«Вскочил Блюмкин… и наганом со всего маху рукояткой в лицо!» Блюмкин как «убийца» Есенина

Но все-таки версия «Блюмкин — убийца Нины Сац» не так популярна, как другая история, в которой он тоже фигурирует в роли убийцы и в буквальном смысле изображается черными красками. «Черный чекист», «черный человек», «черный ангел смерти», «черная тень светлого человека» — это всё из публикаций о том, как Яков Блюмкин участвовал в убийстве или даже лично убивал своего друга, поэта Сергея Есенина.

По официальной версии трагической смерти Есенина, он покончил жизнь самоубийством 28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице «Интернационал» (бывшей «Англетер») в состоянии глубокой депрессии. Несмотря на смутные слухи и отдельные намеки в мемуарной литературе о Есенине, эта версия в течение почти полувека практически не пересматривалась и не подвергалась сомнению. И только с 70-х годов прошлого века стала набирать обороты другая версия — о том, что поэта убили, а самоубийство инсценировали. Причем следы убийц вели в ОГПУ, а приказ они якобы получили от самых высокопоставленных советских руководителей. Фамилия Блюмкина занимает в этой версии едва ли не центральное место.

Мы не будем здесь анализировать аргументы сторонников обеих версий. Для нас в данном случае важно другое — как те, кто считает, что поэта убили, обосновывают появление в этой истории Блюмкина.

* * *

Одним из первых, кто начал доказывать факт убийства Есенина, был следователь Московского уголовного розыска, полковник милиции, писатель и журналист Эдуард Хлысталов, чьи книги и статьи получили наибольшую известность в 90-е годы прошлого века. В одной из его книг убийство поэта описано так: «Есенин был оглушен ударом канделябра, после чего его стали избивать ногами, сломав при этом три ребра, отбили почки и печень, били в пах, затем перерезали ему вены и мускулы, выстрелили в голову и повесили на трубе парового отопления. Очнувшись, висящий в петле с разорванными шейными позвонками, истекающий кровью Есенин пытался освободиться от нее, но силы оставили его».

В работах Хлысталова Блюмкин упоминается, но на его причастность к убийству Есенина автор скорее намекает. Его единомышленники пошли куда как дальше.

В конце 1990-х петербургский писатель Виктор Кузнецов издал книгу под названием «Тайна гибели Сергея Есенина», в которой Блюмкин уже открыто назван убийцей поэта. По версии Кузнецова, Есенин никогда не селился в «Интернационале» — «Англетере». Он утверждает, что в тот день, когда Есенин прибыл в Ленинград, Блюмкин, отлично знавший поэта, пригласил его в гостиницу, чтобы отпраздновать их встречу.

Есенин согласился, но по дороге был схвачен сотрудниками ОГПУ и помещен в подвал на проспекте Майорова, где его избивали четыре дня. Зачем? Чтобы завербовать. Допросы вел Блюмкин. По-видимому, утверждает Кузнецов, Есенин сопротивлялся и с силой толкнул Блюмкина, тот упал. Тогда другой чекист, Николай Леонтьев, выстрелил в поэта. А после этого Блюмкин ударил Есенина рукояткой револьвера в лоб. Затем тело перетащили по подвальному лабиринту в соседний «Англетер» и там повесили.

В качестве подтверждения своей версии Кузнецов выдвигает «кровавую» биографию Блюмкина и его сложные отношения с Есениным. Или вот такой еще аргумент:

«Выяснилось, Блюмкин был не только специалистом по „мокрым делам“, бичом врагов мировой революции, но и настоящим профессионалом по части подделки чужого почерка. В июле 1918 года, подготавливая покушение на германского посла Мирбаха, он искусно „изобразил“ в фальшивом мандате ВЧК подпись Ксенофонтова, секретаря Дзержинского. Лиха беда начало. Позже самодеятельный графолог и не такие „липы“ мастерил.

А. И. Солженицын, встречавшийся в лагере с зэком М. П. Якубовичем, в прошлом чекистом, передает в „Архипелаге ГУЛАГе“ его воспоминание: „…в конце 20-х годов под глубоким секретом рассказывал Якубовичу Блюмкин, что это он написал так называемое предсмертное письмо Савинкова, по заданию ГПУ. Оказывается, когда Савинков был в заключении, Блюмкин был постоянно допущенное к нему в камеру лицо — он ‘развлекал’ его вечерами. <…> Это и помогло Блюмкину войти в манеру речи и мысли Савинкова, в круг его последних мыслей“.

После суда Борис Савинков „послал“ за границу революционерам-эмигрантам открытые письма, в которых призывал их прекратить безнадежную борьбу с большевизмом. Многие адресаты, и даже „охотник за шпионами“ и разоблачитель Азефа Владимир Бурцев, поверили в это раскаяние. Они не подозревали, что фальшивки сочинил и лично „нарисовал“ Блюмкин. В мае 1925 года гэпэушники выбросили Савинкова из не огражденного окна камеры во внутренний двор лубянской тюрьмы. Официально самоубийство объяснили пессимистическим настроением политического банкрота. Блюмкин на этот счет даже подделал прощальное письмо контрреволюционера — да так ловко, что в него опять-таки поверили.

Как знать, не рук ли Блюмкина опубликованное в „Красной газете“ стихотворение „До свиданья, друг мой, до свиданья…“, которое якобы написал Есенин, уйдя из жизни, как красиво выразится Троцкий „…без крикливой обиды, без позы протеста, — не хлопнув дверью, а тихо призакрыв ее рукою, из которой сочилась кровь“?..

Если Блюмкину было по силам овладеть буквой и духом савинковских писем, очевидно, ему не составляло большого труда начертать восемь „есенинских“ строк „до свиданья…“».

Вот эти всем известные стихи:

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

От себя добавим — если это мог написать Блюмкин, то как минимум в его поэтических талантах сомневаться не приходится. Странно только, что при таких выдающихся способностях никакие другие его стихи до наших дней не дошли.

Сторонники версии об убийстве Есенина часто расходятся в том, как именно оно происходило. Профессор патологической физиологии Федор Морохов: «Он был удушен, скорее всего, подушкой». Поэт Иван Лысцов: «На голове пробоина треугольной формы, которая могла быть нанесена лишь тяжелым металлическим предметом». Автор романа «Есенин» Виталий Безруков (отец известного актера Сергея Безрукова) описывает сцену убийства так ярко, как будто сам ее видел:

«Дверь отворилась, не скрипнув, петли, видать, смазали заранее, и в номер вошел Блюмкин, за ним гэпэушник и тот подсадной „белый офицер“, что был с Есениным в камере на Лубянке. Он запер дверь за собой. Увидал Блюмкина Есенин — сердце его зашлось в смертельной тоске. Крикнул он в отчаянье: „Черный человек! Черный человек!“ — и швырнул в морду его гармонь русскую. Упал на пол Блюмкин…

Двое других разом навалились на одного Есенина, усадили на стул, удавку на шею накинули. Хрипит Есенин, правой рукой вцепился в веревку. Вскочил Блюмкин… и наганом со всего маху рукояткой в лицо! Еще! Еще! Один бьет, двое держат! Глаз вытек! Переносица проломлена! Обмяк поэт, затих».

«Для меня неоспоримый факт, что Есенина убили», — заявил автор в одном из газетных интервью. В 2005 году, к восьмидесятилетию смерти Есенина, по телевидению был показан сериал «Есенин» по роману Безрукова. Есенина в нем сыграл Сергей Безруков, а Блюмкина — Гоша Куценко. Кстати, большинство рецензий на фильм были, мягко говоря, отрицательными.

Итак, допустим, что Есенина убил Блюмкин. Или, по крайней мере, участвовал в убийстве поэта. Естественно, возникает вопрос: зачем Блюмкину или чекистам надо было его убивать, а потом имитировать самоубийство? Послушаем сторонников этой версии.

Объяснения, в общем, похожие. Например, такое (голос из Интернета): «Он был убит… за проявление в те времена в своем творчестве патриотизма к России и своему народу… В условиях, когда Российская империя была захвачена осенью 1917 года двумя группами приезжих из-за рубежа профессиональных революционеров-политтехнологов (поезд из Европы во главе с Бланком-Лениным и корабль из Америки во главе с Бронштейном-Троцким), — проявление русским поэтом патриотизма, бесспорно, — очень раздражало новую власть».

Виктор Кузнецов называет две причины убийства Есенина: он воплощал дух русской нации, и он стал фактически контрреволюционером. В своей поэме «Страна негодяев» он очень зло изобразил Троцкого. А тут еще и политические дела у Льва Давидовича пошли из рук вон плохо. «И вот вчерашний вождь революции оказался близок к опале, — пишет Виктор Кузнецов. — Ну и ему нужно было на кого-то выплеснуть всю эту негативную энергию. Конечно, на Есенина».

Версия поэта и литератора Игоря Евсина — более развернутая. Надо, впрочем, отдать ему должное — он уточняет, что это его «авторская гипотеза»:

«Не стал Есенин трубадуром революции, к чему его лично призывали большевистские вожди — Троцкий, Дзержинский, Калинин. И здесь, касаясь темы разрыва Есенина с большевиками-интернационалистами, необходимо отметить принадлежность некоторых тогдашних руководителей советской России к масонам. И, в частности, Льва Троцкого (Лейбу Бронштейна), который официально состоял в масонской организации и имел высокое посвящение…

Троцкий всячески обласкивал Есенина, пытаясь сделать его трубадуром революции и проводником масонской идеи о необходимости перевоспитания русского человека в духе марксистско-коммунистических идей. На что великий русский поэт неизменно отвечал отказом. „Я — Божья дудка“, — говорил он Троцкому…

Несомненно, что именно под большевистским влиянием были написаны кощунственные революционные поэмы Сергея Есенина, направленные против Бога.

Однако с детства воспитанный в православии, Есенин ПРЕОДОЛЕЛ это влияние и пришел к убеждению, что без Бога он ничто…

Перешагнув через свою гордыню, он встает на путь духовного обновления, преодолевая свои идейные заблуждения.

В разговорах, и особенно в стихотворении „Послание ‘Евангелисту’ Демьяну“, Есенин открыто исповедовал православную веру. Кроме того, он распустил масонский „Орден имажинистов“, а масона высокого посвящения Льва Троцкого в своей поэме „Страна негодяев“ описал как мерзкого красного комиссара, еврея, приехавшего в Россию, чтобы православные церкви превратить в „места отхожие“.

Всего этого троцкисты поэту не простили и убили его как защитника самобытной русской культуры…

Итак, есть некие основания полагать, что великий поэт был убит масонами за то, что воспевал православный русский народ и ненавидел интернационализм, насаждаемый в России».

Фактически ритуальное убийство русского поэта чекистами по приказу одного из вождей революции — это, конечно, сильное предположение. Однако его авторы игнорируют некоторые детали, в которых, как известно, и кроется дьявол. Ну, прежде всего Троцкий в конце 1925 года вряд ли мог что-то приказывать чекистам. Тогда он уже находился в глубокой опале и никакого влияния на тогдашних «силовиков» не имел.

Конечно, можно предположить, что группа чекистов-троцкистов во главе с Блюмкиным могла бы расправиться с Есениным неофициально, по просьбе своего «духовного вождя». Но это была бы крайне рискованная операция. В случае провала — все нити точно привели бы к Троцкому, что означало бы полный его крах как политика и революционера. Троцкий был кем угодно, но только не дураком, и вряд ли пошел бы на такой риск в момент, когда приближался новый этап схватки за власть в партии.

Если бы ему нужно было «убрать» Есенина, он наверняка нашел бы повод его расстрелять или изолировать еще раньше и без лишних трудов. Сотни расстрелянных или оказавшихся в концлагерях при его непосредственном участии — тому пример. Зачем нужны были все эти сложности с имитацией самоубийства? Только потому, что Есенин — великий русский поэт? Но когда большевиков это останавливало?

Реальность состоит в том, что у Троцкого с Есениным были сложные, но в целом весьма неплохие отношения. Сторонники версии «Троцкий — заказчик убийства русского поэта» утверждают, что Есенина всячески обласкивали, но обласкать так и не смогли, и любят приводить слова Есенина, сказанные в Берлине: «Не поеду в Москву… пока Россией правит Лейба Бронштейн. Он не должен править».

Возможно, что-то подобное он действительно говорил. Но говорил и другое. Сохранилось немало свидетельств, когда Есенин отзывался о «демоне революции» более чем положительно. Его друг поэт Вольф Эрлих, которому Есенин по официальной версии передал свои предсмертные стихи, приводит такие есенинские слова: «Знаешь, есть один человек… Тот, если захочет высечь меня, так я сам штаны сниму и сам лягу! Ей-Богу, лягу! Знаешь — кто? — Он снижает голос до шепота: — Троцкий…»

Но даже если Эрлих неспроста приводит эти слова в воспоминаниях (он тоже под подозрением у сторонников версии убийства) или же сам Есенин с крестьянской лукавинкой и смёткой пытался так «отмазать» очередное свое «хулиганство», понимая, что его «покаянное высказывание» неизбежно дойдет до Троцкого, есть ведь еще и стихи. В 1924 году Есенин писал в поэме «Песнь о великом походе»:

Говорит Корнилов

Казакам поречным:

«Угостите партизанов

Вишеньем картечным.

С Красной Армией Деникин

Справится, я знаю.

Расстелились наши пики

С Дона до Дунаю».

Ой, ты, атамане!

Не вожак, а соцкий.

А на что ж у коммунаров

Есть товарищ Троцкий!

Он без слезной речи

И лихого звона

Обещал коней нам наших

Напоить из Дона.

«Непредвзятый анализ взаимоотношений Есенина и Троцкого ясно показывает: никаких мотивов для криминала нет, — считает литератор и историк Александр Говорков. — На „убийцу“ поэта Троцкий не только не „тянет“, но, мало того, именно он выглядит главным покровителем Сергея Есенина». Вполне вероятно, что Троцкого увлекала роль покровителя известного поэта (а вместе и льстила самолюбию) — он всегда искал публичной популярности, как мы уже видели в истории с музеем.

Сохранился любопытный документ. Буквально за два месяца до гибели Есенина, 25 октября 1925 года, один из ближайших сподвижников Троцкого, только что назначенный полпредом СССР во Франции Христиан Раковский написал записку Дзержинскому — с просьбой помочь «спасти жизнь известного поэта Есенина, несомненно, самого талантливого поэта в нашем Союзе». По словам Раковского, Есенин был болен туберкулезом, но «вследствие своего хулиганского характера и пьянства не поддается никакому врачебному воздействию». «Мы решили, что единственное еще остается средство заставить его лечиться — это Вы, — писал Раковский. — Пригласите его к себе и проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который бы не давал ему пьянствовать. Жаль парня, жаль его таланта, молодости». Дзержинский оставил на записке пометку для своего секретаря: «Т. Герсон. М. б., Вы могли бы заняться. Ф. Д.».

Впрочем, при желании эта записка тоже может служить «подтверждением» версии убийства Есенина чекистами — мол, решили заставить его уехать в санаториум «с товарищем из ГПУ», чтобы изолировать от общественности, Есенин сопротивлялся, и его случайно или намеренно убили. А кто уговаривал его «ехать в санаториум»? Ну, конечно же, Блюмкин.

На смерть поэта Троцкий откликнулся статьей в газете «Правда»:

«Мы потеряли Есенина — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, — может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, — не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь. В этом месте поэтический и человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом…

Есенин слагал острые песни „хулигана“ и придавал свою неповторимую, есенинскую напевность озорным звукам кабацкой Москвы. Он нередко кичился резким жестом, грубым словом. Но подо всем этим трепетала совсем особая нежность неогражденной, незащищенной души…

Наше время — суровое время, может быть, одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества. Революционер, рожденный для этих десятилетий, одержим неистовым патриотизмом своей эпохи, — своего отечества, своего времени. Есенин не был революционером. Автор „Пугачёва“ и „Баллады о двадцати шести“ был интимнейшим лириком. Эпоха же наша — не лирическая. В этом главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин…

Нет, поэт не был чужд революции, — он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, — революция публична, эпична, катастрофична. Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой…

Его лирическая пружина могла бы развернуться до конца только в условиях гармонического, счастливого, с песней живущего общества, где не борьба царит, а дружба, любовь, нежное участие…

Пусть же в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего. Пружина, заложенная в нашу эпоху, неизмеримо могущественнее личной пружины, заложенной в каждого из нас. Спираль истории развернется до конца. Не противиться ей должно, а помогать сознательными усилиями мысли и воли. Будем готовить будущее! Будем завоевывать для каждого и каждой право на хлеб и право на песню. Умер поэт. Да здравствует поэзия!

Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя. Да здравствует творческая жизнь, в которую до последней минуты вплетал драгоценные нити поэзии Сергей Есенин».

К Троцкому можно относиться как угодно, но в литературном чутье и слоге «демону революции» не откажешь.

Для сравнения любопытно привести оценку поэзии Есенина Николаем Бухариным. «С легкой руки Сергея Есенина, — писал Бухарин в „Правде“ 12 января 1927 года, — этой „последней моды“ дня, у нас расползлось по всей литературе, включая и пролетарскую, жирное пятно от этих самых „истинно русских“ блинов. Между тем есенинщина — это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания, явление нашего литературного дня».

* * *

Есть, конечно, и более «материалистические» объяснения «убийства поэта чекистами». Одно из них состоит в том, что Есенин случайно вмешался в «большую политику». Другими словами — в борьбу за власть в партии между Сталиным и его противниками: Троцким, Каменевым, Зиновьевым.

Сторонники этой версии выводят ее из эпизода, который вроде бы произошел 23 декабря 1925 года, то есть накануне рокового отъезда Есенина в Ленинград.

В этот день Есенин встретил в редакции Госиздата прозаика Александра Тарасова-Родионова. Вместе они пошли в пивную. И там, согласно воспоминаниям последнего, Есенин ему сказал: «Я очень люблю Троцкого… уверяю тебя, очень люблю. А вот Каменева… не люблю. Подумаешь, вождь. А ты знаешь, когда Михаил отрекся от престола, он ему благодарственную телеграмму закатил за это самое из Иркутска… Телеграмма-то эта, где он мелким бесом семенит перед Михаилом, она, друг милый, у меня».

Речь шла о приветственной телеграмме «первому гражданину свободной России», которую Лев Каменев вроде бы отправил в марте 1917 года из Ачинска, где находился в ссылке, великому князю Михаилу — после того, как тот отрекся от престола[51].

Далее, по мнению авторов этой версии, Тарасов-Родионов, будучи сторонником троцкистско-зиновьевской оппозиции, оперативно сообщил кому-то в окружении лидеров оппозиции о том, что у Есенина имеется серьезный компромат на Каменева. Так что в Ленинграде поэта ждала уже группа во главе с Блюмкиным. Они потребовали отдать телеграмму. Есенин отказался — у него ее, скорее всего, и не было. Завязалась драка, в ходе которой поэта убили (возможно, случайно). Чтобы замести следы, убийцы инсценировали самоубийство.

Забежим немного вперед. Сценка — из стенограммы — на VII расширенном пленуме Исполкома Коминтерна (22 ноября — 16 декабря 1926 года). Разногласия между Сталиным и Троцким, Зиновьевым и Каменевым уже в самом разгаре. И Сталин припоминает давние события (которые еще в 1917 году описывали буржуазные газеты и тогда же опровергала «Правда»):

«Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, после Февральской революции, где я был ссыльным вместе с тов. Каменевым. Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали на имя Михаила Романова… (Каменев с места: „Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!“).

Молчите, Каменев. (Каменев: „Признаёшь, что лжешь?“). Каменев, молчите, а то будет хуже. (Председательствующий Тельман призывает к порядку Каменева).

Телеграмма на имя Романова как первого гражданина России была послана несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал на другой день об этом от самого т. Каменева, который зашел ко мне и сказал, что допустил глупость (Каменев с места: „Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил“).

Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы (Троцкий с места: „Только не хватает подписи Ленина“). Тов. Троцкий, молчали бы вы! (Троцкий: „Не пугайте, не пугайте…“) Вы идете против правды, а правды вы должны бояться (Троцкий: „Это сталинская правда, это грубость и нелояльность“)».

Допустим, телеграмма в самом деле существовала. Как она могла оказаться у Есенина? В чем можно согласиться с авторами этой гипотезы, так это в том, что никакой телеграммы у него, конечно, не было. Скорее всего, — если действительно имел место его разговор с Тарасовым-Родионовым, — он просто сболтнул о ней «по пьяному делу». Слухи о телеграмме Каменева ходили давно, так что Есенин вполне мог слышать или читать в газетах об этой истории.

Вину за «убийство Есенина из-за телеграммы» сторонники этой гипотезы почему-то возлагают на Каменева, хотя, если уж на то пошло, с еще большей вероятностью это могли бы сделать и люди Сталина — чтобы заполучить компромат на одного из лидеров оппозиции. К тому же ОГПУ подчинялось именно Сталину, а не Каменеву. Есть, правда, и другая разновидность этой гипотезы — операцию устроил все тот же «демон» — союзник Каменева по оппозиции Троцкий (понятно — кто же пойдет обыскивать и убивать Есенина ради какого-то безвольного интеллигента Каменева?).

Однако дело в том, что в конце 1925 года Троцкий и Зиновьев с Каменевым еще не были союзниками. Троцкий довольно злорадно наблюдал, как его недавних противников теперь громят на XIV съезде партии в Москве. Есенин погиб как раз во время съезда, когда, думается, ни Сталину, ни Каменеву было совсем не до того, чтобы организовывать какие-то спецоперации и направлять боевиков к Есенину. Имелись у них дела и поважнее.

Следует заметить, что сценка с телеграммой на пленуме в 1926 году стала лишь крохотным эпизодом в борьбе за власть, о котором вскоре просто забыли. Сталин разгромил троцкистско-зиновьевскую оппозицию и без такого «убойного» компромата, как телеграмма.

Что же касается Блюмкина, то, называя вещи своими именами, к версиям об убийстве Есенина он просто притянут за уши. Нет никаких весомых свидетельств того, что он вообще находился в это время в Ленинграде.

Вероятно, авторы ввели его в свои гипотезы по двум причинам. Во-первых, он работал с Троцким и восхищался им, а значит, по их логике, мог выполнить и любую щекотливую просьбу своего кумира. Во-вторых, фигура Блюмкина давно уже превратилась в этакую раскрученную торговую марку «абсолютного зла», и если уж нужен кто-то на роль злодея-убийцы, то кого же взять, как не Блюмкина. Версия сразу приобретает некую убедительность. Ведь ему что посла Мирбаха грохнуть, что бывшего друга поэта Есенина «наганом со всего маху рукояткой в лицо!».