Брат Карп

Вот группа махновских партизан, явясь неизвестно откуда, входит в сельцо. Вот им указывают старосту — везде власть имеет хоть какого своего представителя: а представитель следил, чтоб выполнялась сдача продукта для Германии.

Особо виселицами никто не увлекался. Хлопотно, да показушно, да веревка дорога в хозяйстве, нехватка ведь всего. И патроны тоже дороги, порой дороже золота. Так что — резали. Рубили. Сунуть шашкой в горло, либо рубануть ключицу до сердца, либо прорубить острием череп: сначала потеха накипевшей злобе и тренировка руке, потом — обычное военное дело.

Прирезали старосту, сказали речь, поснедали и расположились отдохнуть. Тут и пожаловали гайдамаки с пулеметом на повозке. А патроны кончились.

Гайдамаки всё были не первого срока — немолодые и несильные на вид. И командир взвода, как волостной писарь. Жупаны синие, шапки алые, и сбитые дырявые сапоги; и потертые винтовки.

Выстроили тесно партизан вдоль стены амбара.

— Я Махно! — сказал Карп и шагнул вперед. — Они не виноваты. Слушались. Их можно отпустить.

Хорунжий варты покивал благосклонно Карпу и скомандовал. Взвод выровнял стволы и дал два залпа.

…Хоронить Карпа привезли в Гуляй-Поле. Могилу вырыли рядом с отцовской. Народу полное кладбище. Сам батько бросил первую горсть на гроб брата. Без сил уже тихо плакала мать на руках двух других сыновей.

— Було нас пятеро, а осталось трое, — тихо сказал батько братам на поминках. — Желательно бы дожить до всеобщего счастья. Осторожнее как-то. А как?

Через два дня вырезали ночью роту немецкого гарнизона в сотне верст от Гуляй-Поля.