Рассказ командира танка 1-й роты Мартина Штайгера о действиях 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф»
Рассказ командира танка 1-й роты Мартина Штайгера о действиях 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф»
Ночи были теплые и звездные. Почти всегда в одно и то же время прилетала русская «швейная машинка», она же «дежурный унтер» — так наши солдаты называли их самолет-разведчик.
Наши ночные разведчики вдруг тоже стали проявлять активность, все чаще летая на участке фронта между Курском и Белгородом.
Линия фронта постоянно была под прицелом фотоаппаратов. Позиции артиллерии, районы сосредоточения танков, каждая траншея вместе с занимавшими ее солдатами — все это фиксировалось на пленку, которая затем проявлялась и увеличивалась в разведотделах армии. По этим фотографиям наши роты получали приказы. Артиллерия знала, какие сектора нужно обстреливать. Пикирующие бомбардировщики получали целеуказание, а танки разворачивались на тех направлениях, где у противника были сосредоточены свои танки и пехота. Так приводился в действие огромный план, проработанный в мельчайших деталях. Вот-вот должен был пробить час, когда содрогнется вся линия фронта. Мы ждали этого часа. Поэтому мы и переместились ближе к фронту и расположились лагерем в лесу.
Наступил вечер 4 июля 1943 года. На небе мерцали первые звезды, над пыльной землей стелилась тонкая пелена тумана. Движение на дороге усиливалось с каждой минутой.
Двигатели танков мерно гудели — мы направлялись на фронт. Основные ударные части русских были сосредоточены на выступе в районе Курска. Немецкое командование решило нанести контрудар с целью разгромить сосредоточенные войска и устранить главную угрозу весенней кампании еще до того, как противник завершит развертывание.
Тем временем русские оборудовали две мощные линии обороны к западу от Донца с противотанковыми рвами, позициями противотанковой артиллерии и неподвижно установленными танками. Атака была назначена на 5 июля. Задача: прорвать линию обороны противника по обоим берегам Ворсклы и занять высоты в районе Прохоровки вдоль железнодорожной линии, которая позволяла собрать танковые войска в один кулак. Наступающие части были усилены тяжелой артиллерией и минометной бригадой.
Дивизии вводились в бой поочередно: сначала «Тотенкопф», за ней — «Дас Райх» и далее — «Лейбштандарт». Атаку поддерживали пикирующие бомбардировщики.
На исходные позиции мы вышли где-то около полуночи. Мы легли спать под танками в ожидании утра.
В 3.10 забрезжил рассвет, первые лучи солнца потянулись над холмами. Становилось все светлее, и перед нами открылась впечатляющая картина: все танки полка выстроились клином в количестве, которого мы уже давно не видели.
3.15 утра. Шорох, шипение, свисток! Столбы дыма взметнулись в небо, словно гигантские органные трубы.
Артиллерия и минометы открыли огонь. Через несколько минут утреннее солнце заволокла плотная завеса дыма от разрывов снарядов.
Бомбардировщики шли непрерывным потоком: двадцать семь… восемьдесят один… Мы сбились со счета. «Штуки», тяжелые бомбардировщики, истребители, дальние разведчики… Казалось, будто звенит и поет сам воздух.
Наконец, пришел приказ: «Танки — марш!»
Наступление началось!
Несущиеся вперед танки… Пикирующие «штуки»… Горящие советские истребители… Столбы дыма от реактивных минометов, тянущиеся в небо… Тяжелые самоходки… Подбитые советские танки… Растерянные лица пленных… И снова и снова — черные грибы разрывов многочисленных снарядов. Так выглядело наступление к северу от Белгорода. Сражение продолжалось шесть часов. На широком степном склоне танки, словно рыцари, бьющиеся в конном строю, упорно рвались вперед. Десятки раз вокруг гигантов бушевали молнии, громы и облака дыма. Они продвигались вперед метров на десять, поворачивали вправо или влево и снова ревели двигателями. Командиры вглядывались в сторону противника через смотровые щели; радисты отправляли и принимали сообщения и приказы; заряжающие в секунды передышки вытирали заляпанные маслом руки, отбрасывали со лба пряди волос и подавали снаряд за снарядом в огромное орудие.
Подбитые вражеские танки пылали факелами посреди цветущего луга. Некоторые из наших танков тоже были подбиты и пылали, получив попадания снарядов. Противотанковые рвы у Березова казались почти непреодолимым препятствием. Артиллерия молотила по окопам, готовясь к нашему наступлению. Потом мы пересекли линию траншей. Русские сопротивлялись упорно. Противотанковые орудия вели огонь с замаскированных позиций, вокруг танков свистели пули противотанковых ружей. Но все же, несмотря на плотный огонь обороняющихся, наша атака продолжалась. Через пять дней боев мы впервые услышали название «Прохоровка». Пять дней мы с боями проходили одну линию обороны за другой, сравнивая их с землей и уничтожая противника. Мы прорвали хорошо укрепленный рубеж советской обороны, нанеся врагу огромные потери. И вот мы оказались перед Прохоровкой.
Впереди были «Долина смерти», деревня Прохоровка и река Псел. Никому из нас не забыть той атаки. Кошмар «Долины смерти», прозванной так из-за тяжелейших потерь, навсегда врезался в нашу память. Экипаж унтершарфюрера Пренцля стал жертвой прямого попадания снаряда, находясь вне танка. Едва мы переправились через реку Псел и взобрались на ее крутые берега, едва мы снова заняли позиции над долиной, как советские танки пошли в контратаку.
Они наступали батальонами и полками. Они шли целыми бригадами и дивизиями. Они целыми батареями подтягивали к нашему плацдарму орудия, залп за залпом обстреливавшие берег реки и занимаемые нами высоты. Танки рвались к нашим позициям в количествах, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться на таком клочке земли за все время боев на Востоке. Прохоровка стала не только бастионом к северу от Белгорода, не только стальной преградой на пути потока советских танков. Прохоровка стала могилой для многих храбрецов. Она стала символом обороны до последнего.