Глава 9 ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

Глава 9

ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

«Пингвин» обогнул мыс Доброй Надежды. Это было очень хорошее название, и команда надеялась, что оно окажется пророческим.

Немецкий вспомогательный крейсер повернул на север — в более солнечные края. Грозные «ревущие сороковые» остались позади, подул юго-восточный муссон, принеся с собой теплую погоду. Дождевики, затвердевшие от соли, стали ненужными. Море было спокойным, а воздух — чистым, прозрачным и пропитанным восхитительным ароматом.

Однажды ночью моряки на вахте стали свидетелями удивительного зрелища, и им, находящимся в чужом море вдали от родных берегов, показалось, что они попали в сказку. Поверхность воды светилась, причем свет был настолько ярким, что казался ослепительным. Словно кто-то включил под водой мощные прожектора.

Метеоролог из Данцига был срочно разбужен и доставлен на мостик, чтобы объяснить непонятное явление.

— Свечение моря — явление вполне обычное для этих широт, — сказал он. — Сейчас оно действительно довольно сильное, и связано это, по всей видимости, с массами воды, принесенными сюда муссонами. В море живет великое множество живых организмов, и непрекращающаяся борьба за жизнь между ними в это время года ведется ближе к поверхности.

Среди светящихся тел на поверхности были представлены, должно быть, все представители морской фауны и флоры: моллюски, медузы, головоногие, морские черви, осьминоги и инфузории. Вода была покрыта несметным количеством светящихся микроорганизмов. Многие морские обитатели, живущие в полной темноте, имеют источники света, чтобы видеть добычу и врагов.

Лейтенант Бах вспомнил, как слышал от одного ученого на борту «Бремена», что жители морских бездн довольно часто поднимаются ночью к поверхности. Такие существа состоят из костного скелета, органических тканей и клеток из желеобразного вещества, наполненных жидкостью, что позволяет им выдерживать колоссальное давление на глубине нескольких тысяч метров под водой. Внешне они напоминали маски китайских актеров, изображавших дьявола.

— Вода — основа или элемент всего, — сказал Крюдер. Это была ссылка на оживленную философскую дискуссию, которая накануне велась в кают-компании.

И теперь посреди ночи, озаренной странным, каким-то потусторонним светом, дискуссия возобновилась. К утру офицеры добрались до открытия иррационального и снова вернулись к вопросу о море — колыбели жизни. Кто-то процитировал комментарий к десятой книге Эвклида:

«Говорят, что человек, впервые извлекший иррациональное из тайных глубин на свет дня, был наказан за свое безрассудство кораблекрушением. Невыразимое должно было остаться секретом навечно. Преступник, кощунственно прикоснувшийся к таинству происхождения жизни, был ввергнут в глубины, откуда и вышла жизнь и где его тело останется навечно».

Лейтенант Габе записал в своем дневнике:

«Мы получили возможность приятно разнообразить свою жизнь — ходить в кино. Дома нас снабдили некоторым количеством очень хороших фильмов, и почти каждую неделю обстановка это позволяла, мы устраивали просмотры. Поскольку проектор у нас был только один, при замене пленки всегда были паузы. И я вспомнил дни моей юности. Именно в те времена в самый критический момент изображение исчезало, и на экране появлялась надпись: конец ролика 5. В нашем кинозале места немного, поэтому постоянно приходится изгибаться и вытягивать шею, чтобы увидеть изображение на крошечном экране. Но я сумел приспособиться, и давка больше не портит мне удовольствие. Многие из этих фильмов я уже видел, но все они настолько хороши, что ни за что не откажешься посмотреть их еще раз. Из-за ограниченности пространства и обязательной занятости части команды на вахте после первого показа их непременно приходится показывать снова. Тогда их можно посмотреть совершенно спокойно. Между прочим, в одном из последних фильмов была сцена, в которой шикарная девчонка показывала стриптиз. Присутствовавший при показе Старик с негодованием велел одеть ее, что делалось очень просто, надо было только отмотать пленку назад.

Общее мнение было таково: Старик, который по возрасту и не старик вовсе, захотел посмотреть пикантную сцену еще раз».

«Пингвин» благополучно прибыл в Индийский океан. Море представляло собой огромное шелковое покрывало. На ослепительно голубом небе ярко сияло теплое солнце. Моряки, изрядно замерзшие в южных широтах, отогрелись и повеселели.

— Я вполне могу понять, почему так много людей ездят в отпуск на юг, — сказал один из матросов и проникновенно добавил: — Здесь все светлее, теплее, радостнее и кажется полным надежды. Ты раскрываешься навстречу солнцу, как цветок.

— Ты что-то перепутал, парень, — ответил ему более здравомыслящий товарищ. — Сейчас мы движемся на север, а вовсе не на юг.

Прибыв в свою оперативную зону, «Пингвин» начал бороздить море в надежде встретить судно противника. Сначала безуспешно. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось пустынное море. Но ведь факт, что Индийский океан — район напряженного судоходства. Неужели британцы прекратили здесь движение своих судов? Быть может, они каким-то образом узнали о присутствии «Пингвина» и изменили маршруты судов? Англичане ни в коем случае не были дураками и имели богатейший опыт мореплавания. Никогда не следует недооценивать противника!

Однажды прекрасным летним днем на мостик был вызван летчик разведывательного самолета «Пингвина».

— Итак, — спросил Крюдер. — Мы можем вас отпустить?

— Полагаю, что да, господин капитан.

— Прекрасно, — удовлетворенно кивнул Крюдер и приказал достать из трюма самолет «Арадо» и опустить его за борт. Почти вся команда собралась, чтобы проследить за уникальной операцией. Но вот заработал двигатель самолета и забурлила вспененная винтом вода. Сидящий в кабине летчик поднял руку в приветствии. Мотор взревел, в воздух поднялось облако брызг, в котором солнечный свет преломился сотней маленьких радуг, и самолет под восторженные крики зрителей поднялся в воздух.

Но «Арадо» никак не набирал высоту, а только скользил над водой. Достаточно было даже небольшой потери высоты, чтобы его поплавки коснулись поверхности и он ушел носом в воду. Теперь на палубе воцарилось гробовое молчание, люди даже дышать боялись. Прошло несколько томительных мгновений, и самолет набрал высоту.

«Арадо» находился в полете над Индийским океаном! Он взлетел без применения катапульты, с поверхности воды, как утка с пруда. Теперь зрители снова разразились восторженными восклицаниями, стараясь перекричать друг друга.

«Арадо» описывал круги над кораблем, а наблюдатель лейтенант Мюллер обменивался сигналами Морзе с «Пингвином». Судно изменило курс, дав возможность летчику уничтожить девиацию компаса. После длительного пребывания в металлическом чреве «Пингвина» от магнитного компаса можно было ожидать любых причуд, и это следовало немедленно определить и скомпенсировать. Над бескрайними водными просторами только абсолютно точная навигация могла вернуть самолет обратно к той крошечной точке в океане, которой являлся «Пингвин». Подобные самолеты-разведчики довольно часто терялись. Один из вспомогательных крейсеров потерял свой самолет-разведчик, канувший бесследно, а несколько позже лишился своего самолета тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», правда, к счастью, после полуторасуточного поиска его удалось найти.

Наблюдатель на «Арадо» и штурман «Пингвина» договорились о коде: ракеты одного цвета будут означать, что обнаружен военный корабль противника, другого цвета — торговое судно. Но поймай сначала хотя бы одного зайца…

Летчик «Арадо» вел самолет, держа на коленях карту. Далеко внизу расстилалось море. Сверху оно выглядело как пруд, поверхность которого слегка волнует слабый ветерок. Но летчика было не так легко обмануть. Когда придет время садиться на воду, подумал он, она уже не будет казаться такой спокойной.

С моря поднималась дымка, и в воздухе стал сгущаться туман. С высоты «Пингвин» не было видно. Многие ошибочно думают, что чем больше высота, тем дальше видно. Туман часто значительно снижает видимость. Но маленький маневренный и быстрый самолет может облететь, ведя поиск, очень большие пространства.

Они летели уже около часа, но пока ничего не заметили. Вокруг не было ничего, кроме неба и моря. Самолет описал дугу, и горизонт, скорее воображаемый, чем видимый, переместился. Лейтенант Мюллер взглянул на карту, а потом на летчика, ожидая объяснений. Последний поднял руку и показал вперед и вниз. Он расплылся в улыбке и, обернувшись, передал лейтенанту Мюллеру вырванный из блокнота листок. Там было написано: «Внизу что-то есть. Хочу посмотреть».

Наблюдатель тоже уставился в указанном направлении. Совершенно верно. Внизу что-то было. Мюллер почувствовал раздражение — он обязан был заметить это первым. В конце концов, в этом заключается его работа. Внизу виднелась маленькая точка — словно кто-то бросил в песок зернышко риса. Все-таки у этого летчика чертовски хорошее зрение!

— Похоже на танкер! — воскликнул он.

— Ты прав! — прокричал в ответ летчик, на секунду выпустив из рук штурвал, чтобы вытереть вспотевшие от волнения руки.

Точка увеличивалась в размерах и из черной стала серой. Теперь было отчетливо видно, что кормовая надстройка выше, чем остальные палубные конструкции. В центре располагался мостик. Вполне типичная конструкция. Танкер. Он двигается или дрейфует? Двигается: за кормой виднеется белая пена, а от бортов разбегаются серебристые волны.

Наблюдатель произвел вычисления, чтобы определить, далеко ли «Пингвин». Выяснилось, что до него 150 миль. Чертовски далеко! И зачем эти водоплавающие так долго ждали, прежде чем отправить ласточку в полет! Они обращались с ней, как с фарфоровой чашкой! А старина «Арадо» вовсе не такой уж хрупкий и многое может выдержать. Если надо, он и в шторм может летать, совсем как альбатросы, которых они видели несколько недель назад.

При сложившемся положении вещей «Пингвину» потребуется слишком много времени, чтобы прибыть сюда. Пока же он следовал курсом, который удалял его от перспективной добычи. К тому же представлялось вполне вероятным, что с наступлением темноты танкер изменит курс. Ночь предстояла темной и вначале безлунной. Луна не появлялась на небе раньше полуночи.

— Черт знает что! — подвел итог наблюдатель и сообщил летчику результаты своих вычислений.

Тот кивнул и прокричал что-то в ответ — наблюдатель не расслышал. Пришлось снова прибегнуть к общению посредством переписки.

«Уходим. Не хочу, чтобы нас заметили».

«Арадо» лег на обратный курс и благополучно добрался до «Пингвина». Выслушав сообщение разведки, Крюдер нанес на карту координаты танкера, затем вооружился измерителем и параллельной линейкой и приступил к расчетам. По его сосредоточенному лицу было ясно, что перехватить танкер до наступления темноты надежды мало. В рубке установилось разочарованное молчание, прерываемое только стуком чертежных инструментов о стол.

Крюдер не произнес ни слова, но вахтенные видели перерезавшие его лоб глубокие морщины — командир напряженно размышлял. Неожиданно он снова взял инструменты, произвел еще какие-то расчеты и нацарапал на листке бумаги несколько цифр.

— Мы ничего не можем сделать, — в конце концов проговорил он. — Придется убедить их пойти на сотрудничество. Мюллер, передайте им это сообщение. — С этими словами Крюдер написал короткое сообщение на английском языке.

«Следуйте курсом 230 градусов Ю-3 1/2 З.[10] Прямо по курсу перед вами находится немецкий рейдер. Подпись. Хопкинс, командир корабля его величества „Кумберленд“».

— Но… — Мюллер был совершенно сбит с толку.

— Я все понимаю, — не дал ему продолжить Крюдер, — но джентльмены там внизу могут и не знать разницу между «Арадо» и «Свордфишем». Это наш шанс.

Надстройка танкера становилась все больше и больше. «Арадо» летел очень низко, чтобы у зрителей внизу было меньше возможностей заметить немецкие отличительные знаки на крыльях. На танкере увидели самолет, и маленькие фигурки на палубе забегали, словно цыплята, над головой которых парит ястреб. Люди взволнованно показывали руками вверх. На мостике стоял человек в белой фуражке — капитан или вахтенный офицер, кто именно, значения не имело.

Раздался глухой звук, словно где-то рядом вылетела пробка из бутылки шампанского. Это наблюдатель выстрелил из сигнального пистолета. Оставляя за собой дымовой след, маленькие шарики света испускали красное сияние, хорошо видное даже при свете дня. Они полетели перед самолетом к борту танкера. Моряки на палубе все как один следили за полетом, одновременно отвернувшись от приближающегося самолета. В этом и заключалась хитрость! В течение нескольких драгоценных мгновений они следили за фейерверком, а не за самолетом.

Наблюдателю пришлось высунуться из кабины. Бьющий в лицо яростный ветер мешал дышать, словно чья-то гигантская холодная рука грубо закрыла его лицо. В правой руке он держал надежно упрятанное в утяжеленный мешок сообщение. До танкера оставалось не более сотни метров.

«Боже правый, — подумал он, — мы снесем им мачту. Но неужели эти парни слепые? Или они все поголовно спятили?»

— Вверх, давай вверх! — завопил он, начисто позабыв, что летчик его не может слышать.

Но вот настал момент, когда он должен был бросить мешок с сообщением. Теперь танкер находился не более чем в пятнадцати или двадцати метрах под самолетом. Они так хорошо все просчитали: высоту, скорость ветра, собственную скорость и скорость танкера, даже начертили параболу, по которой будет падать мешок. А теперь этот псих, вздумавший пройтись на бреющем полете прямо по головам моряков, решил спутать все карты и ведет себя как слон в посудной лавке! Размахнувшись, наблюдатель бросил мешок. До палубы оставалась пара-тройка метров. Он видел, как бросились врассыпную люди, и какую-то долю секунды следил за полетом мешка. Потом самолет пролетел над танкером и взмыл в воздух. Совершенно измученный, наблюдатель откинулся в кресле и задвинул фонарь кабины. Только после этого он вытер тыльной стороной ладони струящийся по лбу пот. Когда он снова оглянулся, танкер уже остался далеко позади и очень быстро опять превратился в черную точку на голубом шелковом покрывале Индийского океана. Самолет описал дугу, держась на приличном расстоянии. На мачте танкера реял красный флаг с голубым крестом. Наблюдатель решил, что судно принадлежит Норвегии.

Летчик и наблюдатель внимательно следили за приборной панелью и курсом танкера.

— Сработало! — воскликнул летчик. Он снова оказался более наблюдательным.

Танкер изменил курс. Если он будет продолжать двигаться в этом же направлении, то попадет прямо в лапы «Пингвина».

Крюдеру везло. Что ж, в любви и войне все средства хороши, особенно если речь идет об англичанах, которые сами обладают змеиной хитростью. Что же касается пробританских норвежцев, так им и надо. В следующий раз будут держать глаза открытыми. Черную свастику на крыльях самолета никто не прятал. Идея Крюдера с красными сигнальными огнями оказалась воистину гениальной. Очень простой трюк, но он сделал свое дело — отвлек внимание противника в самый решающий момент.

«Арадо» вернулся к «Пингвину» и легко, словно чайка, сел на воду. И только тогда летчик вспомнил о том, что сомневался в удачном исходе полета. Командир снова оказался прав: ничего не бойся, просто делай свое дело.

— Проверьте, следует ли танкер новым курсом! — крикнул Крюдер с мостика.

— Мы должны сначала принять горючее, господин капитан.

— Хорошо, тогда займитесь этим. Все уже готово.

Оба летчика заполнили топливный бак самолета из канистр, которые передавали им с борта «Пингвина». Когда бак был полон, они снова взлетели.

Когда они прибыли на место, куда должен был подойти танкер за пару часов, которые они его не видели, море было пустынным. Они еще раз проверили курс и сверили часы. Все верно. В расчетах не было никакой ошибки. Тогда что же случилось? Ошибка компаса? Не может быть, он проверен и перепроверен. Куда же к черту подевалось судно?

— Да вон же он!

Танкер был обнаружен довольно далеко слева по курсу. Проведенные вычисления показали, что судно примерно полчаса назад вернулось на прежний курс. Но почему? Быть может, капитан что-то заподозрил, не обнаружив нигде в пределах видимости «Кумберленд»? Или он оказался смелым викингом, не приемлющим чужих указаний относительно курса своего судна? Нельзя исключить и того, что матросы в конце концов рассмотрели свастики на крыльях «Арадо». Какова бы ни была истина, следовало срочно что-то предпринять. Но что?

Самолет подлетел ближе к танкеру. Представлялось совершенно очевидным, что его капитан не имел ни малейших намерений следовать указанным ему курсом. Упрямый осел, подумал наблюдатель. Его даже на мостике не было. Создавалось впечатление, что он утратил интерес к происходящему.

Моряки же на борту танкера были непонятно безразличны к появлению самолета. Изредка то один, то Другой останавливался, бросал беглый взгляд в сторону «Арадо» и продолжал заниматься своими делами. Если они действительно заподозрили, что послание с «Кумберленда» — ловушка, их хладнокровие выше всяких похвал, подумал наблюдатель. К тому же они прекрасные актеры. С другой стороны, если они ничего не подозревают, тогда их поведение вряд ли свидетельствует о гармоничных отношениях между Англией и Норвегией.

Но все это в общем-то не имело значения. Ситуация была глупой. Наблюдатель представил себя докладывающим о ней Крюдеру и невольно поежился. Нет танкера! Воображаемая картина ему совершенно не понравилась. Возможно, они могли заставить упрямого норвежца лечь на предписанный ему курс, но тогда танкер нельзя упускать из виду. А тем временем приближался вечер, а вслед за ним — чернильно-черная ночь. Луна появится на небе только после полуночи. Да и в любом случае топлива было недостаточно, чтобы оставаться в воздухе до прибытия «Пингвина».

«Арадо» подлетел совсем близко к танкеру, и — вот удача! — он вернулся на предписанный курс. Но не успели летчики поздравить себя с успехом, как танкер снова лег на старый курс. Игра в кошки-мышки продолжалась до тех пор, пока позволяло наличие топлива в баке.

Мюллеру это надоело, и он сбросил перед носом танкера бомбу. Требование остановиться было убедительно подкреплено пулеметным огнем по мостику.

На борту судна замигала сигнальная лампа.

«Я останавливаюсь, — сообщили с танкера, — но доложу об этом в адмиралтейство».

Норвежский капитан кипел от негодования. «Арадо» сел на воду рядом с танкером. В баке уже не было топлива, чтобы он мог оставаться в воздухе, но ведь норвежцы об этом не знали.

А пока суд да дело, «Пингвин» на полной скорости спешил к танкеру. По указанию капитана все моряки, свободные от вахты, отдыхали. В пять часов впередсмотрящие танкер не видели. В шесть часов тоже. Наступил вечер, и около семи часов было уже совсем темно. В 19.45 впередсмотрящий доложил:

— Вижу навигационные огни справа по борту.

Почти сразу же были замечены огни рядом с судном почти на уровне моря. Это мог быть только «Арадо». На «Пингвине» включили прожектор. Да, это были они — норвежский танкер и немецкий самолет. Прожектор зашарил по танкеру. Насколько можно было видеть, орудий на нем не было.

Сопровождаемые громким визгом и скрежетом шлюпбалок, на воду спустили две шлюпки с абордажной партией. Два громких всплеска возвестили об их благополучном «приводнении». И началась операция, которая была отработана до автоматизма на учениях, поэтому шла гладко, несмотря на довольно сильное волнение. Все движения были точными и согласованными.

Лейтенант Уорнинг находился в первой шлюпке. Вскарабкавшись по переброшенному через борт веревочному трапу, он сразу же увидел форменную фуражку с золотым шнуром. Его ожидал сам норвежский капитан. Увидев перед собой вместо английского военно-морского офицера немца, потрясенный норвежец отступил на несколько шагов.

— Черт побери! — воскликнул он. — Я понял, что тут какая-то ловушка, но и подумать не мог, что в этих водах может оказаться немецкий корабль.

Не ожидая дальнейших приказов, зная, что нужно делать, немецкие моряки разбежались по судну. Большинство из них до войны были моряками торгового флота, поэтому они отлично знали устройство торговых судов и не рисковали заблудиться. Радисты заняли судовую радиорубку, механики — машинное отделение, матросы — мостик. Все прошло настолько быстро, что удивленные норвежцы не успели и подумать о сопротивлении. Вахтенные на мостике еще даже не уничтожили секретные документы.

Через пятнадцать минут после того, как Уорнинг ступил на палубу танкера, он передал сообщение на «Пингвин»:

«Судно в наших руках. Это норвежский танкер „Филефьелль“. Груз: 10 000 тонн бензина, 500 тонн нефти. Судовые документы целы».

Мюллер, все еще находившийся на «Арадо», прочитал сообщение и понимающе кивнул. 10 000 тонн бензина! Неудивительно, что они стали такими сговорчивыми, когда рядом была сброшена бомба.

Крюдер решил взять с танкера максимально возможное количество продовольствия. Но тут отправленные на танкер эксперты сообщили, что нефть пригодна для использования на «Пингвине». Это была несомненная удача. Нефть, транспортируемая на танкерах, не всегда пригодна для использования в современных морских двигателях. Поэтому Крюдер принял решение привести танкер в более спокойные воды и перегрузить топливо на «Пингвин».

Пока оба судна двигались в указанный Крюдером район, впередсмотрящие заметили огни справа по борту: один — рубиново-красный, другой — ядовито-зеленый. Совершенно очевидно, это была часть навигационных огней сравнительно крупного судна. Наступила полночь, взошла луна, и в молочно-белом свете стал виден темный силуэт нового судна.

Крюдер приказал людям занять места по боевому расписанию, и «Пингвин» лег на параллельный курс. Одновременно немецкая призовая команда на борту танкера получила приказ вести «Филефьелль» в кильватере за «Пингвином». Оказавшись на траверзе неизвестного судна, Крюдер просигналил:

«Немедленно лечь в дрейф. Соблюдайте радиомолчание, или мы открываем огонь».

Чтобы доказать серьезность своих намерений, Крюдер приказал произвести предупредительный выстрел перед носом судна. Через несколько минут на мостике появился радист Брунке:

— Противник вышел в эфир, господин капитан.

Крюдер приказал включить прожектор. В его ярком свете было прекрасно видно, как суетится расчет возле типично британского длинноствольного орудия. Крюдер внимательно наблюдал в бинокль за каждым движением на борту судна противника. Это был тоже танкер. Крюдер все еще медлил, не давал приказ открыть огонь, надеясь, что противник образумится. Защищаться против «Пингвина» одним орудием было полнейшим абсурдом.

— Возможно, капитан спит в своей каюте, — сказал он, — а его люди делают то, что должны согласно инструкциям.

— Противник продолжает использовать радиосвязь, — доложил Брунке.

Тогда Крюдер приказал открыть огонь из орудий левого борта. Несколько снарядов сразу попали в цель. Танкер остановился, и его орудийный расчет покинул орудие.

Приказав прекратить огонь, Крюдер передал на борт танкера сигнал, дав команде десять минут на то, чтобы покинуть судно. В свете прожекторов было видно, как люди побежали к шлюпкам и очень скоро уже активно налегали на весла, стараясь удалиться как можно дальше от обреченного судна.

— Судя по числу людей, — сказал штурман, — в шлюпках вся команда.

— Похоже на то, — согласился Крюдер. — Они взяли с собой раненых. Доктор Венцель и доктор Хассельман, приготовьте операционную.

— Кейптаун подтвердил получение радиограмм, — сообщил радист. — Сингапур подтвердил, что слышит просьбу о помощи.

Эфир ожил.

Когда спасательные шлюпки отошли на безопасное расстояние от танкера, «Пингвин» приблизился к его левому борту и выпустил торпеду, надеясь разом покончить с судном. Торпеда попала в цель в районе миделя, снесла фок-мачту, но танкер, хотя и получил сильный крен на левый борт, остался на плаву.

Тогда Крюдер на некоторое время отвлекся и обратил внимание на членов команды танкера, которые как раз поднимались со спасательных шлюпок на борт «Пингвина».

Судно оказалось 7000-тонным танкером «Бритиш Коммандер».

На борт «Пингвина» поднялся последний моряк. Это был капитан танкера Торнтон — высокий и худощавый человек с резкими чертами лица. Он держался спокойно и с большим достоинством. Получив распоряжение отправляться в тюремное помещение «Пингвина», он позволил себе выразить недовольство:

— Что за чепуха! Сюда вот-вот подойдет британский крейсер и возьмет нас на борт.

Но он ошибся.

Команда встретила его восторженно. Не приходилось сомневаться, что он пользовался большой популярностью.

На мостик снова явился лейтенант Брунке.

— Радиопередатчик противника продолжает работать, — сообщил он.

Получалось, что один из британских радистов все еще находился на борту и в преддверии неминуемой гибели продолжал выполнять свой долг до конца. В том, что произойдет дальше, он не мог сомневаться. С «Пингвина» уже было произведено несколько залпов и выпущена торпеда. Теперь Крюдер отдал приказ уничтожить судно орудийным огнем, и на танкер обрушился град снарядов. Судно начало сильно крениться и в конце концов скрылось под водой.

— Никому не может понравиться, когда таким образом приходится отправлять храброго человека в ад, — спокойно сказал Крюдер, — но что делать — война есть война. Крепкий был парень.

— Я всегда говорил, что англичане совсем не такие, как их изображает наша пропаганда, — сказал Михаэльсен.

Михаэльсен был одним из немногих, кто мог позволить себе подобную прямоту. Крюдер имел очень высокое мнение о своем штурмане, высоко ценил его хладнокровие и острый ум. Сам он по натуре был более импульсивен. Подобные разговоры оказывали вредное влияние на мораль и не повышали боевой дух в коллективе, но Крюдер сдержался и не сделал замечания штурману, хотя любому другому офицеру непременно указал бы на недопустимость таких высказываний. Он отвернулся и приказал привести на мостик английского радиста.

Радист явился в сопровождении двух матросов, и Крюдер немедленно задал ему вопрос, остался ли кто-нибудь на борту.

— Нет, — ответил англичанин.

— Значит, у вас имеется устройство, которое может передавать сигнал бедствия со сдвигом времени? Оно работает после того, как команда покинет судно?

— Нет, — снова ответствовал английский радист.

Поняв, что он ничего не добьется, Крюдер велел отвести пленного обратно. И на следующий день во время длительной беседы с капитаном Торнтоном он уже не возвращался к этому вопросу. Возможно, взрыв вызвал сотрясение ключа радиопередатчика, и «посланное» им сообщение оказалось сигналом бедствия. Когда команда покинула судно, генераторы передатчика были оставлены работающими.

А внизу в операционной немецкие врачи и их помощники оказывали помощь раненым британским морякам. Всего лишь часом или двумя ранее эти пациенты были их врагами, теперь же они делали все возможное, чтобы спасти им жизнь.

Было уже шесть часов, когда врачи отложили залитые кровью инструменты и начали приводить себя в порядок. К этому времени все раненые уже были с комфортом устроены в лазарете. Оба санитара — Шильхабель и Поэтен — были непривычно тихи и молчаливы. Они впервые столкнулись с настоящими ранеными. Раньше им не приходилось видеть разорванной, искалеченной человеческой плоти. Специальным мылом они тщательно отмывали свои окровавленные руки.

— А ведь у этих парней дома остались жены и дети, — медленно проговорил Поэтен. — Задумаешься тут.

Позже в лазарет спустился Крюдер, чтобы узнать о состоянии раненых. Он был рад услышать, что состояние всех пациентов особого опасения не вызывает. Его неизменная забота о раненых была одной из его самых замечательных черт.

Около десяти часов вечера захваченный танкер «Филефьелль» лег в дрейф, а от призовой команды поступило сообщение о том, что они заметили дым на горизонте. «Пингвин» изменил курс и последовал в указанном направлении.

Странно, но когда «Пингвин» оказался в пределах видимости неизвестного судна, оно не сделало попытки изменить курс, хотя именно это предписывали инструкции, полученные всеми капитанами судов союзников. Оно не изменило курс, даже когда «Пингвин» догнал его, приблизившись со стороны левого борта.

Крюдер и Михаэльсен стояли на мостике и внимательно изучали судно, одновременно стараясь найти что-то похожее в опознавательных таблицах.

— Выглядит слишком элегантным для британского сухогруза, — сказал Крюдер. — Не удивлюсь, если это янки.

— Будет жаль, если вы окажетесь правы, но я так не думаю, — пробормотал Михаэльсен, продолжая перелистывать страницы раздела, посвященного норвежскому судоходству.

Безразличие незнакомого судна показывало, что союзники в Индийском океане чувствовали себя в полной безопасности.

Близость Мадагаскара была козырной картой Крюдера.

Неизвестное судно оказалось современным норвежским сухогрузом «Морвикен». Это прекрасное судно с удивительно элегантными обводами было построено в Бремене по норвежскому проекту.

Наблюдая за ним, Михаэльсен почувствовал неприятное волнение. Ощущение стало еще более отчетливым, когда он убедился в точности идентификации. Он поневоле мысленно вернулся к довоенным годам, но Крюдеру ничего об этом не сказал.

«Пингвин» приблизился к «Морвикену», и Крюдер приказал дать предупредительный выстрел перед носом сухогруза. Снаряд поднял ввысь большой фонтан воды перед самым форштевнем норвежца, капитан которого немедленно застопорил машины, поднял большой флаг Норвегии и стал ждать прибытия абордажной партии, соблюдая полное радиомолчание. Возглавлял абордажную партию снова лейтенант Уорнинг, но только в этот раз он и его люди спустили на воду резиновые лодки. После неудачного опыта с «Доминго де Ларринагой» Крюдер решил отправлять своих моряков на каноэ, как индейцев, вышедших на тропу войны. Зато, если им придется взрывать судно, они не будут опасаться, что в критический момент их подведет лодочный мотор.

На борту «Морвикена» норвежский капитан стал просить Уорнинга не топить судно.

— Вы только посмотрите на эту красоту! — в отчаянии восклицал он. — Это же лучшее судно в норвежском торговом флоте! Если хотите, я сам отведу его в Германию. Если я дам слово, вы можете мне доверять.

У лейтенанта Уорнинга не было полномочий решать такие вопросы, поэтому он передал сообщение о предложении норвежского капитана на «Пингвин».

Оно, безусловно, было соблазнительным, и Крюдер не сомневался, что норвежский капитан сдержит слово, но тем не менее он чувствовал, что в сложившихся обстоятельствах не может согласиться. Вполне возможно, что норвежец был достаточно честен, но отчаянные призывы о помощи, посланные в эфир британским танкером, взбудоражили всех в западной части Индийского океана, поэтому шансы благополучно доставить призовое судно к месту назначения были мизерными. Крюдер был истинным моряком и не мог не восхищаться великолепным судном, но, прежде всего, он был солдатом и, испытывая вполне понятные сожаления, все-таки отдал приказ потопить «Морвикен» торпедой. Команда и абордажная партия покинули судно. Все свободные от вахты моряки «Пингвина» собрались на палубе, чтобы наблюдать шоу. Неожиданно на одной из спасательных шлюпок «Морвикена» заработал мотор, и она, под одобрительные возгласы команды «Пингвина», поплыла к борту немецкого вспомогательного крейсера. Ее с большой осторожностью выловили из воды. Это было чрезвычайно полезное приобретение. Позднее немцам удалось захватить еще одну.

Поднявшись на борт, норвежский капитан на чистом немецком языке обратился к боцману Рауху:

— Мы вели себя правильно?

— Совершенно правильно, господин капитан, — ответил Раух. — Остановившись по первому требованию и отказавшись от использования радиосвязи, вы избавили себя и свою команду от больших неприятностей, да и нам облегчили жизнь.

Норвежец, очевидно опытный, образованный и много повидавший человек, коротко поклонился. Боцман собрал норвежскую команду, которой было позволено оставить при себе все личные вещи, и отвел людей в отведенные для них помещения. Как и всем остальным пленным, им немедленно выдали горячую пищу — гороховый пудинг с беконом, то же самое, что в тот день ела команда «Пингвина». После еды всем раздали сигареты.

А тем временем с их судном было покончено. Торпеда ударила в борт, раздался страшный взрыв. Прекрасное судно начало тонуть. Первой под воду ушла корма, а носовая часть поднялась к небу, словно гигантская башня. В течение нескольких мгновений судно оставалось в вертикальном положении, а потом медленно скрылось под голубой гладью моря. На борту «Пингвина» никто не выражал свою радость. Новый успех почему-то никому не доставил удовольствия. Гибель судна — печальное зрелище для любого моряка, тем более такого прекрасного, как «Морвикен».

Когда судно затонуло, боцман Раух пошел к пленным. По его выражению лица норвежский капитан понял, что все кончено. К тому же все слышали взрыв. Боцман подошел прямо к капитану и протянул ему руку, тем самым выражая свое искреннее сожаление. Норвежский капитан крепко пожал протянутую ему руку, с достоинством выслушал слова сожаления и симпатии, произнесенные немецким моряком, и снова опустился на стул.

Лейтенант Михаэльсен не сказал Крюдеру, что очень хорошо знал норвежского капитана, более того, они были старыми друзьями. А спустя пару дней он попросил у Крюдера разрешения принять норвежца в своей каюте.

Но когда норвежец заметил Михаэльсена, он остановился и побледнел.

— Это сделал ты, — потрясенно пробормотал он, — из всех людей именно ты!

— Нет, не я, — ответил Михаэльсен. — Я не капитан. Я пытался убедить его принять твое предложение, но безуспешно. И дело вовсе не в том, что он тебе не доверяет. Поверь, все равно ничего бы не получилось. Он был прав. А я ничего не мог сделать.

— Ничего не мог сделать? Да, конечно, я понимаю. Теперь ты скажешь, что приказы не обсуждаются, а выполняются, и ты не мог не подчиниться. Знакомая песня.

Норвежский капитан пылал праведным негодованием.

— Не расстраивайся, старик, — примирительно сказал Михаэльсен. — Подумай, что бы ты делал, если бы твой старший механик вдруг застопорил все машины, погасил котлы и заявил, что выходит из игры. В открытом море ты бы счел такое поведение бунтом, разве не так?

— Возможно.

— Вот именно. Тогда почему ты обижаешься? В море я обязан выполнять приказы, совершенно независимо от того, нравится мне это или нет. Ты же сам это понимаешь. Так что не держи на меня зла. Поверь, я тебе не враг. И давай пожмем друг другу руки.