Похороны Сталина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Похороны Сталина

После долгих раздумий все-таки решил написать о виденном в дни похорон И. В. Сталина: только фактуру без оценок и пристрастий.

В последний год жизни Сталина в Министерстве государственной безопасности активно работали над созданием Главного разведывательного управления, в состав которого должны были войти основные оперативные подразделения разведки и контрразведки.

К марту 1953 года оно было практически создано. Ожидалось лишь юридическое закрепление. И в это время Сталина сразила болезнь. Публикуемые о ней бюллетени спасения не предвещали, чувствовалось ожидание худшего и беспокойство о будущем.

5 марта близко стоявший к медицине начальник отдела В. Иванов, возвращаясь с доклада от начальника Управления, зашел в мой кабинет и сообщил нам (нас было человек пять) о том, что Иосиф Виссарионович скончался. Это было около пяти часов вечера. До официального сообщения было еще далеко.

Спустя какое-то время пошел к своему начальнику отдела в намечавшемся ГРУ полковнику Николаю Патракееву. Он уже тоже знал о случившемся. Вдвоем мы говорили о многом, расходиться не хотелось, о делах не думалось. В отличие от обычных дней в кабинете тишина. Телефоны молчат, люди не заходят. Текли воспоминания.

Где-то в районе полуночи раздался телефонный звонок. Звонивший высказал Патракееву тревогу в связи с утечкой информации о кончине вождя. Ему стало известным сообщение об этом московского корреспондента «Ассошиэйдет пресс». Звонок в службу охраны Колонного зала сразу же внес ясность. Уже час как на фасаде Колонного зала и соседних домах (Госплан, гостиница «Москва») стали вывешивать траурные флаги. Так, мир узнал о случившемся, хотя до официального правительственного сообщения оставалось еще несколько часов. Оно прозвучало в шесть часов утра 6 марта.

Мы же оставались вдвоем с Патракеевым. И не зря. Около часу ночи позвонил его друг, один из руководителей Управления охраны правительства, и пригласил его в Колонный зал, где шла подготовка к установлению саркофага с телом Сталина. Утром начиналось прощание.

Патракеев взял с собой и меня. Почти бегом добрались до Колонного зала и, войдя в него, увидели уже установленный гроб и лежащего в нем Иосифа Виссарионовича. Служители обкладывали его венками и цветами, наводили порядок в пустом зале. Людей, кроме охраны, практически в зале не было. Стояли лишь две-три изолированные группы человек по 10–15, перекидывавшиеся отдельными фразами. Более близкой к гробу стояла группа членов Политбюро, скорее — похоронная комиссия. В центре ее находился единственно рыдающий в голос Н.С. Хрущев и грустно молчавшие В.М. Молотов, Г.М. Маленков, А.И. Микоян, Л.П. Берия и чуть в стороне Л.М. Каганович. Может быть, еще кто-то, но наше внимание было приковано к почившему вождю.

О чувствах трудно писать. Побыв там около часа, мы молча вышли из зала и разошлись по домам.

Помню лишь фразу Патракеева при прощании: «Жалко Хрущева, его переживаний. Он даже рыданий не может удержать, подобно грузинской плакальщице».

В последующие дни мне еще дважды была возможность побывать в Колонном зале, прощаясь с И.В. Сталиным, — 7 марта в составе делегации членов Парткома № 1 МГБ СССР и 8 марта с комсомольским активом госбезопасности.

8 памяти сохранилось тяжелое чувство прощания и нескрываемая скорбь и слезы людей, шедших через Колонный зал непрерывным многорядным потоком.

Совершенно неожиданно 8 марта мне позвонил мой хороший товарищ Михаил Иванович Гришунов, начальник отдела Управления правительственной охраны, и сказал о возможности дать мне и моему другу Михаилу Борисовичу Мухину пропуска на Красную площадь, на похороны Сталина. Мне дорого это внимание до сего дня.

9 марта мы пошли на площадь и оказались на правой трибуне, третьей от Мавзолея, среди делегации из стран народной демократии. Мы, в частности, попали в окружение польской делегации. Вскоре после нашего прихода к делегации подошел сопровождаемый приветствовавшими его людьми маршал Рокоссовский в форме маршала Польши. Это был его первый, как говорили, выход из госпиталя после ранения в Кракове, где в него стреляли террористы. Маршал был бледен, но весьма общителен, тепло откликаясь на приветствия, а поток желающих подойти к нему, пожать руку или сказать приветливые слова не прекращался вплоть до появления на площади лафета с саркофагом покойного.

День был погожий, но холодный. Термометр показывал около 12 градусов мороза, временами порхал снежок, но это не мешало многим на трибунах стоять, сняв головные уборы. Особенно жалко было смотреть на стоявшего на Мавзолее Ракоши. Его открытая лысая голова не могла не вызвать сочувствия. Рядом стояли Выл-ко Червенков, Климент Готвальд, Болеслав Берут. К сожалению, Готвальд и простыл в тот день, получил воспаление легких, и спасти его не удалось. Он умер через неделю.

Прошел митинг. Выступили Хрущев, Молотов, Маленков, Берия. Затем руководители партий и социалистических государств спустились с Мавзолея и внесли саркофаг в Мавзолей В. И. Ленина, на котором уже к этому времени появилась и надпись: «Сталин».

После все члены Президиума ЦК КПСС и с ними Чжоу Энь-лай ушли в Кремль, а остальные сгруппировались около центрального входа в Мавзолей. Туда же потянулись и с трибун делегации соцстран. Среди них были и мы с Мухиным. Неожиданно мы оказались почти у входа в мавзолей, неподалеку от Червенкова и Готвальда. К ним же подошел К. Рокоссовский.

Трудно передать наши переживания и ощущение чувств, нас обуреваемых.

Постояв минут двадцать, все направились в Мавзолей. Пошли и мы. Мне памятно это посещение до деталей. Войдя в первое помещение, перед ступенями лестницы, в темном углу справа стоял Отто Гротеволь, на груди его рыдала супруга, маленькая женщина в сравнении и рослым Гротеволем, а рядом, положив руки и голову ему на плечо, плакала Долоресс Иббарурри. Вся в черном, с открытой седой головой, она убивалась, не скрывая горя.

Саркофаг стоял напротив гроба В.И. Ленина у лестницы, по которой шел люд. Проходя мимо, можно было остановиться и посмотреть на Сталина через стекло. Лицо перед глазами. Оно осталось в памяти, не тронутое смертной тенью.

Возвратившись с похорон на службу, мне было о чем поведать собравшимся сослуживцам.

Мне приходилось видеть Сталина и в жизни, но не так близко. Это было на торжественных собраниях в Большом театре, на демонстрациях на Красной площади, на спортивных парадах и один раз на похоронах А.А. Жданова на Красной площади, у Мавзолея.

Но не об этом речь. Просто мне показалось нелишним привести здесь свидетельство очевидца тех похорон.