Глава XXII

Подготовка к новой переправе через Дунай. — Арест шпиона. — Битва при Ваграме. — Взятие Энцерсдорфа. — Сражение на Руссбахе

Приближалось время новой переправы через Дунай. Австрийцы все пристальней наблюдали за берегами разделявших нас небольших рукавов этой реки. Они даже укрепили Энцерсдорф, и, если какая-нибудь группа французских солдат подходила слишком близко к части острова, расположенной напротив этого поселения, неприятельская батарея сразу открывала огонь. Но когда французы появлялись здесь поодиночке или по два-три человека, австрийцы, как правило, не стреляли. Император хотел видеть вблизи подготовительные работы неприятеля, и рассказывают, что для безопасности он даже переодевался в солдата и стоял на посту. Но этот факт недостоверен. Но вот что было на самом деле.

Император и маршал Массена, одетые в сержантские шинели, а с ними и Сент-Круа в форме простого солдата дошли до берега реки. Полковник полностью разделся и вошел в воду, а Наполеон и Массена, чтобы рассеять у врага все сомнения, сняли шинели, будто тоже собирались купаться, а сами в это время изучали место, где хотели перебросить мосты и осуществить переправу.

Австрийцы так привыкли видеть в этом месте купающихся по двое или трое французов, что продолжали спокойно лежать на траве. Это доказывает, что на войне командиры должны сурово запрещать подобные передышки и нейтральные территории, которые войска устанавливают с обоюдного согласия с двух сторон.

Император хотел сначала перейти рукав именно в этом месте, установив здесь несколько мостов. Но было очевидно, что, как только часовые что-то увидят и забьют тревогу, из Энцерсдорфа придут расположенные там австрийские войска и помешают нашему строительству. Тогда решили сначала переправить на другой берег две с половиной тысячи гренадеров, которые должны будут атаковать Энцерсдорф. Таким образом гарнизон не сможет помешать нашим работам и переправе. Приняв это решение, император сказал Массене: «Первая колонна будет в самом трудном положении, поскольку враг сосредоточится прежде всего против нее. Это значит, что там должны быть наши лучшие части под командованием храброго и умного командира». — «Но, сир, это должен сделать я!» — воскликнул Сент-Круа. «Почему же?» — спросил император, которому понравился этот порыв, а вопрос он задал просто затем, чтобы услышать интересный ответ. «Почему? — продолжил полковник. — Да потому, что из всех офицеров на острове именно я уже шесть недель постоянно, днем и ночью, выполняю ваши приказания, и я прошу Ваше Величество в знак благодарности назначить меня командиром двух с половиной тысяч гренадеров, которые первыми должны высадиться на вражеский берег!» — «Ну что же, ими будешь командовать ты!» — ответил Наполеон, которому очень понравилась эта благородная доблесть. План переправы был окончательно разработан, атака намечена в ночь с 4 на 5 июля.

До этого времени в нашем корпусе произошло два важных события. Дивизионный генерал Беккер был неплохим, хотя немного ленивым офицером, и у него была привычка все критиковать. Он позволил себе вслух неодобрительно отозваться о плане атаки, задуманной Наполеоном. Императору доложили об этом, и он приказал генералу вернуться во Францию. Только в 1815 году генерал Беккер вышел из немилости. Начальником штаба корпуса стал генерал Фририон. Это был человек способный, с прекрасным характером, но по сравнению с таким человеком, как Массена, ему не хватало твердости.

Второе событие чуть не лишило императора самого Массены. Однажды, когда Наполеон и маршал объезжали остров Лобау, лошадь маршала попала в скрытую высокой травой яму, маршал сильно поранил ногу и не мог держаться в седле. Эта неприятность тем более огорчила императора, что Массена пользовался доверием солдат, прекрасно знал местность, на которой нам предстояло сражаться. Там проходило сражение у Эсслинга, в котором так славно участвовал Массена. Тогда маршал проявил большую душевную силу, оставшись при исполнении обязанностей, несмотря на большие физические страдания, заявив, что на поле боя его вынесут гренадеры, как маршала Морица Саксонского при Фонтенуа[79]. Для этого установили носилки, но я позволил себе сделать одно замечание, и маршал согласился со мной, что такой способ переноски претенциозен и не столь безопасен, как легкая повозка, запряженная четверкой лошадей, которая будет перевозить маршала из одного пункта в другой быстрее, чем это могли бы сделать люди. Решили, что на поле боя маршал будет в своей открытой коляске, а рядом с ним будет его хирург доктор Бриссе. Хотя доктор мог бы и не отправляться на поле сражения, он не захотел оставить маршала, так как компрессы на его ноге надо было менять каждый час. И он делал перевязку с большим хладнокровием посреди падающих ядер не только те два дня, которые длилась битва при Ваграме, но и во время последующих сражений.

Наполеон знал, что австрийцы ожидают его выхода с острова Лобау как между Эсслингом и Асперном, подобно тому как он сделал это в мае, и что они построили укрепления в промежутке, разделяющем эти две деревни. Он также понимал, насколько важно скрыть от австрийцев разработанный им план, как их обойти, перейдя через небольшой рукав Дуная возле Энцерсдорфа. Поэтому он строго следил за всем, что и как доставлялось на Лобау через большие мосты, связывающие остров с Эберсдорфом. Но для людей, находящихся на острове, большие приготовления, происходившие у них на глазах, не могли оставаться секретом.

Уверенные, что на острове находятся только французские солдаты и офицерская прислуга, все думали, что мы защищены от вражеской разведки. Это было ошибкой. Эрцгерцогу Карлу удалось поместить среди нас шпиона, и этот человек уже готовился предупредить его, что мы будем атаковать через Энцерсдорф, когда мамлюк Рустан получил анонимное письмо, написанное по-венгерски и адресованное императору. Его принесла хорошо одетая девочка, сказав только, что письмо важное и очень срочное! Сначала подумали, что это какая-то денежная просьба, но переводчики перевели послание и поспешили передать его содержание императору. Тот сразу отправился на остров Лобау, где немедля отдал приказ остановить все работы и выстроить не только войска, но штабы, администраторов, булочников, мясников, интендантов и даже слуг, которые должны были встать рядом со своими хозяевами. Когда все были построены и не осталось ни одного человека вне этого построения, император заявил войскам, что на остров проник шпион, надеясь, что его невозможно будет распознать среди находящихся там 30 тысяч человек. И теперь, когда все стояли в рядах, каждый должен посмотреть на своих соседей справа и слева. Успех этого метода был мгновенным, так как сначала воцарилась глубокая тишина, а потом два солдата воскликнули: «Вот незнакомец!» Человека арестовали, допросили, и он сознался, что переоделся во французского пехотинца, взяв вещи с солдат, оставленных на поле боя у Эсслинга.

Этот негодяй родился в Париже, казалось, был неплохо воспитан и даже образован. Страсть к игре разорила его, он бежал от своих кредиторов, укрылся в Австрии, где из желания найти средства к игре предложил свои услуги австрийскому штабу. Ночью лодка перевезла его с левого берега Дуная на правый, в 1 лье под Эберсдорфом, и забрала на следующую ночь по условному сигналу. Он уже успел совершить много таких поездок, прибывая на остров и выезжая с него в солдатской одежде, смешиваясь с разными отрядами, которые постоянно отправлялись в Эберсдорф за продовольствием и материалами. Боясь, что если он останется один, то его разоблачат, он всегда был в людных местах и работал с солдатами на укреплениях. Он покупал еду у маркитантов, проводил ночи рядом с бивуаками, а на рассвете брал лопату, как будто отправляется на работу, и обходил весь остров, осматривая строительство, и наспех все зарисовывал, лежа среди ивовых ветвей. На следующую ночь он собирался сообщить обо всем австрийцам и вернуться продолжить наблюдения. Этого человека судил военный суд, который приговорил его к смерти. Шпион раскаивался в том, что служил врагам Франции, и император уже хотел смягчить его участь, когда, в надежде склонить императора сохранить ему жизнь, тот предложил обмануть эрцгерцога Карла, передавая ему ложные донесения о том, что он видел на острове, а потом рассказывать французам, что происходит у австрийцев. Новая подлость возмутила императора, он предоставил виновного его судьбе, и того расстреляли.

День большого сражения приближался. Наполеон собрал вокруг Эберсдорфа всю армию, прибывшую из Италии, корпуса маршалов Даву, Бернадотта, гвардию и превратил остров Лобау в огромную крепость с сотней пушек большого калибра и двумя десятками мортир. Три крепких моста на сваях, защищенных эстакадой, обеспечивали переправу войск через большой Дунай между Эберсдорфом и островом. Наконец, оставалось перебросить несколько малых мостов через единственный рукав, который отделял нас от левого берега.

Чтобы утвердить эрцгерцога Карла в том, что он опять будет пытаться перейти между Эсслингом и Асперном, Наполеон приказал вечером 1 июля восстановить за ночь небольшой мост, который служил нашему отступлению после Эсслингского сражения, и перебросить по нему на противоположный берег, в лес, две дивизии[80], застрельщики которых должны были привлечь внимание неприятеля именно к этому пункту. В это время все готовилось к атаке в направлении Энцерсдорфа. Трудно понять, как эрцгерцог Карл, окруживший Эсслинг и Асперн огромными фортификациями (там было 150 орудий), мог поверить, что Наполеон будет атаковать его в лоб: это значило бы взять быка прямо за рога!

Дни 2 и 3 июля прошли в подготовке и с той, и с другой стороны.

Французская армия, перейдя большой рукав Дуная по трем мостам у Эберсдорфа, сконцентрировалась на острове, где император собрал 150 тысяч человек. Эрцгерцог Карл, со своей стороны, собрал равные силы на левом берегу, где австрийские войска, выстроенные в две линии, образовывали огромную дугу, чтобы окружить берега, прилегающие к острову Лобау. На правом фланге неприятеля эта дуга упиралась в Дунай у Флорисдорфа, Шпица и Йедлерзее. В центре у австрийцев находились деревни Эсслинг и Асперн, сильно укрепленные и связанные одна с другой фортификационными сооружениями с многочисленной артиллерией. Наконец, левая часть дуги, образованная австрийской армией, находилась в Гросс-Энцерсдорфе с сильным отрядом в Мюльлойтене. Эрцгерцог Карл наблюдал за всеми пунктами острова Лобау, через которые мы могли выйти, но, так как он, неизвестно почему, был уверен, что Наполеон нападет на его центр, перейдя небольшой рукав Дуная между Эсслингом и Асперном, австрийский генералиссимус разместил все свои силы на широких равнинах, простирающихся от этих деревень до Дойч-Ваграма и Маркграфнойзидля, крупных селений, расположенных на ручье Руссбах. Берега этого ручья, весьма крутые и высокие, были очень удобны для обороны. Впрочем, у эрцгерцога Карла было мало войск справа и еще меньше слева, потому что он предписал своему брату эрцгерцогу Иоанну, командующему Венгерской армией, выйти из Прессбурга с 35-тысячным войском, которое было у него в распоряжении, и 5 июля утром находиться в Унтер-Зибенбрунне, чтобы там примкнуть к левому флангу второй линии главной австрийской армии[81]. Но эрцгерцог Иоанн не выполнил этого приказа.

Следуя инструкциям императора Наполеона, французская армия начала свою атаку 5 июля в девять часов вечера. В этот момент разразилась ужасная гроза. Ночь была совершенно темной, шел проливной дождь, раскаты грома сливались с раскатами нашей артиллерии, которая, защищенная от вражеских ядер бруствером, направила весь свой огонь на Эсслинг и Асперн, чтобы убедить эрцгерцога Карла, что мы собираемся атаковать этот участок. Туда он и обратил все свое внимание, совершенно не беспокоясь о Гросс-Энцерсдорфе, куда были нацелены наши основные силы.

Как только раздались первые пушечные выстрелы, маршала Массену, еще очень больного, усадили в небольшую открытую коляску, которую окружили его адъютанты, и он направился к тому месту, где должна была начаться атака. Вскоре к нам присоединился император. Он был очень весел и сказал маршалу: «Я очень рад этой грозе. Какая прекрасная ночь для нас! Австрийцы не увидят нашу переправу у Энцерсдорфа и узнают об этом, только когда мы возьмем этот пункт, когда наши мосты будут установлены и часть моей армии закрепится на берегу, который, по их мнению, ими защищен…»

Действительно, храбрый полковник Сент-Круа высадился в тишине с 2500 гренадерами на вражеский берег напротив Энцерсдорфа. В этом месте лагерем стоял хорватский полк. Нападение было внезапным, но хорваты упорно защищались штыками. Наши гренадеры, подбадриваемые Сент-Круа, находящимся в самой гуще сражения, смяли врага, и он в беспорядке отступил к Энцерсдорфу. Перед этим населенным пунктом, окруженным зубчатой стеной, была проложена дамба, на которой находилась пехота, все входы на которую были прикрыты земляными укреплениями — флешами. Взять это селение было трудно, так как от выстрелов сразу загорелись дома. В результате гарнизон с минуты на минуту мог быть поддержан бригадой генерала Нордманна, размещавшейся немного сзади, между Энцерсдорфом и Мюльлойтеном. Но никакие препятствия не смогли остановить Сент-Круа: во главе своих гренадеров он захватил внешние укрепления, сам преследовал врага. И вот уже французы вперемешку с неприятелем ворвались на редан, прикрывающий Южные ворота. Ворота были закрыты. Солдаты Сент-Круа взломали их под градом пуль, сыпавшихся из бойниц городской стены. Захватив этот проход, полковник и его храбрые солдаты устремились прямо в город. Защищающий его гарнизон, ослабленный огромными потерями, укрылся в замке. Но при виде лестниц, которые Сент-Круа стал готовить для штурма, австрийский командир капитулировал. Так Сент-Круа, действия которого делают ему большую честь, овладел Энцерсдорфом к большому удовлетворению императора. Стремительный захват Энцерсдорфа отлично вписывался в его планы. Он тут же приказал перебросить восемь мостов через небольшой рукав Дуная между Лобау и Энцерсдорфом.

Первый из этих мостов был новой конструкции, которую придумал сам император. На вид он казался сделанным из одного куска, а на самом деле состоял из четырех секций, соединенных шарнирами, что позволяло ему изгибаться соответственно рельефу берега. Один из его концов крепился к прибрежным деревьям острова Лобау, в то время как с помощью троса, доставленного лодкой, другой конец моста тянули к противоположному берегу. Движимый течением, этот мост, поворачиваясь вокруг оси, закрепленной на берегу Лобау, мог быть использован сразу же, как только другой его край достигал противоположного берега. Семь остальных мостов были полностью установлены через четверть часа, что позволило Наполеону быстро переправить на левый берег корпуса Массены, Удино, Бернадотта, Даву, Мармона, армию принца Евгения, артиллерийский резерв, всю кавалерию и гвардию.

В то время как император спешил воспользоваться взятием Энцерсдорфа, эрцгерцог Карл, все еще убежденный, что его противник хочет высадиться между Эсслингом и Асперном, терял время и боеприпасы, осыпая градом ядер и снарядов часть острова Лобау, расположенную напротив этих двух деревень, думая, что наносит большой урон французским войскам, которые, по его мнению, были собраны в этом месте. На самом деле эти снаряды не производили никакого эффекта. В этом месте у нас были только одиночные разведчики, находящиеся под защитой земляных укреплений, в то время как основные войска, собранные напротив Энцерсдорфа, переходили через рукав Дуная. 5 июля утром австрийский генералиссимус был поражен, когда, направляясь на старое поле боя между Эсслингом и Асперном, где он рассчитывал сразиться с нами с большим преимуществом, он увидел, что французская армия уже обошла его левое крыло и движется на Заксенганг, которым она вскоре и завладела. Застигнутый врасплох слева и угрожаемый с тыла, эрцгерцог Карл был вынужден выполнить сильное движение назад к речке Руссбах, отступая перед Наполеоном, в то время как наши войска развертывались в боевом порядке на огромной открытой перед ними равнине.

Чтобы не быть застигнутыми врасплох эрцгерцогом Иоанном в случае, если тот прибудет из Венгрии и появится у нас справа, в Унтер-Зибенбрунне, император выслал туда три сильные кавалерийские дивизии и несколько батальонов, поддерживаемых легкой артиллерией. Эти войска должны были остановить первые атаки эрцгерцога Иоанна до прибытия подкреплений. Основная же часть армии и ее правый фланг, состоящий из корпуса Даву, была направлена на Глинцендорф и к Руссбаху. Центр состоял из баварцев и вюртембержцев, корпусов Удино, Бернадотта и Итальянской армии. Левый фланг, под командованием Массены, двигался вдоль рукава Дуная в направлении Эсслинга и Асперна. Каждый из этих корпусов должен был во время продвижения занимать деревни, находящиеся перед ним. Резерв состоял из корпуса Мармона, трех кирасирских дивизий, многочисленной артиллерии и всей Императорской гвардии. Генерал Рейнье с одной пехотной дивизией и многочисленными артиллеристами оставался охранять остров Лобау, расположившись возле восстановленного старого моста, служившего нам во время Эсслингского сражения.

После ужасной ночи наступил прекрасный день. Французская армия шла торжественно, в парадной форме, в идеальном порядке. Впереди двигалась огромная артиллерия, уничтожающая все, что неприятель пытался ей противопоставить. Полки генерала Нордманна, составляющие левый фланг австрийцев, первыми попали под наши удары. Выбитые из Энцерсдорфа и из Мулляйтена, они попытались защитить Рашдорф, но были отброшены и оттуда. Сам генерал Нордманн погиб в бою. Этот офицер был родом из Эльзаса, служил полковником в гусарском полку Бершени. К неприятелю он перешел в 1793 году с частью своего полка, тогда же, когда это сделал Дюмурье. После этого он находился на австрийской службе.

Французская армия не встречала на своем пути никакого серьезного сопротивления, и мы заняли последовательно Эсслинг, Асперн, Брайтенлее, Рашдорф и Зюссенбрунн. До этого момента первая часть плана Наполеона удалась, потому что его войска перешли через последний рукав Дуная и заняли равнины левого берега. Однако ничего еще не было решено. Противник вместо того, чтобы собрать все свои силы на ручье Руссбах, совершил огромную ошибку, разделив их и отступая двумя расходящимися линиями — к Маркграфнойзидлю за Руссбахом и на высоты за Штаммерсдорфом, где войска правого крыла австрийцев находились слишком далеко от поля боя.

Позиция на Руссбахе была сильной. Она возвышалась над равниной и защищалась ручьем, хотя и не широким, но представляющим собой очень хорошее препятствие. Его берега были очень крутыми, пехота могла преодолеть его с большими трудностями, а у кавалерии и артиллерии не было другого перехода, как по мостам, расположенным в деревнях, занятых австрийцами. Так как Руссбах был ключевой позицией обеих армий, Наполеон решил овладеть им. Он приказал Даву атаковать Маркграфнойзидль, Удино — Баумерсдорф, Бернадотту — Дойч-Ваграм, а принц Евгений с помощью Макдональда и Ламарка должен был перейти ручей между этими двумя деревнями. Гвардейская конная артиллерия подавила своим огнем австрийские войска, но маршал Бернадотт во главе саксонцев провел такую вялую атаку на Ваграм, что она не удалась. Генералы Макдональд и Ламарк перешли Руссбах и на какой-то момент создали опасность для вражеского центра. Но эрцгерцог Карл, храбро бросившись в этот пункт со своими резервами, вынудил наши войска уйти обратно за ручей.

Передвижения сначала проводились в строжайшем порядке, но наступила ночь, и наши пехотинцы, которые только что противостояли лобовой атаке австрийских шеволежеров[82], вдруг обнаружили позади себя французскую кавалерийскую бригаду, которую привел им на помощь генерал Сальм[83], но решили, что они отрезаны врагом. Это вызвало некоторый беспорядок: несколько саксонских батальонов начали стрелять по дивизии Ламарка. Однако со смятением, вызванным этими происшествиями, быстро справились. Атака маршала Удино на Баумерсдорф была отбита, поскольку была проведена очень несогласованно. Только маршал Даву добился успеха: он перешел Руссбах и обошел Маркграфнойзидль, собираясь овладеть этим городом, несмотря на очень сильную его оборону. Но наступившая ночь вынудила его приостановить атаку, и вскоре император приказал ему отойти на прежние позиции, чтобы не подвергаться опасности, оставшись изолированным за этой водной преградой.