ИГОРЬ ОРЛОВ

ИГОРЬ ОРЛОВ

«Это был гениальный человек»

Энглтон

Очень хорошие люди могут быть и очень плохими.

Агата Кристи.

В 1952 году Гарблер под фамилией Филиппа Гарднера прибыл на работу в Западный Берлин. На связь ему передали агента Франца Койшвица, который был известен сотрудникам ЦРУ как Игорь Орлов. Среди друзей его иногда звали Сашей.

Орлов родился в 1922 году в Киеве. С 1941 года являлся сотрудником советской разведки, имел звание лейтенанта. Во время войны в декабре 1943 года при заброске в немецкий тыл был ранен, попал в плен, завербован гитлеровцами и стал сотрудничать с военной разведкой. До 1945 года в звании лейтенанта немецкой армии работал в штабе Абвера «Валли-I», проводившего агентурную разведку на Восточном фронте, а затем до окончания войны в разведке РОА у Власова. После войны с 1946 года взят на работу в подразделение американской разведки, размещавшемся в местечке Пулах под Мюнхеном, где позднее обосновалась западногерманская Федеральная разведывательная служба Райнхарда Гелена. Орлов специализировался на украинском направлении. Подразделением разведки руководил Дэвид Мэрфи, будущий начальник советского отдела ЦРУ. У Орлова на связи в основном находилась агентура из числа проституток, посещавших несколько баров в советском секторе Берлина. Главной задачей Гарблера и Орлова была вербовка советских граждан. Они также собирали разведывательную информацию по советскому контингенту войск в Германии.

Гарблер проработал с Орловым до 1955 года. В 1956 году Орлова перевели во Франкфурт, где он вел вербовочные разработки граждан, ведущих переписку с СССР. Жена Орлова Элеонора также работала в американской разведке и занималась перлюстрацией почты между СССР и ФРГ. Проживали они на конспиративной квартире. На работе у Орлова возник конфликт с другим русским Николаем Козловым, который заподозрил его в связях с советской разведкой.

Подозрения, хотя и малообоснованные, поддержал их непосредственный руководитель кадровый сотрудник ЦРУ Саша Соголов. В результате Орлову, как бы обнадежив его, предложили поменять место и выехать в США. Он согласился и Орловы в январе 1961 года прибыли в Вашингтон. Телефоны, которые ему дали для связи с ЦРУ, долго не отвечали, и когда он дозвонился, то в работе ему отказали. Оказавшись без денег и американских паспортов, только с «грин кард»  для иммигрантов, хорошо оплачиваемую работу найти было трудно.

Чтобы хоть как-то прокормить семью, Орлов устроился водителем почтового грузовичка для развозки столичной газеты «Вашингтон пост». Работа была трудная, малооплачиваемая, начиналась с четырех утра. С трудом сводили концы с концами. В семье возникли разногласия: жена Элеонора настаивала на возвращении в Германию и предлагала временно пожить у ее матери, Орлов же надеялся устроить жизнь в Вашингтоне. Не придя к согласию, Элеонора с двумя детьми уехала в Западную Германию. Но мать в дом ее не впустила, заявив, что ее муж «русский шпион»  и ей «о нем все рассказали». Пробыв в Германии около года, Элеонора вернулась в Вашингтон. Накопив из скудной зарплаты небольшую сумму денег, в 1964 году они сумели купить скромный дом в ближайшем пригороде Вашингтона Александрии и открыли в нем мастерскую по изготовлению и продаже рам для картин и фотографий.

Примерно через три года после появления Голицына в США ЦРУ, проверяя сотни вариантов идентификации «крота» Саши, вышло на Орлова. Он работал в Берлине и Западной Германии, его иногда звали Сашей, фамилии Копацкий и Койшвиц, которыми он прикрывался как работник ЦРУ, начинались с «К», и вдобавок ко всему он был славянского происхождения. Все это контрразведкой расценивалось как серьезные улики против него. Дополнительные подозрения возникли также при изучении материалов о работе Орлова во время войны в штабе «Валли-I». Как было известно американской разведке, советские разведывательные органы в годы войны провели успешную операцию «Монастырь» по обезвреживанию агентуры Абвера. В этой операции активно участвовал советский агент Александр Демьянов (оперативный псевдоним «Гейне») , которому, как позже вспоминал бывший в то время шефом разведки по Советскому Союзу генштаба сухопутных войск гитлеровской Германии Гелен, немцы присвоили кодовое имя «Макс». Операция «Монастырь» переросла в весьма крупную радиоигру с немцами, в процессе которой дезинформация, подготавливаемая Генштабом Красной Армии, сыграла важную роль в успешном завершении ряда крупных сражений. После войны американская разведка рассматривала Макса как удачно внедренного в Абвер советского агента, в то время как немцы продолжали считать его своим главным источником стратегической информации о планах Советского Верховного Главнокомандования. По мнению контрразведки ЦРУ, Орлов, работая в «Валли» принимал участие на первом этапе операции «Монастырь», когда велось выявление агентуры Абвера, забрасываемой на территорию СССР.

Орлов был взят в разработку управлением контрразведки ЦРУ. К середине 1964 года Энглтон решил, что собранных материалов вполне достаточно, чтобы передать их в ФБР для дальнейшей разработки, получения улик, документирования оперативных сведений и привлечения к уголовной ответственности за шпионаж в пользу СССР. Учитывая серьезность материалов и значимость, которая придавалась выявлению «крота» Саши, директор ФБР Гувер поручил вести дело начальнику вашингтонского контрразведывательного отделения Куртленду Джонсу. Но вскоре наступило разочарование — углубленная проверка значительную часть подозрений не подтвердила и ничего нового не принесла. Поэтому в марте 1965 года в надежде «расколоть» Орлова и его жену, ФБР вышло на них напрямую и подвергло изнуряющим допросам. Вся семья находилась под открытым наружным наблюдением, в доме периодически проводились негласные обыски.

Психологическое состояние Орлова и Элеоноры было тяжелым. Орлов продолжал работать водителем в газете «Вашингтон пост», здание которой с тыльной стороны примыкало к советскому посольству. И однажды, находясь под впечатлением очередного допроса, он решил зайти туда. Как затем рассказал своей жене, в посольстве он просил выяснить, жива ли его мать и как найти ее. Если здравствует, то позаботиться о ней, так как ФБР грозило устроить ей серьезные неприятности, если он не признается в шпионаже. На самом же деле в посольстве Орлов рассказал о подозрениях ФБР и заручился согласием оказать ему помощь и вывезти с семьей из США в СССР. Как было обусловлено, на следующий день они должны были подъехать на такси в определенное место, где их бы забрали. Но жена не хотела жить в СССР и категорически воспротивилась выезду. Орлов был вынужден остаться в США.

Столь неожиданное посещение посольства, конечно, было зафиксировано ФБР и еще больше укрепило мнение, что Орлов является советским «кротом». Нужно получать улики. Разработка вновь активизировалась, и в ней стали применяться все методы и средства контрразведки: постоянное агентурное и наружное наблюдение, контроль почтовой переписки, телефона, даже радиоэфира в районе его дома, проверка банковских счетов, повседневного расхода денег и тому подобное. В доме повторялись гласные и негласные обыски, некоторые сотрудники ФБР посещали Орловых в нерабочие дни и как бы становились их друзьями. Даже директор ФБР Гувер и другие руководящие работники заказывали у него рамки для своих фотографий. Все средства оправдывались — только бы получить признание в шпионаже.

В марте 1966 года произошло событие, вновь потрясшее контрразведчиков. Игорь Кочнов (Китти Хок), встав на путь предательства, на первой же встрече с ЦРУ сообщил, что Орлов является проверенным агентом КГБ и он ведет его дело в Центре. Он рассказал, что при посещении советского посольства Орлов просил оказать ему помощь в выезде из США и дать яд, который он мог бы использовать при необходимости покончить с собой. Но и это не продвинуло разработку Орлова, для суда нужны неоспоримые улики.

Несмотря на активную разработку, длившуюся пятнадцать лет, ФБР так и не смогло получить каких-либо доказательств его вины. «Мы не смогли установить Орлова как «Сашу». Он все отрицал. Что мы могли сделать?»,  — говорил позже Куртленд Джонсон, расписываясь в своем бессилии. Безрезультатность разработки Орлова привела к тому, что многие участвовавшие в ней сотрудники ФБР и ЦРУ стали считать, что он никогда не был связан с КГБ. Однако у Энглтона мнение, что именно Орлов является «кротом» Сашей, укреплялось все более и более.

2 мая 1982 года Игорь Орлов скончался от рака в своем доме. Посетившему его по настоянию жены священнику он перед смертью сказал: «Я хотел бы, чтобы мой прах покоился в России, а не Америке». Затем, обратившись к жене, добавил: «Кремируй меня и отнеси прах в советское посольство, они знают, что делать». Элеонора Орлова не до конца исполнила завещание мужа и хранила урну дома.

Но дело Саши не закончилось даже после ухода его из жизни. В августе 1985 года очередной перебежчик из ПГУ полковник Виталий Юрченко назвал Орлова действующим советским агентом. Оказалось, он не знал о смерти Орлова и добавил сенсационную новость: Орлов завербовал одного или обоих сыновей для работы на советскую разведку. Хотя многое из того, что передал Юрченко американцам, не подтвердилось, а он сам вскоре добровольно вернулся в Союз, информация по сыновьям Орлова была воспринята как достоверная.

ФБР вновь ринулось разрабатывать теперь уже Элеонору, младшего сына Джорджа — инженера-атомщика, имевшего ранее доступ к секретным исследованиям, и старшего Роберта — фотографа и летчика-любителя. И опять ФБР, не получив даже малейших косвенных свидетельств их шпионажа, пошло на прямые допросы. Всем троим пришлось пройти трудный и изнуряющий путь допросов, обысков, слежки и всего другого, что испытал их отец Игорь Орлов. Разработка продлилась до 1988 года и закончилась безуспешно.

О жизни и работе Игоря Орлова, наверное, можно еще многое рассказать, но даже из этих весьма скупых строчек понятна его трудная судьба, видны необыкновенная стойкость и преданность Родине.

Как же главный ловец «крота» Энглтон рассматривал дело Орлова? Он остался верен себе до конца жизни. 10 апреля 1987 года за месяц до своей смерти он дал интервью газете «Нью-Йорк Таймс», в котором, не называя прямо имени, говорил об Игоре Орлове как об установленном им советском «кроте» под псевдонимом «Саша». По его мнению, он был переброшен советской разведкой через линию фронта, схвачен немцами, перевербован, но в действительности сохранил верность русским. После войны ЦРУ взяло его на работу, как «состоявшегося офицера разведки». Попав под подозрение, он сумел уклониться от ответственности и спокойно проживал в районе Вашингтона. «Это был гениальный человек»,  — заявил Энглтон с истинно профессиональным уважением к нему.

Заканчивая свой краткий рассказ об охоте на «кротов», добавлю, что под подозрение контрразведки также попал начальник советского отдела Дэвид Мэрфи, работавший когда-то с Блейком и Сашей. Пит Бэгли стал «объектом серьезного внимания», Голицын — внедренным агентом, успешно выполнявшим задание КГБ, сам Энглтон, другом которого одно время был Ким Филби, — глубоко законспирированным «кротом», имевшим доступ к большей части секретной информации, и одно время по ЦРУ гуляли слухи, что даже директор Уильям Колби предположительно советский «крот».

В ЦРУ настолько глубоко переплелись правда с неправдой, что единственным выходом оказалось положить всему конец, невзирая на наличие или отсутствие «кротов». 24 декабря 1974 года удалось воспользоваться случайно сложившимися обстоятельствами и заставить Энглтона уйти в отставку.

Грандиозность собранных контрразведкой материалов по «советским «кротам» поражала. Они заняли двенадцать томов на четырех тысячах страниц и их последующее исследование продлилось шесть лет — до 1981 года. До сих пор они остаются засекреченными и не подлежат выдаче.

Конечно, у читателя возникает естественное недоумение и непонимание, как такое могло твориться в современном цивилизованном государстве. Трудно объяснить и понять, и еще труднее дать ответ на вопрос: был ли «крот» и кто он? Но действия Энглтона объяснить можно. Он к своим обязанностям относился весьма рационально: если действуют американские «кроты» в КГБ, а он их знал, то должны быть и советские в ЦРУ, которых он должен узнать. Как выяснилось через некоторое время, в этом он оказался прав.

Непоколебимая вера в этот тезис и присущая ему напористость, с которой Энглтон шел к своей цели, определили то, что при возникновении малейших и даже случайных подозрений он мог рассматривать каждого сотрудника — независимо от его личных качеств, достижений в работе, честности, — как объект для пристального внимания контрразведки и соответствующих выводов. Его личная трагедия заключалась в том, что под воздействием внешних объективных факторов он жил борьбой с врагом и был заинтересован, чтобы враг существовал.

В оперативном плане все, что происходило в американской разведке в эти годы, было выгодно ее основному противнику — советской разведке.