8 Февраля.

8 Февраля.

На женском диспуте.

Раз на Невском проспекте у всех на виду поставлен памятник замечательной женщине, то, кажется, что же тут спорить еще: Екатерина, мудрая императрица и друг просвещения, говорит мне в пользу женщин гораздо больше, чем адвокат-феминистка или какая-нибудь знаменитая суфражистка.

И народ русский я тоже в этом отношении хорошо знаю: «колотят» жен не мужья, горе колотит, пьянство, нужда, тьма. Не могу удержаться, чтобы не рассказать здесь одно летнее наблюдение в деревне. Прибежали в деревню ребятишки и говорят, будто в поле на березе женщина сидит, вся в крови, а сказывал им об этом пастух. Староста с понятыми отправляется к березе, спрашивает пастуха: правда ли, что была тут женщина в крови.

-27-

— Была, — отвечает пастух, — только это не женщина, а мадам.

«Мадам» — это обыкновенное название женщин, состоящих в свободном браке.

Я собрался на петербургскую дискуссию по женскому вопросу, подхожу к вешалке, где висит мое пальто, и вижу — тут стоит почему-то метла. Спросил Аннушку, почему, для чего в моей квартире появилась метла. Оказывается, что это муж ее, дворник Иван, приходил сюда и забыл метлу. Шуткой говорю Аннушке, что, может быть, это Иван учит ее этой метлой [уму-разуму].

— Нет, не поучит!

— А если все-таки вдруг да вздумает.

— Нет, не поучит. А вздумает, так и не увидит меня.

— Куда же пойдешь от него?

— А в прачки! Нынче ведь так, нет такого права.

Собираясь идти на дискуссию по женскому вопросу, я уж, конечно, обратил внимание на [понимание] права.

— Аннушка, — говорю серьезно, — а как же в таких случаях с детьми?

— С детьми просто: девочку ему, мальчика мне. Нынче это просто!

— А если он пожелает хоть одного мальчика?

— Ни одного! Нынче закон простой: мальчик мне, девочка ему, а я в прачки, [работать пойду], мальчика мне, девочку ему, и кончено! И кончено!

Потом на лестнице, когда я спускался на дискуссию, а она со мной к дверям, как взбудораженная курица, все кудахтала и все повторяла:

— Мальчик мне, девочка ему!

И вовсе я не уверен, что почти той же метлой, если он выпивает, она не отколотит его.

Под этим впечатлением приехал я на диспут по женскому вопросу, и вот вижу — на кафедре женщина-великан выбрасывает сильно руками слова (так мне казалось, что она выбрасывала их сильным взмахом руки). Одно слово брани с особенной ненавистью, с особым подчеркнутым значением:

-28-

— Мужшш-чи-ны!

И в ответ громогласные аплодисменты множества других женщин, наполняющих зал.

Как будто множество сердитых аннушек, вооруженных метлами, собираются бить ненавистного Ивана. Как будто это продолжение какой-то ожесточенной семейной сцены, где вот Иван заменился этим мужшш-чи-ной.

Я проталкиваюсь к устроительнице вечера: она в полном отчаянии; вокруг нее тоже все в отчаянии и повторяют: он, он не приедет!

— Кто он?

— Он? Вы не знаете? N.— умный противник женского движения. Без него видите, что получается.

Звонят по телефону. Не действует телефон. Посылают курьера. Нет, он не приедет! Отчаяние.

А весь зал гремит рукоплесканиями, и гигантская дама бросает слова:

— Мужшш-ская однобокая политика! Мужшш-ские вековечные предрассудки!

Между прочим, и я пришел исключительно из-за противника, потому что мало я женскому движению современному сочувствую [всерьез].

— Скажите хоть вы что-нибудь! — обращаются к довольно мрачному молодому человеку.

— Я против женского движения? — удивляется он. — Как я могу быть против женского движения, если в Петербурге на самом видном месте [на Невском] стоит Екатерина Великая, мудрая императрица и правительница!

Нет противников! Мужчины один другого лучше: Шингарев и Кокошкин — вот красноречивые защитники женщин.

— А между тем они есть, — говорит одна женщина, — только они никто не выступают, должно быть, они лишены способности связать логично свои мысли (бюрократия), а так они есть, [противники].

Молодой человек собирается с мыслями и говорит:

— Здесь ссылаются на общечеловечность, а для меня это звук пустой: существуют только биологические враги М. и Ж.

-29-

Трудно описать ту бурю, которая поднялась в рядах, какой свист, не дают говорить. С большим трудом удалось успокоить.

— Выслушайте противника.

— А я вовсе не противник, — заявляет молодой человек,— я не противник, защитник, только я стою не за равноправие М. и Ж., а за их самодеятельность. Ж. должна создать такую новую культуру, совсем не похожую на М. Я только против революции, против суфражисток.

— А разве мы [стоим] за революцию, мы тоже за самодеятельность: женщина созрела...

Выходят одна за другой [женщины]. Нет противников!

А между тем сколько их! Сколько их в затаенных уголках сердец здесь присутствующих мужчин и в особенности самих же этих женщин, если вызывать на бой «мужшш-чину». Но нет того сурового женского противника, который мог бы осмеять женские права, [признав] справедливость содержания. Его ищут. И его нет.

Индивидуализм есть подчеркнутая слабость.