1967 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1967 год

Если год 1966-й для Владимира Высоцкого был трамплином к созданию серьезного песенного репертуара, то следующий, 1967 год стал его утверждением на этом поприще. В этом году Владимир Высоцкий создал одни из самых первых своих принципиальных произведений: «Спасите наши души!» и «Беспокойство» («А у дельфина…») В этом же году им были написаны песни: «Аисты», «Песня о новом времени», «Дом хрустальный», «Моя — цыганская», «Кассандра», «Лирическая».

Год 1967-й стал годом гастрольного триумфа певца Владимира Высоцкого, который в течение года совершил около 30 поездок, курсируя между Москвой, Ленинградом и Куйбышевым. Такое рекордное количество гастрольных поездок Высоцкий повторит теперь не скоро, только через пять лет, в период, когда его песенное творчество будет уже признано народом повсеместно.

24 и 25 мая Высоцкий выступал с концертами в Куйбышеве, и свидетель тех концертов И. Фишгойт вспоминал: «До нас доходили слухи, что Высоцкий — любитель выпить, но во время его приездов в Куйбышев мы убедились в обратном. Отказался он даже от пива. Пил только минеральную воду».

Концерты в Куйбышеве прошли с большим успехом, и, вернувшись в Москву, Высоцкий попал на собственный творческий вечер в ВТО, который состоялся 31 мая. Свидетель тех событий О. Ширяева отметила это событие в своем дневнике: «Первоначально вечер планировался на 17-е как чисто песенный. Представлять Высоцкого должен был Табаков, он в ВТО заведует молодыми. Но Ю. П. Любимов предложил перенести на 31-е, на среду, когда в театре выходной, и показывать сцены из спектаклей. Однако сам он внезапно заболел, и поэтому вышел директор, сказал несколько слов и предоставил слово Аниксту как члену худсовета Таганки…

Аникст начал с того, что он — в трудном положении. Обычно все знают того, кто представляет, и хуже — того, кого представляют. А тут, наверное, мало кто знает его, но зато все знают Высоцкого. Аникст подчеркнул, что это первый вечер Таганки в ВТО. И сам Высоцкий, и его товарищи рассматривают этот вечер как отчет всего театра. А как это хорошо, что у входа такие же толпы жаждущих попасть сюда, как и перед театром…

Еще Аникст сказал, что вот пройдет несколько лет, и в очередном издании театральной энциклопедии мы прочитаем: «Высоцкий, Владимир Семенович, 1938 года рождения, народный артист».

Аникст сказал, что Высоцкому очень повезло, потому что он попал в коллектив единомышленников. Восхищался разнообразием его талантов, говорил, что публика знает, что Высоцкий многое умеет, даже стоять на голове. Аникст говорил не только о Высоцком, но и о коллективе театра, о Любимове и о судьбах театра вообще. Он сказал, что Театр на Таганке — это не следующий традициям, а создающий их. Этот театр находится в первых рядах нового искусства. Его упрекают в отсутствии ярких творческих индивидуальностей, называют театром режиссера, но это не так. Высоцкий тому пример…

Высоцкий пел свои песни. С особым удовольствием, как он сказал, спел «Скалолазку», которая не вошла в картину «Вертикаль». Еще из новых: «Сказку о нечисти» и «Вещего Олега». Затем о хоккеистах, предварив песню рассказом о том, что его вдохновило на ее написание.

В конце вечера какие-то деятели поздравили Высоцкого от имени ВТО, поднесли официальный букет. Мне было не дотянуться до сцены, и я попросила сидевшую передо мной девушку положить мои гвоздики к микрофону…

Говорили еще, что артисты хотели прочесть Володе приветствие в стихах (читать его должна была Полицеймако), но им не разрешили из перестраховки».

Кинематограф в тот год баловал Высоцкого ролями. Он снялся у Киры Муратовой в «Коротких встречах» (в главной роли) и в июле начал пробоваться на роль в фильме Г. Полоки «Интервенция». На роль его утвердили, фильм был снят, но тут же запрещен и к зрителям пришел только после смерти Высоцкого. Надо отметить, что участие в этом фильме сильно осложнило дальнейшую кинематографическую судьбу Владимира Высоцкого. В год 50-летия Великого Октября он имел смелость, как обвиняли его высокие киноначальники, сняться в клоунаде-буффонаде в роли большевика-подпольщика. Картину эту было приказано смыть, но, к счастью, один экземпляр ее уцелел и все-таки дошел до зрителя.

Этим же летом он снялся на «Беларусьфильме» в эпизоде фильма «Война под крышами», где исполнил свою песню. Правда, роль была отрицательная — Высоцкий сыграл полицая. В июле подоспели и съемки в фильме Е. Карелова «Служили два товарища».

Утверждение на роль в этом фильме было самым трудным, хотя здесь, в отличие от «Интервенции», Высоцкий должен был исполнять роль белогвардейского офицера. Но вокруг имени Владимира Высоцкого ходили тогда всевозможные скандальные слухи, как имевшие под собой основание, так и огульные. Например, этим же летом на киностудии «Беларусьфильм» за распространение кассет с записями Высоцкого многие работники киностудии получили служебные выговора, а кое-кто и вовсе лишился работы.

Против утверждения Владимира Высоцкого на роль поручика Брусенцова выступил и начальник актерского отдела «Мосфильма» Гуревич. Описывая перипетии этого инцидента, Высоцкий писал жене Л. Абрамовой 9 августа: «Гуревич кричал, что он пойдет к Баскакову и Романову (руководители кинематографии Союза), а Карелов предложил ему ходить везде вместе. Это все по поводу моего старого питья и «Стряпухи» и Кеосаяна. Все решилось просто. Карелов поехал на дачу к больному Михаилу Ильичу Ромму, привез его, и тот во всеуслышание заявил, что Высоцкий-де его убеждает, после чего Гуревич мог пойти только в ж…, куда он и отправился незамедлительно».

Этот начальник актерского отдела «Мосфильма», сохранявший свой пост до 80-х годов, прославился и тем, что при нем был составлен черный список на актеров, которых не рекомендовалось приглашать для съемок. Попал в эти списки и Олег Даль, который в 79-м отказался сниматься в фильме А. Митты «Экипаж». После этого поступка он был внесен в черный список Гуревича, где указывалось, что в течение трех лет Олег Даль ни к каким съемкам на «Мосфильме» привлечен быть не может.

Жена актера, Елизавета Даль, касаясь этого инцидента, позднее вспоминала: «В свое время Даль отказался от съемок в фильме «Экипаж». Вопрос был решен мирно между режиссером А. Миттой и Олегом. Однако, когда подошло назначение на главную роль в фильме «Незваный друг» (1980), выяснилось, что Далю за отказ от участия в фильме «Экипаж» в течение трех лет на «Мосфильме» сниматься запрещено. Даль отправился для разговора к заведующему актерским отделом «Мосфильма» А. Гуревичу. Тот начал оскорблять артиста: «Кто вы такой? Вы думаете, что вы артист? Да вас знать никто не знает. Вот Крючков приезжает в другой город, так движение останавливается. А вы… Вам только деньги нужны». Олег молчал, сжимая кулаки, потому что понимал: еще минута — и он ударит. Пришел домой с побелевшим лицом, трясущимися руками и сел писать письмо Гуревичу, но все время рвал написанное. Долго не мог прийти в себя после такого чудовищного унижения и хамства». После того разговора Даль оставил в своем дневнике лаконичную запись: «Какая же сволочь правит искусством. Нет, наверно, искусства остается все меньше, да и править им легче, потому что в нем, внутри, такая же лживая и жадная сволочь».

В том же июле в Одессе с Высоцким произошел неприятный случай, который, правда, не стал достоянием гласности и потому не привел к новым неприятностям в судьбе артиста. В те дни он, а также его друзья Левон Кочарян, жена Левона Инна, Артур Макаров собирались на квартире подруги жены Кочаряна. Однажды в их компании оказался и 24-летний болгарский актер Стефан Данаилов, снимавшийся в те дни в советско-болгарском фильме «Первый курьер». И вот на той вечеринке, будучи в подпитии, Данаилов приказал Высоцкому: «Пой!» Тот отказался. Тогда Данаилов вытащил из кармана пачку денег и швырнул ее в лицо Высоцкому. Видевший все это Кочарян мгновенно вспыхнул от гнева и от всей души врезал будущему заслуженному артисту Болгарии, будущему члену болгарской компартии и лауреату Димитровской премии по его симпатичной физиономии. В результате вспыхнувшей в квартире потасовки серьезно пострадал Данаилов и двухспальная тахта хозяев квартиры. Правда, раны на лице Данаилова быстро зажили, и через несколько лет советские кинозрители смогли убедиться в этом, лицезрея болгарского актера в многосерийном телевизионном сериале «Нас много на каждом километре».

Между тем Владимир Высоцкий был утвержден на роль в фильме «Служили два товарища» и сыграл эту роль блестяще. Хотя воплотить все, что он задумал в ней, ему так и не удалось. Позднее он признался: «Я думал, что это будет лучшей ролью, которую мне удастся вообще сыграть когда-нибудь в кино. И так оно, возможно, и было бы, если бы дошло до вас то, что было снято. Но этого не случилось».

Все лето проснимавшись, Высоцкий в начале сентября вернулся в Москву, где ему предложили главную роль в фильме «Еще раз про любовь». Но судьба не дала ему этого шанса, и вместо Владимира Высоцкого партнером Татьяны Дорониной в фильме стал Александр Лазарев.

На середину этого года выпал и один из первых опытов Владимира Высоцкого в жанре прозы. В соавторстве с Д. М. Калиновской и при участии С. С. Говорухина им был написан сценарий фильма «Помните, война случилась в 41-м». Этот опыт вселил в Высоцкого уверенность в собственные силы, и он решил всерьез заняться написанием прозаических произведений.

В тот год неплохо складывалась и театральная судьба Высоцкого. Вышел «Пугачев» по С. Есенину, про роль Высоцкого в котором В. Смехов написал: «Главное в этом спектакле (едва ли не самом мощном по всем элементам) — это роль Хлопуши. Нет ни у кого на эту тему ничего, кроме пересказов и легенд. А у меня право увидеть все тринадцать ролей Высоцкого и, поставив высокие оценки за высоцких героев, наивысшим баллом наградить Хлопушу — идеальное воплощение по всем законам и «психологического», и «карнавального» театров. А ведь роль Хлопуши у Высоцкого в этом спектакле была совсем небольшая — всего около сорока стихотворных строк. И, несмотря на это, он сумел сделать ее чуть ли не главной ролью в спектакле». Премьера спектакля состоялась 23 ноября, почти через два месяца после открытия нового театрального сезона. Это была вторая премьера Театра на Таганке в этом году. Первая же состоялась 16 мая, за два месяца до закрытия сезона. Спектакль назывался «Послушайте!», и Высоцкий в нем играл роль В. Маяковского.

И вновь — В. Смехов: «В театре моей памяти Владимир Высоцкий не просто отлично читал Маяковского, играл от имени Маяковского — он, как и его товарищи, продлевал жизнь образа, по необходимости бороться сегодня с таким же, кто отравлял поэтам жизнь вчера. Жизнь и сцена сливались — это явление еще нуждается в серьезной оценке. Володя играл храброго, иногда грубоватого, очень жестокого и спортивно готового к атаке поэта-интеллигента… Премьера «Послушайте!» совпала с началом его личных событий. И сердечных, и авторских, и сходных с борьбой его персонажа».

То, что В. Смехов назвал личными событиями в жизни Высоцкого, началось в июле 1967 года, когда он встретил французскую киноактрису де Полякофф Марину-Катрин, или больше известную как Марина Влади. И встреча эта в скором времени предопределит уход Владимира Высоцкого от второй жены, на руках у которой останутся двое его детей. Но фактический уход Высоцкого из семьи произошел, по всей видимости, гораздо раньше того дня, когда судьба свела его с Мариной Влади, и строки 67-го года, написанные рукой поэта, наглядно об этом говорят:

Холодно, метет кругом, я мерзну, и мне

Холодно и с женщиной в постели…

Встречу ли знакомых я — морозно мне,

Потому, что все обледенели

Жалуясь в одной из тогдашних бесед своему другу В. Золотухину на свою неустроенную семейную жизнь, Высоцкий говорил: «Детей своих я не вижу. Да и не любят они меня. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину. А они орут… Разве это воспитание?

Да и с женой не лучше. Шесть лет живем, а у меня ни обедов нормальных, ни чистого белья, ни стираных носков…»

Надо сказать откровенно, что В. Высоцкий и сам никогда не являл собой образец примерного мужа. О его любовных похождениях на стороне, к примеру, знали многие, в том числе и Л. Абрамова. Не случайно в августе 1966 года, когда В. Высоцкий снимался в «Вертикали», в одном из своих писем Л. Абрамова не смогла скрыть своей ревности по отношению к Л. Лужиной, снимавшейся в том же фильме (В. Высоцкий посвятил ей песню «Она была в Париже»). На самом деле, по словам той же Л. Лужиной, у В. Высоцкого в те дни был бурный роман не с ней, а с актрисой Татьяной Иваненко.

В 1967 году у В. Высоцкого случился очередной роман с молодой студенткой Школы-студии при МХАТ, к которой он лазил на третий этаж общежития по карнизам и по трубам, минуя таким образом бдительную вахтершу на входе.

Однако роман со студенткой был всего лишь прелюдией к событиям, которые буквально перевернули всю личную жизнь 29-летнего Владимира Высоцкого. В том году судьба свела его с французской киноактрисой Мариной Влади. Об этой встрече лучше всего расскажут сами участники и свидетели тех событий.

Не догнал бы кто-нибудь,

Не почуял запах, —

Отдохнуть бы, продыхнуть

Со звездою в лапах.

Марина Влади: «Шестьдесят седьмой год. Я приехала в Москву на фестиваль, и меня пригласили посмотреть репетицию «Пугачева», пообещав, что я увижу одного из самых удивительных исполнителей — Владимира Высоцкого. Как и весь зал, я потрясена силой, отчаянием, необыкновенным голосом актера. Он играет так, что остальные действующие лица постепенно растворяются в тени. Все, кто был в зале, аплодируют стоя.

На выходе один из моих друзей приглашает меня поужинать с актерами, исполнявшими главные роли в спектакле. Мы встречаемся в ресторане ВТО — шумном, но симпатичном… Наш приход вызывает оживленное любопытство присутствующих. В СССР я пользуюсь совершенно неожиданной для меня известностью. Все мне рады, несут мне цветы, коньяк, фрукты, меня целуют и обнимают… Я жду того замечательного артиста, мне хочется его поздравить, но говорят, что у него чудной характер и поэтому он может и совсем не прийти. Я расстроена, но у моих собеседников столько вопросов…

Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы… Ты не ешь, не пьешь — ты смотришь на меня.

— Наконец-то я встретил вас…

Эти первые произнесенные тобой слова смущают меня, я отвечаю тебе дежурными комплиментами по поводу спектакля, но видно, что ты меня не слушаешь. Ты говоришь, что хотел бы уйти отсюда и петь для меня. Мы решаем провести остаток вечера у Макса Леона, корреспондента «Юманите». Он живет недалеко от центра. В машине мы продолжаем молча смотреть друг на друга… Я вижу твои глаза — сияющие и нежные, коротко остриженный затылок, двухдневную щетину, ввалившиеся от усталости щеки. Ты некрасив, у тебя ничем не примечательная внешность, но взгляд у тебя необыкновенный.

Как только мы приезжаем к Максу, ты берешь гитару. Меня поражает твой голос, твоя сила, твой крик. И еще то, что ты сидишь у моих ног и поешь для меня одной… И тут же, безо всякого перехода, говоришь, что давно любишь меня.

Как и любой актрисе, мне приходилось слышать подобные неуместные признания. Но твоими словами я по-настоящему взволнована. Я соглашаюсь встретиться с тобой на следующий день вечером в баре гостиницы «Москва», в которой живут участники кинофестиваля».

Это воспоминание живой участницы тех событий. Но таких живых свидетелей той встречи было еще несколько человек, и каждый из них вспоминает о ней по-своему. Фотожурналист Игорь Гневашев вспоминает: «Узнав, что в Москву приехала Марина Влади, я решил делать о ней фотофильм — чуть ли не каждый день жизни. Нас познакомили, и я ходил за нею всюду, и я видел, как они впервые встретились, — и он влюбился в нее в коридоре, мгновенно, с ходу, я видел это по его лицу совершенно ясно… По-моему, это Ия Саввина повела Марину после репетиции «Пугачева» за кулисы, в гримерку. Мы шли по коридору, и вдруг навстречу — он, с сопровождающими, естественно, лицами. Увидел «колдунью», чуть опешил и, маскируя смущение, форсированным, дурашливо театральным голосом: «О, кого мы видим!..». Она остановилась: «Вы мне так понравились… А я о вас слышала во Франции… Говорят, вы здесь страшно популярны».

Потом всей кучей сидели в его гримерке, пили сухое вино, и он, конечно, взял в руки гитару».

О событиях следующего дня нам вновь поведает Марина Влади:

«В баре полно народу, меня окружили со всех сторон, но как только ты появляешься, я бросаю своих знакомых, и мы идем танцевать. На каблуках я гораздо выше тебя, ты встаешь на цыпочки и шепчешь мне на ухо безумные слова. Я смеюсь, а потом уже серьезно говорю, что ты — необыкновенный человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней, у меня сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа… Ты отвечаешь, что у тебя у самого — семья и дети, работа и слава, но все это не помешает мне стать твоей женой. Ошарашенная таким нахальством, я соглашаюсь увидеться с тобой завтра».

И вновь вслед за словами Марины Влади воспоминания еще одного свидетеля тех событий — Аркадия Свидерского, близкого друга Владимира Высоцкого:

«Основное знакомство Высоцкого и Влади произошло в пресс-баре кинофестиваля. Это был последний банкет, присутствовали все наши звезды, все делегации…

Когда заиграла музыка, Сергей Аполлинарьевич Герасимов пригласил Влади на танец. Я пошел с его женой Тамарой Федоровной Макаровой, и в это время появился Володя. Он взял Марину, и они начали танцевать, и он ее уже не отпускал… А Лева Кочарян, я и все наши ребята, которые там были, мы их взяли в кольцо, потому что все прорывались к Марине танцевать. Но Володя до самого конца никому этого не позволил. Мне запомнилась его фраза, которую он тогда нам сказал: «Я буду не Высоцкий, если я на ней не женюсь».

Трудно поверить в то, что привыкшая к многочисленным знакам внимания со стороны мужчин, куда более эффектных, чем Владимир Высоцкий, французская знаменитость примет всерьез ухаживания русского актера. Вполне вероятно, что тогда ее просто занимало это откровенное признание в любви, это почти по-детски наивное ухаживание. По воспоминаниям того же Игоря Гневашева, Влади упрашивала своих московских знакомых: «Ребята, вы его уведите подальше от гостиницы, а то он возвращается и это… ломится в номер».

Надо отметить, что встреча с В. Высоцким летом 1967 года для Марины Влади была лишь забавным эпизодом и не предвещала (во всяком случае, для нее) в дальнейшем ничего серьезного. Более того, в те дни у Марины Влади было более сильное увлечение, чем русский актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда» (режиссер Анри Кольни), М. Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристоей Аврамом. В 1968 году К. Аврам приехал к М. Влади в Париж, имея, по всей видимости, намерения жениться на М. Влади. Но молодому актеру не повезло. Он сильно не понравился матери Марины и ее сестрам Одиль Версуа, Элен Валье и Тане Поляковой, которые посчитали его пустым и никчемным красавцем. Отношения с К. Аврамом были разорваны, а у Марины в результате этого случилась депрессия.

Но отдаленный от Парижа тысячами километров В. Высоцкий обо всем этом даже не догадывался. Впрочем, так же не догадывалась о новом увлечении своего мужа и Л. Абрамова, мать двоих его детей. Много поздней она признается: «Боялась ли я, что Володя ходит к женщинам? Нет, абсолютно. У меня и тени этой мысли не было. Боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет — «все». А так — нет, страха не было».

В том июле Высоцкий ничего не сказал своей жене о своем новом увлечении. Это и понятно: Влади была в Москве проездом, через несколько дней она должна была покинуть страну, и никто из них точно не знал, увидятся ли они еще когда-нибудь после этого. Не догадывалась ни о чем и сама Л. Абрамова: «И вот еще помню его приход, еще до нашего с Володей развода, в июле 67-го. А. Стругацкий жил с семьей на даче, мы его давно не видели. И гостей не ждали: у меня болели зубы, и физиономию слегка перекосило. Я была не дома, а у Лены, они с матерью, моей теткой, жили на улице Вавилова в первом этаже громадного кирпичного дома с лифтерами и пышным садом у окон. Аркадий позвонил именно туда, сообщил, что он в Москве, что скоро будет, потому что надо отметить событие: общий наш друг Юра Манин получил какую-то премию, или орден, или звание, уж не помню, но что-то очень хорошее и заслуженное. Зуб мой прошел, и физиономия распрямилась и просияла. Мы с Леной принялись за работу: застучали ножи, загремели сковородки. Форма одежды — парадная. Позвонили Володе в театр, там «Пугачев», спектакль недлинный, приходи к Лене, будет А. Стругацкий, Играй погениальней, шибко не задерживайся. Ну подумаешь — фестивальные гости на спектакле. Ну поговоришь, они поохают — и к нам. Стругацкий пришел с черным портфелем гигантского размера, величественный, сдержанно-возбужденный…

А Володя пришел поздно. Уже брезжил рассвет. Чтобы не тревожить лифтершу, он впрыгнул в окно, не коснувшись подоконника — в одной руке гитара, в другой — букет белых пионов. Он пел в пресс-баре фестиваля — в Москве шел международный кинофестиваль…»

Продолжая официально оставаться мужем матери своих детей, Высоцкий между тем тайно пишет письмо Марине Влади в Париж, а затем и звонит ей. Эти настойчивые звонки исходили из квартиры давней знакомой В. Высоцкого киноактрисы Л. Пырьевой, которая уехала в Ленинград, на премьеру в Доме кино фильма «Братья Карамазовы».

«В квартире моей я оставила Володю Высоцкого и Игоря Кохановского, не боясь никаких нежелательных последствий, а даже радуясь тому, что в квартире кто-то поживет в мое отсутствие. Когда я вернулась — очень скоро! — в Москву, я не поняла, в чей же дом я попала, — такой вид имело мое жилище. Володя отчаянно извинялся, показывал стихи, которые мне посвятил, пока я была в краткой отлучке, но я молчала и только руками отмахивалась. Потом он ушел, и я принялась за уборку. Выбросила массу бутылок из-под шампанского, кучи окурков, подмела, помыла пепельницы. Увидела и стихи, посвященные мне и лежащие возле телефона. Но я так была на Володю сердита, что изорвала листки в мелкие клочья. Увы, сделанного не воротишь. Через много лет я как-то приводила в порядок свои бумаги, складывала в разные ящики документы: по темам. И вдруг, разбирая содержимое шкатулки, увидела стихи, посвященные… нет, не мне, а Марине Влади…

Да, — пока я была в Ленинграде, а Володя у меня на квартире — он не только «забавлялся» шампанским. И не только писал стихи. Счета, которые я вынуждена была оплатить за его телефонные разговоры с Парижем, достигли сотни рублей. Сейчас это смотрится небольшой суммой, но в те времена это было очень существенно, можно было купить, например, две пары лучших импортных туфель…»

В том году страна отмечала 50-летие Великого Октября, и официальные власти стремились придать этому событию особый ритуальный характер. 7 ноября на Красной площади должны были состояться грандиозный парад и демонстрация в честь славного юбилея. Многие театральные коллективы готовили к этой дате премьеры спектаклей, посвященных событиям 17-го года. В афишах театров значились имена Н. Погодина, В. Серафимовича, И. Штока. Театр на Таганке в тот год выпустил «Послушайте!» и «Пугачева», и это был весь его скромный вклад в празднование столь знаменательной даты.

Между тем в ноябрьские дни 67-го спектакль театра «Современник» «Обыкновенная история» стал лауреатом Государственной премии. Как и было заведено в таких случаях, артисты театра в ресторане гостиницы «Пекин» устроили банкет. На нем гуляли: О. Ефремов, Г. Волчек, О. Табаков, М. Козаков, В. Розов, прибыла на тот банкет и министр культуры СССР Екатерина Фурцева. Участник банкета М. Козаков вспоминал: «Николай Сличенко ставит на поднос рюмку водки: «Чарочка моя серебряная, на золотое блюдце поставленная… Кому чару пить, кому здраву быть? Чару пить… Екатерине свет Алексеевне!» И с этими словами подносит чару — да, да, Екатерине Алексеевне Фурцевой. Выпила министр до дна, не поморщилась. Аплодисменты! Поздравила театр с праздником — и опять до дна. Аплодисменты, разумеется, пуще. А она и в третий так же точно — совсем как у Грибоедова, только там фамусовский дядя «нарочно» на пол падал, угодничая перед государыней Екатериной, а тут уж сама Екатерина, ну, пусть не государыня, но государственное лицо, пила, пила и тоже упала, вот разве что не нарочно, а натурально.

Плохо ей, бедняге, сделалось. А если бы на грозном верху узнали, что она мало того что в «Пекин» заявилась, но еще и «перебрала» и что потом ее под белы рученьки проводили в машину артисты, которые сами-то на ногах не держались… в общем, думаю, нагорело бы ей…»

В дни юбилейных торжеств и после них пил и опохмелялся вместе со страной и Владимир Высоцкий. Но конец ноября для него стал поистине триумфальным. 28 ноября он вновь побывал в Куйбышеве, но, в отличие от майских выступлений, теперь его концерты прошли в многотысячном Дворце спорта. Бывший с ним рядом Павел Леонидов вспоминал: «На перроне куйбышевского вокзала, несмотря на гнусную погоду, — столпотворение. Оказалось, что выйти из вагона нельзя. Нельзя, и все. Толпилась не только молодежь, толпились люди всех возрастов и, что удивительно, — масса пожилых женщин. Уж они-то почему? После я понял, что это матери погибших на войне не мужей, а сыновей, молодых мальчиков, помахавших мамам на прощанье, думавших, что едут немножко пострелять. Извините меня, пожалуйста, за банальные слова, но без них нельзя, я такой неподдельной, всенародной любви, как тогда в Куйбышеве, больше никогда не видел…

Концерт мы начали с опозданием на двадцать минут… Толпа требовала включения наружной трансляции Володиного концерта. Дежурный по обкому сдуру запретил, и в одну минуту среди мороза были разбиты все окна. Позвонили «первому» за город, трансляцию включили, между первым и вторым концертами окна заколотили фанерой».

Окрыленный таким триумфальным успехом, Владимир Высоцкий возвратился в Москву и 29 ноября с блеском отыграл премьеру «Пугачева».

Год этот был отмечен рядом знаменательных событий. В марте пределы страны неожиданно покинула дочь И. Сталина Светлана Аллилуева, что было явным проколом со стороны всесильного КГБ. В результате этого инцидента шеф КГБ Владимир Семичастный был снят со своего поста, и на его место пришел 53-летний Юрий Андропов. Но вступление в должность нового шефа КГБ совпало с двумя громкими скандалами, происшедшими летом того года и имевшими шумный, порой искусственный, резонанс далеко за пределами СССР. В центре скандалов оказались бывший кремлевский правитель Никита Хрущев и член худсовета Театра на Таганке поэт Андрей Вознесенский. Первый скандал разразился из-за того, что во Франции был показан небольшой фильм о частной жизни пенсионера Хрущева. Это незапланированное проникновение в святая святых номенклатурной жизни, к тому же в жизнь опальной для властей персоны, для кремлевских руководителей было фактом возмутительным. На даче Хрущева была тут же заменена вся охрана, а сам он, после крутого разговора на Старой площади с Андреем Кириленко, получил первое серьезное предупреждение.

Второй скандал произошел в июне, после того как 16 числа Андрей Вознесенский получил официальный отказ от Союза писателей СССР на поездку в США для выступления 21 июня в Нью-Йорке на Фестивале искусств. На запросы из США по поводу отсутствия на фестивале советского гостя Союз писателей ответил, Что Вознесенский заболел. Ответом на эту ложь со стороны уязвленного и физически здорового поэта явилось его письмо в Союз писателей, которое тут же стало гулять по Москве самиздатом. Письмо оперативно перепечатали западные издания, такие, как «Монд» и «Нью-Йорк таймс». Переполненный возмущением Ален Гинсберг даже ходил во главе демонстрации к миссии ООН в Нью-Йорке с плакатом: «Выпустите поэта на вечер». В связи с этим инцидентом Вознесенский был вызван на заседание Союза писателей и дружно подвергнут остракизму.

6 сентября, то есть через два с половиной месяца после начала скандала, «Литературная газета» напечатала материал одновременно против письма Вознесенского в «Правду» и его стихотворения «Стыд». В статье писалось: «…буржуазная пропаганда использовала Вознесенского для очередных антисоветских выпадов. А. Вознесенский имел полную возможность ответить на выпады буржуазной пропаганды. Он этого не сделал… ЦРУ обожает вас».

Статья была «единодушно одобрена» советским народом в трудовых коллективах, на стройках и боевых кораблях. Эпоха всеобщего «одобрямса» успешно продолжалась и при новом генсеке. Впечатления от всего происходящего в тот год выплеснулись у Владимира Высоцкого на бумагу:

Подымайте руки,

В урны суйте

Бюллетени, даже не читав, —

Помереть от скуки!

Голосуйте,

Только, чур, меня не приплюсуйте:

Я не разделяю ваш устав!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.