ничего не предпринимал и что контакт со мной венские товарищи установят сами, как только сочтут это возможным. Такая предосторожность показалась тогда перестраховкой, но время подтвердило их правоту и предусмотрительность.

Получив направление в студенческое общежитие, отправился по указанному адресу в IX район города, на Порцеллангассе. Меня поместили в комнату, где жили еще двое студентов.

Отправляясь в Вену, я отказался от денег, собранных эссенскими товарищами. Взял только небольшую сумму на дорогу. Теперь мне нужен был постоянный заработок для оплаты общежития, на питание и зимнюю одежду. Уже на следующий день пошел устраиваться на работу по объявлению в газете. Выбор остановил на керамической мастерской неподалеку от общежития, куда требовалась неквалифицированная рабочая сила. Мастерская принадлежала молодым супругам, выпускникам художественного училища. В мастерской изготавливалась керамическая посуда, а также недорогие украшения. Разработку эскизов, изготовление опытных образцов и роспись изделий выполняли сами хозяева. Мне поручили заполнять глиняной массой гипсовые формы для изготовления керамических пепельниц. Работа была не сложной, но утомляла однообразием. Стоять девять часов у верстака, вминая большими пальцами рук глину в полость форм — не такое уж приятное занятие. В первую получку я расплатился за общежитие и за посещение платных общеобразовательных курсов. Для поступления в высшее учебное заведение требовался аттестат зрелости. Оставшихся денег едва хватило на самое скромное существование. К счастью, при общежитии имелась небольшая кухня, где можно было готовить себе пищу. Здесь я познакомился со студентом-че-хом по фамилии Видличка. Он старался обратить меня в свою вегетарианскую веру и научил готовить овощные блюда. Кроме мяса, он был противником табака и вина. Вегетарианский рацион в финансовом плане оказался для меня весьма подходящим. Мы подружились и поочередно готовили пищу.

Однажды я принес из мастерской ком глины и, покорпев несколько часов, вылепил настенную маску Мефистофеля. Показал ее шефу. Маска понравилась, и меня тут же перевели в разряд лепщиков. Вскоре, когда маски получили хороший сбыт, со мной заключили контракт.

Это решило сразу несколько проблем. Теперь можно было работать дома. Я снял небольшую комнату с отдельным входом в одноэтажном особняке на Вальрисштрассе в XVIII районе.

В конце лета закончил подготовительные курсы. На очереди были экзамены. Чтобы подготовиться, сократил время сна до трех часов в сутки. Сейчас даже не верится, что организм мог выдержать такое издевательство. Как ни странно, экзамены сдал, и был зачислен заочным студентом первого курса архитектурного факультета Высшей технической школы.

Участие в экскурсиях, организуемых деканатом, давало возможность в оставшиеся до начала занятий дни лучше ознакомиться с Веной и ее окрестностями.

Одна из них — поездка на теплоходе по реке — имела для меня немаловажные последствия...

Утром небольшой прогулочный теплоход отошел от причала и медленно поплыл вниз по течению. День выдался пасмурный, и экскурсантов набралось немного. Я вышел на палубу. Здесь никого не было, и только на корме спиной ко мне стояла девушка. Она опиралась на поручень и смотрела на пенящийся за кормой след. Мне подумалось, что она, может быть, так же одинока. Я подошел ближе и стал тоже созерцать воду, украдкой наблюдая за незнакомкой. Наконец наши взгляды встретились, и мне показалось, что она чем-то опечалена. Девушка не проявляла никаких признаков расположенности к знакомству. Именно это и дало повод заговорить с ней.

Дело в том, что с некоторых пор я стал замечать «опеку». Кое-кто из студентов усердно старались войти ко мне в доверие и вызвать на откровенность за стаканом вина. Приходилось делать вид, что охотно пью с ними, но чтобы оставаться трезвым, отлучался время от времени в туалет, применяя доступный мне наипростейший способ... Разыгрывая опьянение, подливал им вина, настаивая, чтобы они непременно выпили до дна, пользуясь известным и почти международным принципом: «Ты меня уважаешь?» Кончалось тем, что опьянев, они изливали мне душу, выбалтывая то, что должны были держать за зубами. После таких «товарищеских встреч» незадачливые кандидаты в друзья больше не появлялись.

Нетрудно было догадаться, что эта опека явилась препятствием для установления контакта со мной венскими антифашистами.

Позже выяснилось, что венская служба безопасности послала запрос обо мне в Эссен. К счастью, оправдался наш расчет на полный паралич всех служб после январской бомбежки, от которой Эссен долго не мог оправиться. На запрос из Вены не смогли сообщить ничего вразумительного и порекомендовали обратиться в Берлин, который к тому времени сам стал объектом непрерывных массированных бомбардировок. Из Берлина запрос переадресовали снова в Эссен. На том счастливый для меня треугольник пока замкнулся. Пока...

Путешествия на воде обычно располагают к лирическому общению, — по крайней мере тогда мне так казалось. Постепенно между девушкой и мной завязался разговор. Беседовали на отвлеченные темы, преимущественно об искусстве. Интерес к ней еще более возрос, когда по окончании прогулки она не позволила проводить себя и не дала номер телефона, что меня, конечно, огорчило. В многолюдном городе я чувствовал себя чужим и одиноким. Место работы девушка также отказалась назвать. Оставалась лишь слабая надежда на случайную встречу. Каковы же были мои удивление и радость, когда однажды встретил ее в кафе. Мне показалось, что и она рада этой встрече. У нее оказался свободный день, и мы отправились побродить по аллее венского леса. Я пока ничего не знал о ней. Кроме разве того, что ее зовут Мария. Причем мне и не хотелось ни о чем ее расспрашивать, чтобы не получить встречных вопросов. С этого дня мы стали встречаться довольно часто. Жизнь становилась не столь безрадостной.

Но вскоре моему лирическому настрою пришел конец. Как-то вечером на улице я увидел Марию. Она шла впереди метрах в пятидесяти. Ускорив шаг, я почти догнал ее, но меня опередил мужчина в форме офицера службы безопасности. Совершенно неожиданно он вышел с боковой улицы. Они поздоровались и пошли рядом, оживленно беседуя. Я продолжал идти сзади и по обрывкам фраз догадался, что стал свидетелем случайной встречи сослуживцев... Хотя разговор ничего особенного, тем более секретного, не содержал, он мог вестись только между сотрудниками одной организации.

Я замедлили шаг и отстал, ругая себя, как последнего дурака, за непростительную оплошность. Только теперь мне стало ясно, что наше знакомство на теплоходе не было случайным. С другой стороны, я успокаивал себя тем, что ни слова не сказал лишнего. Все взвесив, я решил пока ничего не говорить Марии. Мы продолжали встречаться. Но теперь от моего внимания не ускользало ни одно се движение, ни одно слово. Увы, сомнений не осталось: я имел дело с квалифицированным агентом, направляемым опытной рукой.

Все эти дни я находился во власти недобрых предчувствий и тревожных ожиданий. И вот, придя домой, увидел повестку. Меня вызывали в здание парламента. Указывался номер комнаты. Парламентом называлось великолепное по своей архитектуре беломраморное здание на самой широкой улице Вены — Рингш-трассе. Прежде в этом здании находилось правительство республики. Теперь здесь размещались какие-то нацистские службы. Я терялся в догадках о конкретной причине вызова.